– Мне тоже не нравится здесь, – заметив его жест, сказала Роуан. – Не хочу даже дотрагиваться до того, что ей принадлежало.

Она с неприязнью обвела взглядом комнату, и вид у нее при этом был несколько даже испуганным.

– Пусть Райен позаботится обо всем – он обещал. Кажется, он говорил, что Джеральд Мэйфейр должен приехать и все забрать, потому что свои личные вещи она завещала его матери. – Роуан было явно не по себе. Она вдруг вздрогнула и обернулась к большому зеркалу. – Опять этот запах камфоры! И еще чего-то… никак не пойму…

– Вербены и розовой воды, – пояснил Майкл. – Он теперь в моде.

– Отвратительный запах – он пугает меня и наводит на мрачные мысли.

Открыв дверь в дальнем конце комнаты, они оказались в маленьком коридорчике с короткой лестницей, которая вела к еще двум комнатам, расположенным одна за другой.

– В прежние времена здесь спали горничные, – сказал Майкл. – Эухения и сейчас живет в той, что подальше. Фактически мы попали сейчас в крыло, которое предназначается для прислуги. Этой дверью раньше не пользовались – просто потому, что ее не было. Ее пробили в кирпичной стене совсем недавно, всего несколько лет назад.

В конце коридора был виден тусклый свет.

– Там лестница, ведущая в кухню. А это ванная Эухении. Тебе, наверное, известно, что на Юге черные слуги не имели права пользоваться теми же ванными, что и белые.

Они вернулись в большую комнату и подошли к окну. Майкл отдернул шторы.

– Видишь, – сказал он, – вон там протекает река. А теперь взгляни на дом, стоящий напротив. Он тоже повернут в сторону речного берега. И кирпич точно так же оштукатурен под камень. Даже старинный каретный сарай сохранился. И дубы в саду не менее древние, чем здесь.

– Куда ни глянь – повсюду дубы, – тихо прошептала Роуан, словно боясь потревожить лежащую везде пыль. – И небо такого сочного голубого оттенка. Здесь даже свет другой. Похоже на Флоренцию или Венецию.

– Да, действительно… – рассеянно откликнулся Майкл, вновь оглядывая комнату Карлотты. Почему ее вещи вызывают у него такое отвращение? Быть может, неприязнь к ним передалась ему от Роуан?

– Что с тобой? – обеспокоенно спросила она.

– Пойдем отсюда.

Он схватил Роуан за руку и едва ли не вытащил в коридор.

Как не хотелось ей входить в комнату Дейрдре! И тем не менее ей придется пройти весь путь до конца. Майкл почти физически ощущал ее отвращение и душевное смятение, когда она смотрела на фотографии в рамках, на плетеные стулья в викторианском стиле… Заметив, как вздрогнула Роуан при виде жуткого темного пятна на матраце, он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Ужасно! – воскликнул он. – Надо будет позвать кого-нибудь, чтобы здесь все вычистили и вымыли.

– Я сама позабочусь об этом, – ответила Роуан.

– Нет, это сделаю я. Там, внизу, ты спросила, могу ли я взять на себя все работы по реставрации дома, нанять нужных людей и так далее. Так вот, это тоже входит в мои обязанности.

Откуда взялось это темное липкое пятно? Было ли оно следствием кровотечения, возникшего уже перед самой смертью, или бедная женщина вынуждена была лежать и медленно гнить в собственных испражнениях, стремительно разлагавшихся от жары и влажности?

– Не знаю, – прошептала Роуан, отвечая на его не заданные вслух вопросы, и прерывисто вздохнула. – Я уже попросила представить мне официальное заключение. Райен обещал помочь мне в этом. Кроме того, я говорила с сиделкой, с Виолой. Очень милая женщина. А врач сказал лишь, что необходимости в том, чтобы отправлять Дейрдре в больницу, не было. Вообще, разговор был каким-то странным. Врач был явно недоволен моим звонком и крайне неохотно отвечал на вопросы. А потом заявил, что самое гуманное было позволить ей умереть.

Майкл еще сильнее прижал Роуан к себе и провел губами по ее щеке.

– А что это за свечи? – спросила она, указывая на некое подобие миниатюрного алтаря возле кровати. – И эта ужасная фигура?

– Это статуя Богоматери. Иногда ее изображают вот так, с обнаженным сердцем. А свечи приносят из церкви. Это святые свечи. Когда в первый вечер после своего приезда я стоял за оградой и смотрел на окна, мне были видны их отблески. Но я и представить себе не мог, что она здесь умирает. Откровенно говоря, я понятия не имел, чьи это окна. Если бы я знал… Если бы я только знал…

– Но зачем их зажигают?

– Во имя спасения души умирающего. Приходит священник. Он совершает обряд последнего причастия. Когда я мальчиком прислуживал при алтаре, мне приходилось пару раз сопровождать священника и помогать ему при совершении такого обряда.

– Об этом они позаботились, а вот о том, чтобы отправить ее в больницу, – нет.

– Роуан, я сомневаюсь, что ты смогла бы что-то изменить, даже если бы была здесь, рядом. Даже если бы они заранее сообщили тебе о том, что она умирает, спасти ее едва ли было возможно.

– Райен сказал, что ее положение было безнадежным. По его словам, лет десять тому назад Карлотта согласилась, чтобы ей перестали давать лекарства. Организм уже ни на что не реагировал – остались только рефлексы. Райен уверяет, что они сделали все возможное… Но что еще ему остается говорить в такой ситуации? Вот почему я хочу сама прочесть историю болезни и сделать собственные выводы. Тогда, быть может, я почувствую себя лучше. Впрочем, кто знает…

Роуан отошла от кровати и еще раз внимательно оглядела комнату. Казалось, она пытается оценить ее состояние с той же беспристрастностью, с какой оценивала другие помещения в доме.

Майкл как можно тактичнее обратил ее внимание на то, что эта комната – единственная на этаже – в изысканности интерьера не уступает нижним помещениям. Он указал Роуан на лепные завитки над окнами, на хрустальную люстру, на лепной медальон потолка… Хотя огромная кровать не отличалась ни изяществом, ни красотой.

– Она совсем не такая, как остальные, – заметила Роуан.

– Да, она гораздо новее. Это уже не ручная работа. В конце прошлого века сюда привозили с Севера миллионы таких кроватей. Они вошли в моду. Возможно, ее заказала Мэри-Бет.

– Она как будто остановила время.

– Кто? Мэри-Бет?

– Нет, эта отвратительная Карлотта. Она словно заставила время остановиться, и жизнь в доме прекратилась. Ты только представь себе, каково было расти в таком доме юным девочкам! Судя по всему, у них не было ни одной красивой вещи – вообще ничего, что соответствовало бы их возрасту и интересам.

– Плюшевые медведи… – прошептал Майкл. Кажется, тогда в саду, в Техасе, Дейрдре говорила что-то о плюшевых медведях…

Но Роуан не расслышала его слов.

– Что ж, ее время истекло… – заключила она, но в голосе ее при этом не было ни уверенности, ни победных ноток.

Она вдруг схватила фигурку Святой Девы и с силой швырнула ее через всю комнату. Статуя упала на пол в ванной и раскололась на три неравные части. Роуан в ужасе смотрела на обломки, не в силах поверить, что отважилась на подобный поступок.

Майкл был потрясен. При виде валяющейся на полу разбитой статуи Святой Девы его охватило совершенно необъяснимое суеверное чувство, захотелось сделать что-нибудь, чтобы отвести неминуемую, как ему казалось, беду, – произнести молитву, постучать по дереву или, наконец, трижды плюнуть через плечо. Неожиданно взгляд его наткнулся на что-то блестящее… Он присмотрелся…

– Взгляни туда, Роуан! – воскликнул он и пальцами осторожно повернул ее голову в нужном направлении. – Туда, на столик возле кровати!

На столике стояла открытая шкатулка, рядом лежал бархатный кошелек, а вокруг них россыпью валялись золотые монеты и драгоценные камни.