В холле прямо напротив двери висел портрет Джулиена Мэйфейра, великолепно написанный маслом в стиле Рембрандта. К сожалению, у меня не было времени рассмотреть его получше.
Стараясь как можно деликатнее проталкиваться через толпу гостей, я обогнул лестницу и стал пробираться к выходу из дома.
Однако не успел я отойти и пары шагов от нижней балясины перил, как вновь увидел
Сколько я ни осматривался вокруг в надежде отыскать его вновь, мне это не удалось. Гости толкали и пихали меня со всех сторон, словно намеренно, как мне казалось, мешая мне продвигаться вперед, хотя, конечно же, на самом деле никто не собирался препятствовать моему уходу.
Я был уже буквально в метре от входной двери, когда заметил, что кто-то из присутствующих указывает в сторону лестницы. Обернувшись, я увидел на ступенях ребенка – очаровательную светловолосую девочку. Хотя она выглядела слишком маленькой для восьми лет, сомневаться в том, что это Анта, не приходилось. Она стояла босиком, в одной лишь фланелевой ночной рубашке и с плачем, перегнувшись через перила, заглядывала в распахнутые двери зала.
Я тоже посмотрел в ту сторону и как раз в этот момент услышал, как кто-то охнул от изумления, после чего толпа в страхе стала быстро разделяться надвое, выстраиваясь по обе стороны от двери. В проеме двери, чуть левее того места, где я оказался, возникла фигура рыжеволосого мужчины, лица которого я не видел, ибо оно было обращено в сторону зала. Чувствуя, как у меня от ужаса буквально подкашиваются ноги, я словно в жутком сне наблюдал, как он медленно поднял правую руку с зажатым в ней пистолетом. Раздался выстрел, оглушительным эхом прокатившийся по всему дому. Присутствующих охватила паника, со всех сторон послышались крики. Люди бросились прочь. Кто-то упал, но остальные даже не пытались помочь несчастному. Они просто перешагивали через него, стремясь как можно скорее покинуть дом.
Стелла лежала на полу посреди зала, голова ее была повернута в сторону холла, глаза широко открыты. Я бросился к ней, но не успел: рыжеволосый мужчина опередил меня и выстрелил еще раз практически в упор. Тело Стеллы конвульсивно дернулось, из головы хлынула кровь.
Мне все же удалось наконец схватить мерзавца за руку, и следующая пуля вонзилась в пол. Крики гостей возобновились с новой силой. Послышался звон разбитых оконных стекол. Кто-то попытался обхватить убийцу сзади, а я тем временем вырвал у него оружие, правда при этом споткнулся о ногу Стеллы и едва не наступил на распростертое на полу тело.
Я рухнул на колени и, осознав, что все еще сжимаю в кулаке пистолет, отшвырнул его как можно дальше от себя и от убийцы, который в этот момент безуспешно вырывался из рук полудюжины державших его мужчин. Осколки оконного стекла вновь полетели в комнату и осыпали дождем не только нас, но и Стеллу. Кровь текла по ее шее и заливала съехавший набок на ее груди изумруд Мэйфейров.
В следующее мгновение мощный удар грома заглушил доносившиеся со всех сторон вопли и женский визг. Струи дождя потоком хлынули в дом, заливая окружавшие его террасы. А потом погас свет.
В ярких вспышках молний я успел увидеть, как несколько мужчин выволакивают убийцу из зала, а возле Стеллы опустилась на колени какая-то женщина. Она слегка приподняла ее руку, и, когда та безжизненно упала обратно на пол, из груди женщины вырвался мучительный, исполненный боли и страдания крик.
Тем временем девочка неслышно проскользнула в комнату и, по-прежнему босая, застыла на месте, не сводя взгляда с мертвой матери. Внезапно обе они – и стоявшая на коленях женщина, и Анта – зарыдали в голос. «Мама! Мама! Мама!!!» – все громче и громче пронзительно звал ребенок, перекрикивая все остальные голоса, словно с каждым криком все глубже и отчетливее сознавая, что случилось непоправимое.
– Да уведите же ее, хоть кто-нибудь! – не выдержав, вскрикнул я. Но малышку уже окружили сразу несколько человек и принялись успокаивать ее и уговаривать уйти из зала. Я отполз в сторону, чтобы дать им пройти, и поднялся на ноги только возле окна, выходившего на боковую террасу. При ослепительно белой вспышке следующей молнии я успел заметить, как кто-то поднял пистолет. Затем оружие передали кому-то еще, от него – следующему, причем каждый из тех, кому оно попадало в руки, держал его, словно пистолет был живым существом. Отпечатки пальцев – если они и были – не имели в данном случае никакого значения, ибо свидетелей преступления оказалось предостаточно. По той же причине я решил, что нет смысла оставаться там долее, и воспользовался первой же возможностью покинуть дом. Выйдя на боковую террасу, я спустился вниз, на лужайку.
Дождь лил как из ведра. Несмотря на это, здесь столпились несколько десятков человек. Женщины плакали, мужнины безуспешно старались прикрыть их от падающих с неба водяных струй снятыми с себя пиджаками. Все промокли, дрожали и казались совершенно растерянными. На мгновение вспыхнул свет, однако молнии заполыхали вновь, и огни окончательно погасли. Вдребезги разлетелось еще одно окно, сверкающий град осколков вызвал новый приступ паники.
Я поспешил в дальний конец усадьбы, рассчитывая никем не замеченным покинуть ее через заднюю калитку. Для этого мне пришлось быстро пробежать по выложенной каменными плитами довольно короткой дорожке, подняться на пару ступенек во внутренний дворик, затем обогнуть бассейн. Ну вот наконец и боковая аллея, напрямик ведущая к калитке.
Даже сквозь плотную завесу дождя я сумел разглядеть, что она открыта, и увидел за ней поблескивавшие от воды камни мостовой. Над крышами домов оглушительно гремели раскаты грома, яростно сверкавшие молнии на миг открывали взору поистине пугающую картину пустого сада: мокрые перила балюстрад, высокие камелии, пляжные полотенца, оставленные на спинках металлических стульев, которые сейчас больше походили на черные скелеты. Ветер шумел в листве и безжалостно раскачивал ветви деревьев.
Услышав завывание сирен, я поспешил к спасительной боковой дорожке, и тут передо мной возникла неподвижно стоявшая фигура. Мужчина словно в оцепенении молча замер справа от калитки, под сенью густых зарослей банановых деревьев.
Приблизившись, я заглянул ему в лицо. Это был все тот же призрак. Одному Богу известно, по какой причине он вновь появился на моем пути. Никакого разумного объяснения этому у меня не находилось. Сердце мое бешено забилось, тело напряглось, я почувствовал, как закружилась голова, и едва не потерял сознание. Ощущение было такое, как будто кровь застыла в жилах.
Он предстал передо мной в том же облике, что и прежде: мерцающие темные волосы, карие глаза, строгий, даже несколько чопорный костюм – и все это я видел словно сквозь дымку. Лишь капли дождя отчетливо сверкали в его волосах, на плечах, на лацканах пиджака.
Я был не в силах оторвать взгляд от его лица, искаженного мучительным страданием, с мокрыми от безмолвных слез щеками. Он смотрел мне прямо в глаза.
– Ради всего святого, поговори со мной, если можешь, – я почти слово в слово повторил просьбу, с которой еще недавно обращался к призраку несчастного Стюарта. Все произошедшее настолько потрясло меня, что, наверное, полностью лишило самообладания, ибо я стремительно бросился к нему, намереваясь схватить бесплотное видение за плечи и трясти до тех пор, пока не заставлю его ответить.
Призрак растворился в воздухе. Однако на этот раз в момент его исчезновения я ощутил легкое движение воздуха и теплое дуновение на своей коже. Его словно всосало в пустоту, а банановые деревья яростно закачались. Однако, возможно, виной тому были нещадно трепавшие их ветер и дождь. Уже через мгновение я не мог с уверенностью сказать, что именно видел и чувствовал и было ли это вообще. Сердце мое готово было выскочить из груди, голова вновь пошла кругом. Пора было выбираться из ужасного места.
Я торопливо шел по Честнат-стрит мимо множества растерянных, недоумевающих, рыдающих людей, потом свернул на Джексон-авеню и в конце концов обнаружил, что дождя давно нет, что мимо меня проносятся машины и сидящие в них даже не подозревают, сколь ужасная трагедия совсем недавно разыгралась всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Минутой позже я поймал такси и назвал водителю адрес отеля.
Быстро собрав вещи, я сам, не дожидаясь коридорного, отнес их вниз и расплатился за номер. Добравшись на такси до вокзала, я успел на ночной нью-йоркский поезд и пишу эти строки в спальном вагоне.
