приходилось кричать, чтобы голос его не утонул в шуме дождя и раскатах грома.

– Ничего страшного, – нетерпеливо отозвалась Сюзанна, выкарабкиваясь из коляски. – Пойдем скорее, а то промокнем.

Эдди с сомнением поглядел на лестницу. Ступеньки, конечно, не слишком высокие… но их зато много.

– Ты уверена, Сьюз, что справишься?

– Еще и тебя обгоню, бледнолицый, – отмахнулась Сюзанна и начала взбираться вверх по ступенькам с невероятным проворством, опираясь на крепкие, мускулистые руки и отталкиваясь от ступенек обрубками ног.

И она действительно едва его не обогнала. Эдди приходилось сражаться с громоздким металлическим креслом, бросить которое он не мог и которое очень ему мешало. К тому моменту, когда они добрались до верхней площадки, оба запыхались. От их промокшей одежды шел пар. Эдди подхватил Сюзанну под мышки, приподнял ее и вдруг замер на месте, обнимая ее за талию и прижимая к себе, вместо того, чтобы усадить обратно в коляску. Почему-то – знать бы еще, почему – им вдруг овладело игривое, сумасшедшее настроение. Ему хотелось ее. Прямо здесь и сейчас.

«Так, дайте мне отдышаться, – подумал он. – Ты добрался досюда живым, вот у тебя железы и трепещут, готовые к подвигам и загулу».

Сюзанна облизала губы и, запустив пальцы Эдди в шевелюру, дернула изо всех сил. Было больно… но, вместе с тем, так чудесно.

– Я же тебе говорила, что я тебя сделаю, мальчик, – шепнула она низким и хрипловатым голосом.

– Не ври… я был первым, на полступеньки. – Он постарался сделать вид, что он не так уж и запыхался, но ничего у него не вышло.

– Может быть… но зато ты весь выдохся. – Одна рука ее соскользнула вниз и легонечко сжала в том самом месте. В глазах у Сюзанны мелькнул огонек. – Но кое-что, наоборот, полно сил.

По небу прокатился гром. Они оба вздрогнули и рассмеялись.

– Ладно тебе, – сказал он. – То же мне, нашла время. Безумие какое-то! Бр-р!

Она не стала ему возражать, но еще раз легонечко сжала то самое место и только потом убрала руку и положила ее ему на плечо. Эдди – не без сожаления – усадил ее обратно в коляску и покатил ее по широким плитам под навес крыши. Ему показалось, что точно такое же сожаление промелькнуло и во взгляде Сюзанны.

Когда они были уже под крышей и сверху на них не лило, Эдди приостановился и оглянулся. Площадь Колыбели, улица Черепахи… весь город уже исчезал за трепещущей серой завесой дождя. И Эдди ни капельки не сожалел об этом. В его мысленной записной книжке Лад не значился в списке приятных воспоминаний.

– Смотри, – тихонько пробормотала Сюзанна, указав на ближайшую водосточную трубу. На нижнем конце ее красовалась большая рыбья голова, покрытая каменной чешуей. Судя по виду, рыбина эта состояла в ближайшем родстве с драконообразными чудищами, восседающими на углах Колыбели. Из пасти ее серебристым потоком струилась вода.

– Кажется, это уже не «кратковременные осадки», – заметил Эдди.

– Какие осадки?! Этот дождь будет лить, пока ему не осточертеет, а потом – еще капельку, просто назло. Может, это продлится неделю, а может, и месяц. Но мы можем до этого и не дожить, если Блейн друг решит, что наши рожи ему не понравились. Так что, собственно, нам без разницы. Стрельни-ка разок, мой сладкий, пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом мы тут немного осмотримся, ладно? Чего тут да как.

Эдди подошел к краю лестницы, выставил руку из-под навеса и выстрелил, направив «Рюгер» в забитое тучами серое небо. Именно этот выстрел – за милю, если не больше – и слышал Роланд, идущий по следу Гашера и Джейка по «лабиринту с ловушками». Еще пару секунд Эдди постоял на месте, пытаясь себя убедить, что все еще может закончиться хорошо, а сердце его ошибается, когда так настойчиво и упрямо твердит, что больше они никогда не увидят ни Джейка, ни Роланда. Все будет хорошо… Поставив пистолет на предохранитель, он сунул его обратно за пояс джинсов и вернулся к Сюзанне. Развернул коляску спиной к ступеням и покатил ее по проходу между рядами колонн, уходящих в глубь здания. По дороге Сюзанна достала Роландов револьвер и перезарядила его.

Здесь, под массивной каменной крышей, звук дождя превратился в таинственный, призрачный шелест. Камень стен приглушал даже раскаты грома. Колонны, поддерживающие Колыбель, были не менее десяти футов в диаметре. Их верхушки терялись во тьме под крышей. Оттуда, из полумрака, доносилось негромкое воркование голубей.

Из сумрачной мглы выплыла табличка, подвешенная на тяжелой хромированной цепи:

– Теперь мы знаем, как звали тот поезд, который свалился… свалилась в реку, – заметил Эдди. – Патриция. Только они перепутали цвета. Обычно считается, что для девочек – розовый, а для мальчиков – голубой, а не наоборот.

– Может, они оба голубые.

– Нет. Блейн розовый.

– Откуда ты знаешь?

Эдди растерянно поглядел на Сюзанну.

– Не знаю, откуда… я просто знаю.

Они двинулись по стрелке, которая указывала в направлении места стоянки Блейна, и вышли на открытое пространство, где когда-то, наверное, располагался посадочный зал. Эдди не обладал способностью Сюзанны проникать мысленно в прошлое и видеть его в серии ярких и четких зрительных образов, но он все равно нарисовал себе в воображении такую картину: просторная площадь с колоннами полна народу, люди спешат, ищут свои вагоны, обнимаются при расставаниях и встречах, и надо всем стоит цокот тысячи каблуков и гул неразборчивых голосов. А из динамиков, перекрывая все звуки, доносится голос, делающий многочисленные объявления:

«Производится посадка на поезд Патриция, следующий в направлении северо-западных баронетств…»

«Внимание, внимание, пассажир Киллингтон, пассажир Киллингтон, вас ожидают на нижнем уровне у справочного бюро».

«Блейн прибывает на второй путь. Встречающих просят пройти на платформу…»

А теперь здесь остались одни только голуби.

Эдди невольно поежился.

– Посмотри на те лица, – пробормотала Сюзанна. – Не знаю, как тебе, а мне от них жутко. – Она показала направо. Наверху на стене, в полумраке, Эдди увидел ряд каменных лиц: они выступали из белого мрамора и глядели на них сверху вниз – суровые мрачные лица палачей, влюбленных в свое ремесло. Несколько каменных голов отвалилось и валялось теперь в виде гранитных обломков под равнодушными взглядами мрачных своих сотоварищей, футах в восьмидесяти под ними, а те, что еще держались, были покрыты густой паутиной трещин и заляпаны голубиным пометом.

– Наверное, члены какого-нибудь Верховного суда, – высказал предположение Эдди, глядя с опаской на все эти тонкие сжатые губы из камня и пустые потрескавшиеся глаза. – Только у судей может быть такой вид: умудренный и сволочной одновременно… уж кому, как не мне, это знать! Ни одной нету приличной рожи. Такие, как эти, безногому крабу и костыля-то не подадут.

– «Груда поверженных изваяний, где жарит солнце, где не дает мертвое дерево тени», – продекламировала Сюзанна, и почему-то от этих слов у Эдди по коже пошли мурашки.

– Это откуда, Сьюз?

– Из одного стихотворения. Его написал человек, который, наверное, видел Лад в страшном сне.