Я сам тщательнейшим образом проанализировал всю имевшуюся в распоряжении ордена информацию о Роуан. Мне искренне хотелось верить, что Дейрдре Мэйфейр была бы счастлива узнать об успехах своей дочери, о том, что она добилась поистине выдающихся успехов, что она любима и уважаема всеми, кто ее знает. И я поклялся себе, что не стану тревожить душевный покой Роуан Мэйфейр рассказами о прошлом ее семьи. И если истории Мэйфейрских ведьм суждено завершиться, если дочь Дейрдре свободна от родового проклятия, что ж, нам остается только порадоваться, закрыть досье и никогда впредь не вмешиваться в ее жизнь.
Следует принять во внимание, что даже малая часть сведений, которыми располагает Таламаска, способна в корне изменить судьбу Роуан, а потому мы не вправе рисковать и, как только Дейрдре Мэйфейр обретет вечный покой, обязаны прекратить расследование. Однако мы должны быть готовы и к тому, что после смерти Элли Роуан все же вернется в Новый Орлеан и попытается выяснить правду о своем происхождении. В этом случае наше вмешательство окажется неизбежным.
В течение двух недель после похорон Элли нам удалось узнать, что Роуан не намерена ехать в Новый Орлеан. Она в то время завершала курс практического обучения в качестве ординатора университетской клиники, и времени на поездку просто не было. Кроме того, как выяснили наши агенты, Элли заставила дочь подписать некий документ – своего рода торжественную клятву в том, что Роуан никогда не вернется в Новый Орлеан и не будет искать своих настоящих родителей. Судя по всему, Роуан намеревалась сдержать клятву.
Кто знает, быть может, она никогда не увидит дом на Первой улице, быть может, «проклятие» ее не коснется, быть может, Карлотта Мэйфейр в конце концов одержит победу…
С другой стороны, зарекаться рано. Никто и ничто не помешает Лэшеру возникнуть однажды перед глазами этой поистине сверхъестественно одаренной молодой женщины, способной явственно читать чужие мысли. Ведь на самом деле она гораздо более мощный экстрасенс, чем ее мать или бабка, чем большинство предков, от которых она унаследовала столь великую силу и непомерные амбиции. Да, сейчас имена Мари-Клодетт, Джулиена или Мэри-Бет не скажут Роуан ничего. Но что, если настанет день, и она узнает всю правду о тех, кому они принадлежали?
Размышляя об этом, я часто вспоминал Петира ван Абеля. Имя его отца – великого лейденского хирурга и анатома – золотыми буквами внесено в историю медицины. И мне страстно хотелось сказать Роуан: «Вот о ком вы должны помнить! Вот от кого через века и поколения вы унаследовали свой талант в искусстве врачевания!»
Ход моих мыслей резко изменился в 1988 году, когда от наших агентов стали поступать первые сообщения о загадочных заболеваниях и смерти так или иначе связанных с Роуан в прошлом людей.
Так, например, девочка, с которой Роуан поссорилась на школьном дворе в Сан-Франциско, внезапно умерла от кровоизлияния в мозг, прежде чем успела приехать «скорая помощь».
В 1974 году Роуан чудом избежала изнасилования: в то время как она пыталась вырваться из рук напавшего на нее мужчины, у того случился инфаркт.
В 1984 году доктор Карл Лемле из Института Кеплингера пожаловался своей секретарше Беренис на жуткую головную боль, попросил принести аспирин и в разговоре упомянул о том, что незадолго до этого случайно встретил в университете Роуан и был поражен ее необъяснимой враждебностью: в ответ на приветствие мисс Мэйфейр бросила на него яростный взгляд и отвернулась. Ситуация была тем более неприятной, что все это произошло на глазах у многих коллег. За первым приступом последовали еще несколько, и вскоре Лемле скончался.
Итого пять смертей. Пять человек из близкого окружения Роуан Мэйфейр внезапно скончались от сердечно-сосудистых заболеваний. Трое из них – в присутствии Роуан, двое – вскоре после встречи с ней.
Понимая, что на это потребуется не один месяц, я все же дал задание нашим агентам проверить всех соучеников и коллег Роуан, записать имена тех, кого уже нет в живых, и выяснить обстоятельства их смерти.
Вскоре мне позвонил внештатный агент Таламаски Оуэн Гандер. Этот человек не состоит в ордене, но вот уже двадцать лет с успехом выполняет его задания и считается одним из наших лучших осведомителей. Ему не раз доводилось бывать в лондонской Обители.
Чуть позже Гандер прислал письменный отчет, в котором сообщил, что ему удалось выявить еще одну смерть. В 1978 году, в годы учебы Роуан в университете Беркли, у нее произошел конфликт с одной из студенток, которая, как считала Роуан, совала нос не в свое дело и без разрешения пользовалась лабораторными приборами Роуан. Во время ссоры Роуан до такой степени потеряла контроль над собой, – а это случалось с ней крайне редко, – что даже сбросила что-то с лабораторного стола. Девушка в ответ только смеялась, а потом еще долго издевалась над Роуан, пока ее не утихомирили другие студенты.
На следующий день студенты разъехались на весенние каникулы, после которых девушка в университет не вернулась. Как выяснилось, еще до их окончания она умерла в своем родном городе – в Пало-Альто, штат Калифорния. Что самое удивительное,
Получив сообщение, я немедленно из Лондона связался по телефону с Гандером и спросил, почему он так уверен, что Роуан ничего не знала о судьбе своей сокурсницы.
– Не только она – никто не знал, – ответил Оуэн. – После того как я обнаружил запись о смерти девушки, я беседовал со многими бывшими студентами. Все они помнили пресловутую стычку, но понятия не имели, что сталось потом с девушкой, и говорили примерно следующее: «Я ее больше не встречал»; «Наверное, она ушла из университета»; «Мы не были близкими друзьями. Не знаю, что с ней стряслось. Полагаю, она вернулась в Стэнфорд» – ну и далее в том же духе. Ничего удивительного – университет огромный, студентов много…
Тогда я попросил Гандера очень осторожно выяснить, известно ли Роуан о смерти Карен Гарфилд, любовницы Грэма:
– Пожалуйста, позвоните как-нибудь вечером и попросите к телефону Грэма Франклина, а когда Роуан ответит, что он умер, объясните, что на самом деле ищете Карен Гарфилд. Только прошу вас, Оуэн, постарайтесь не затягивать разговор и не слишком расстраивать Роуан.
Гандер позвонил следующим вечером:
– Вы совершенно правы.
– В чем? – не понял я.
– Она понятия не имеет, что способна на такое. Не знает, что Карен мертва. Она сказала, что мисс Гарфилд живет где-то на Джексон-стрит в Сан-Франциско, и посоветовала обратиться за более точными сведениями к бывшей секретарше Грэма. Эрон, она ни о чем даже не подозревает!
– Как она с вами разговаривала?
– Чуть раздраженно, но вежливо. Голос у нее усталый, но очень приятный. Исключительно красивый голос. Я набрался наглости и спросил, не виделась ли она с Карен. Доктор Мэйфейр ответила, что едва знакома с мисс Гарфилд, что та была подругой отца. По-моему, она была вполне искренна.
– Возможно. Но что касается отчима и той девочки на школьном дворе… Она не может не знать. Как и о насильнике.
– Согласен, Эрон. А если допустить, что это происходило против ее воли? Вспомните! Она была едва ли не в истерике, когда умерла девчушка, а попытка изнасилования привела ее в шоковое состояние. Что же до отчима, то, когда прибыла «скорая», мисс Мэйфейр делала все возможное, чтобы реанимировать его. Нет, либо она не понимает, что происходит, либо не может себя контролировать в таких ситуациях и это пугает ее до полусмерти.
Я дал Гандеру новое задание: покопаться поглубже в связях Роуан с мужчинами и выяснить, не было ли подозрительных с нашей точки зрения смертей среди ее бывших любовников в Сан-Франциско или округе Марин.
– Загляните в те бары, – посоветовал я Оуэну, – где Роуан бывала чаще всего. Попробуйте отыскать кого-нибудь из ее прежних дружков и как бы между прочим заведите разговор о том, что вы ищете Роуан Мэйфейр, поинтересуйтесь, видел ли ее кто-нибудь в последнее время. Копайте, Оуэн, копайте, но только не будьте слишком назойливы.
Гандер позвонил через четыре дня. Среди тех мужчин, сказал он, кто так или иначе мог быть знаком с Роуан, никаких подозрительных смертей не зафиксировано. Однако в болтовне завсегдатаев баров все же
