добивалась этого места, так что теперь вы вовсе не обязаны заботиться о моей репутации.

– Даже мужчине нелегко уберечься от голодных акул, что уж говорить о женщине! – тихо проговорил Кингстон. – Не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я употребил на это все свое старание.

– Совершенно верно. Что бы ни случилось, я вас ни в чем не буду винить!

Эмма спохватилась: она говорила так, словно уже дала согласие продолжить путь без айи.

– Поговорите с Тулси. Возможно, она еще нас удивит.

Но Тулси решительно отказалась продолжать путешествие в столь опасных условиях. Друзья уверили ее, что в Дели нет недостатка в британских семьях, нуждающихся в служанке, и уговорили остаться с ними. Кингстон сообщил об этом Эмме за ужином, состоявшим из вкусного рисового плова, овощей и орехов, а также воздушных слоек с карри, почти заставивших Эмму простить Сакараму его поведение во время крушения.

Наливая ей второй бокал вина, Кингстон наконец спросил:

– Каково же ваше решение, мисс Уайтфилд? Продолжите ли вы со мной это путешествие или предпочтете ждать, пока отремонтируют поезд, чтобы ехать дальше самостоятельно?

– Самостоятельно? Что вы говорите! Как же я найду Парадайз-Вью? Как вы вообще все это себе представляете? Ведь я не знаю даже языка!

Эмма была удивлена и расстроена словами Кингстона, но он не торопился ее утешить: откинувшись в кресле, Алекс наблюдал за ней, попивая вино.

– Хорошо, в таком случае вы могли бы отправиться в Дели с тремя другими дамами. В Дели они помогли бы вам добраться до Гвалияра. Я дам вам адрес одной индийской семьи в Гвалияре – это мои друзья, у которых вы смогли бы остановиться и дождаться, пока я кого-нибудь пришлю за вами или явлюсь сам. Это было бы разумнее, чем пускаться в столь опасное путешествие. Слишком велики расстояние и риск. Вы еще не знаете, что такое индийская жара. В джунглях не только жарко, но и влажно; влажная духота выматывает все силы. А лихорадка? Мне было бы куда спокойнее, если бы я знал, что вы находитесь в цивилизованном месте…

– Пользуетесь возможностью от меня избавиться, мистер Кингстон? – Эмма вскочила, забыв про боль в ребрах и ноге. – Я не менее вынослива, чем вы! Ни за что не поеду в Дели в обществе миссис Гейтвуд и ее надутых спутниц! Я еду вместе с вами в Парадайз-Вью – и точка. В Дели и в Гвалияре можно застрять навечно. Вдруг вы так никогда за мной и не пошлете? Тогда я окончательно лишусь возможности отыскать Уайлдвуд! Я категорически отказываюсь! Слышите? Категорически!

Она остановилась на полуслове, заметив выражение лица Кингстона. Его явно забавлял ее гнев. Как только она смолкла, он расхохотался. Это был смех уверенного в себе мужчины, получающего искреннее удовольствие от происходящего.

– Вы меня не разочаровали, мисс Уайтфилд. Так и знал, что вы это скажете!

Эмма не могла понять, то ли Кингстон насмехается над ней, то ли испытывает; он не оставлял ей времени на раздумья.

– Вы знали, что я поеду независимо от решения Тулси.

– Ожидал, что поедете, даже надеялся, но до последней минуты не был до конца уверен. Вдруг вас хватило бы только на хвастовство, но не на дело? Большинство людей таковы. Но теперь я знаю, что мы с вами действительно родственные души, прирожденные бунтари. У нас с вами много общего. Если уж мы наметим себе цель, то ничто на свете не в силах нас остановить, тем более чужое мнение. Разве не поразительно, что нас свела судьба?

Их глаза встретились. Сердце Эммы отчаянно колотилось.

– Когда мы выступаем? – спросила она хриплым, словно чужим голосом.

– Завтра утром. Если найденная мной кляча дотянет до Ганга, нас с вами ждет прогулка в шаткой коляске. Сакарам последует за нами в повозке. Нас будут сопровождать только несколько носильщиков. Остальные останутся здесь, при багаже, который мы не сможем взять с собой. Вы уже успели упаковать свое имущество?

Эмма отрицательно покачала головой. Носильщики принесли ей вещи перед самым ужином.

– Тогда займитесь этим сейчас. Вам придется довольствоваться только своей дорожной сумкой и еще одной в дополнение к ней. Не нагружайте их сильно. Подумайте о носильщике.

– Мне много не надо. Пожалуй, я обойдусь костюмом для верховой езды и еще кое-какой мелочью. – Эмма уже составила мысленный перечень: два ситцевых халата, два-три муслиновых корсажа, четыре пары фильдекосовых чулок, три нижние юбки, простое платье и вечернее платье на всякий случай…

– Главное – легкость, прочность и удобство. Никаких турнюров и корсетов. Там, куда мы направляемся, они вам не понадобятся.

Желая сохранить британское достоинство, Эмма возразила:

– Но на случай, если нас будут принимать…

– Я уже сказал: мы будем избегать общества, в котором надо появляться в турнюре и корсете. Я сам проверю ваши сумки и выброшу то, что хотя бы отдаленно напоминает то или другое.

Эмма зарделась: джентльмены никогда не говорят о турнюрах и корсетах.

– Когда мы доберемся до Парадайз-Вью, я пошлю за дурзи, который сошьет все, что вы пожелаете.

– Знаю, дурзи – это портной, – прошептала Эмма, чтобы скрыть свое замешательство. – Я о них уже слышала.

– Вот и славно. Значит, вам известно, с каким искусством они воспроизводят любой предмет туалета.

Эмма кивнула. Она не стала рассказывать, как Рози заказала однажды сшить платье по образцу имеющегося, и дурзи все добросовестно воспроизвел, вплоть до заплат на юбке и ленты неподходящей