– Боже мой! – только и смогла выдавить из себя Роуан. Она осторожно подошла к столику, не сводя глаз с этого богатства, словно камни и монеты были живыми существами.

– Поверить не могу! Нет, это невозможно. Они не могут быть настоящими.

Роуан молча смотрела на него, стоя по другую сторону кровати.

– Майкл, – наконец прошептала она, – не мог бы ты… Не мог бы ты коснуться их? Снять перчатки и коснуться – хоть на секунду.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, не могу… Не хочу…

Роуан обхватила себя руками за плечи – похоже, этот жест всегда свидетельствовал у нее о душевном смятении – и словно ушла в себя, глубоко задумалась о чем-то.

– Майкл, – вновь услышал он ее шепот, – тогда, быть может, ты коснешься какой-нибудь вещи Дейрдре? Ну, например, ее ночной рубашки… Или кровати…

– Нет, Роуан, не хочу. Мы же договорились, что не станем…

Она низко опустила голову, волосы упали на лицо, и Майкл не мог видеть выражение ее глаз.

– Послушай, – продолжал он. – Я все равно ничего не смогу понять. И только запутаю еще больше. В конце концов, что я могу увидеть? Сиделку, помогающую ей одеваться? Или доктора? Или автомобиль, проезжающий мимо дома в те минуты, когда она сидит на террасе? Я не умею пользоваться силой собственных рук. Эрон пытался научить меня, но пока безрезультатно. При мысли о том, что я увижу нечто плохое, мне становится не по себе. И к тому же я боюсь, Роуан. Боюсь, потому что она мертва… Поначалу я соглашался на просьбы людей и касался тех вещей, которые они мне приносили. А сейчас не могу. Поверь, я… Давай подождем, пока Эрон научит меня…

– А вдруг тебе удастся увидеть нечто хорошее? Если это будет нечто красивое, вроде того, что увидела та женщина в Лондоне, когда он попросил ее коснуться халата?

– Ты уверена, что она тогда не ошиблась? Ведь агенты Таламаски тоже люди, а людям свойственно ошибаться.

– Нет, они не обычные люди, – возразила Роуан. – Они такие же, как ты или я. И так же, как мы с тобой, обладают сверхъестественными способностями.

Роуан говорила мягко, без нажима, не пытаясь его принудить, но Майкл отлично понимал, что она сейчас чувствует.

Он вновь бросил взгляд на свечи, а потом перевел его на разбитую фигурку Святой Девы, по-прежнему валявшуюся на полу в ванной. Ему вдруг вспомнились майские процессии и мерно раскачивающаяся огромная статуя Богоматери, которую везли по улицам. И море цветов. А потом на память вновь пришли слова Дейрдре о том, что она хочет всего лишь нормальной жизни.

Майкл обошел вокруг кровати и остановился перед комодом. Затем выдвинул верхний ящик. Ночные рубашки из белой мягкой фланели, аккуратно сложенные, благоухающие нежным ароматом саше… А рядом другая стопка – летних, легких, сшитых из тончайшего шелка.

Он вытащил одну из них – совсем тонкую, без рукавов, с вышитыми на ней мелкими цветочками – и смятым комочком положил на верхнюю крышку комода. После этого неторопливо стянул с рук перчатки, на несколько секунд крепко сомкнул ладони и осторожно сжал пальцами маленький комок.

– Дейрдре… – закрыв глаза, прошептал он. – Только Дейрдре…

Перед ним распахнулось огромное пространство. В мрачном мерцании света он увидел сотни лиц, услышал ужасные вопли, вой и плач… Нестерпимо. Перешагивая через тела людей, к нему направлялся какой-то человек… Нет! Все! Хватит! Майкл выронил из рук рубашку и остался стоять с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить то, что увидел, и одновременно страшась повторения кошмара. Сотни людей, извивающихся, кривляющихся… И насмешливый голос, обращенный непосредственно к нему… Господи, что же это было? Он открыл глаза и пристально уставился на свои руки. Кажется, он слышал знакомый звук, доносящийся издалека… Да, барабан.

Ну конечно! Марди-Гра! Они с мамой бегут по улице, чтобы посмотреть на шествие тайной гильдии Комуса. Грохот барабана. Тот же ритм. А мерцающий свет – это факел…

– Я не понимаю, – пробормотал Майкл.

– Что, Майкл? Что ты сказал?

– Я не увидел ничего, что могло бы иметь хоть какой-то смысл. – Он сердито взглянул на ночную рубашку и медленным жестом протянул к ней руки.

– Дейрдре. Ее последние дни. Только Дейрдре незадолго до смерти. – С этими словами он вновь осторожно сжал в пальцах мягкую ткань. – Я вижу террасу, сад, бабочку, ползущую по сетке… Его рука возле нее… Это Лэшер, и она рада его приходу. – И если он сейчас оторвет взгляд от кресла-качалки, то увидит Лэшера. Майкл положил рубашку на место. – Светило солнце, вокруг было много цветов, и она… Она была в прекрасном настроении…

– Спасибо, Майкл.

– Роуан, я больше не хочу. Извини. Не могу снова решиться на это.

– Понимаю.

Роуан подошла к нему почти вплотную. Голос ее звучал тихо, успокаивающе, но в глазах явственно читалось недоумение. Ей страстно хотелось узнать, что же он увидел тогда, в первый раз.

Впрочем, Майкл хотел того же не меньше. Но был ли у него хоть малейший шанс?

И все же он здесь, в доме, наделенный силой, которую подарили ему они, – во всяком случае, он так считает! А он ведет себя как последний трус, он боится… Он, Майкл Карри, – трус? И после этого он смеет говорить о том, что намерен выполнить ту миссию, которую они на него возложили?

Разве он приехал сюда не по их желанию? Разве не они хотели, чтобы он коснулся здесь каких-то вещей? И она ждала от него того же. Так почему он отказывается?

Он протянул руку и коснулся изножия кровати Дейрдре. Вспышка. Время около полудня. В комнате несколько сиделок. Уборщица с пылесосом. Чей-то голос, жалобный, хныкающий. Все это мгновенно пронеслось перед его глазами, и видение расплылось, исчезло. Майкл провел пальцами по матрацу… Ее нога, белая, безвольная, словно сделанная из теста… А это Джерри Лониган. «Посмотри, ты только посмотри вокруг!» – тихо шепчет он своему ассистенту. Майкл коснулся стен. И опять возникло лицо Дейрдре, бессмысленно улыбающееся… А вот дверь в ванную… Сиделка, белая женщина, подталкивает ее вперед, уговаривает идти, боль буквально раздирает Дейрдре изнутри… Мужской голос… Уборщица ходит туда-сюда… Унитаз… Гул москитов… Боже! Да вы только посмотрите, какие пролежни у нее на спине – в том месте, которым она постоянно терлась о спинку кресла-качалки! Гноящиеся раны, чуть припудренные детской присыпкой. Люди, вы что, с ума все посходили? А сиделка все не позволяет ей встать с унитаза…

«Я не могу…»

Майкл повернулся и бросился вон из комнаты, оттолкнув в сторону Роуан, которая пыталась его остановить. Он коснулся балясины лестницы… Кто-то в хлопчатобумажном платье проскочил мимо него… Звук шагов по ковру… Крики, плач…

– Майкл!

Он помчался вверх по ступеням…

Ребенок надрывается от крика в колыбели…

Запах химикатов, полуразложившееся месиво в сосудах. Он видел его мельком, а теперь должен увидеть еще раз. И коснуться его. Он уже ощущал его запах вчера, когда приходил сюда, чтобы найти тело Таунсенда, только это не было телом… Скользнув пальцами по перилам, он увидел Роуан с лампой в руке. Роуан в ярости. Она пытается убежать от старухи, которая мучает ее своим рассказом… Чернокожая служанка… Плотник вставляет стекло в раму окна, расположенного над крышей террасы. «Господи, как здесь воняет!» – «Занимайся своим делом!» И вновь спальня Дейрдре… Вопли… Они достигают своего пика и вновь стихают… Потом вновь накатываются волной… Впереди какая-то дверь. Чей-то смех… Мужской голос, говорящий по-французски… Слова разобрать невозможно. Кошмарный запах из-за двери.

Нет, сначала нужно попасть в комнату Джулиена, к его кровати. Смех становится громче, к нему присоединяется детский плач. Кто-то бежит за ним по лестнице. Эухения вытирает пыль, жалуется на отвратительный запах… Голос Карлотты… слов не разобрать… Мерзкое пятно на том месте, где умер Таунсенд… Его последний вздох сквозь дырку в ковре. Джулиен. Да, тот самый человек! Тот, кого он видел,