исполняли суперхит сезона – «Длинную черную вуаль».

– Вот она, благодарность, – запыхтел отец, как будто из него вдруг выпустили пар. – Растишь их, заботишься о них и вот что получаешь…

Одной рукой он ухватился за спинку стула, словно боясь потерять равновесие. В другой он судорожно сжал сосиску, похожую на фаллос. Внезапно отец сотворил такое, что Чико глазам своим не поверил: он впился зубами в сосиску и принялся ее быстро-быстро жевать. Одновременно из глаз его брызнули слезы.

– Эх, сынок, сынок… – дожевав сосиску, простонал отец. – Так-то ты мне платишь за все, что я для вас делаю…

– А что ты для нас сделал? Привел в дом эту стерву?! – взорвался Чико, однако сумел вовремя остановиться и проглотить остаток фразы: «Если б ты этого не сделал, Джонни был бы жив!»

– Это тебя не касается! – ревел Сэм Мэй сквозь слезы. – Это мое дело! – Разве? – Чико тоже сорвался на крик – Только твое? А нам с Билли не приходится жить с ней?! Наблюдать, как она мучает тебя? А ведь тебе даже невдомек, что…

– Что? – Отец вдруг понизил голос, в нем зазвучала неприкрытая угроза. – Говори уж все до конца. Так что мне невдомек, а?

– Так, неважно…

То, что он едва не проболтался, привело Чико в ужас.

– Тогда лучше заткнись, Чико, или я вышибу из тебя мозги. – То, что отец назвал его по прозвищу, означало крайнюю степень бешенства. – Ты понял меня?

Обернувшись, Чико увидел Вирджинию. Судя по всему, она все слышала с самого начала и теперь молча смотрела на Чико своими большими, карими глазами. Глаза у нее, в отличие от всего остального, были действительно прекрасны… Внезапно Чико ощутил новый прилив ненависти.

– Хорошо же, я договорю до конца, – прошипел он и тут же сорвался на крик: – Ты, папочка, рогами весь порос и великолепно это знаешь, но поделать ничего не можешь!

Для Билли это было уже слишком: малыш уронил свою тарелку на пол и, тоненько взвыв, закрыл ладонями лицо. Фасолевый соус растекся по ковру, запачкав его новенькие туфельки.

Сэм шагнул к Чико и вдруг остановился под взглядом Чико, который словно говорил: «Ну же, давай, смелей! Ведь к этому все шло уже давно!»

Так они и стояли друг против друга в полной тишине, которую нарушил низкий, чуть с хрипотцой голос Вирджинии, поразительно спокойный, как и ее огромные карие глаза:

– У тебя была здесь девушка, Эд? Ты же знаешь, как мы с отцом относимся к подобным вещам. – И после паузы: – Она забыла носовой платок…

Чико уставился на нее, не в силах выразить словами, как он ее ненавидит, какая же она дрянь, грязная сука, сумевшая выбрать момент, чтобы вонзить ему кинжал в спину, зная, что защититься он не сможет.

«Ну, что же ты замолк, ублюдок? – говорили ее спокойные, карие глаза. – Тебе же известно, что было между нами незадолго до его гибели. Что, Чико, слабо рассказать отцу? Как же, так он тебе и поверил… А если и поверит, ты же понимаешь, что он этого не переживет».

Сэм, услыхав слова Вирджинии, ринулся на Чико словно бык на красную тряпку:

– Ты что, засранец, трахался в моем доме?!

– Сэм, что за выражения, – проговорила укоризненно Вирджиния.

– Поэтому ты и отказался поехать с нами?! Чтобы тут потра… Чтобы вы…

– Ну, давай же, продолжай! – крикнул Чико, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Ты что, ее стесняешься?! Да она и не такое слыхала и видала! Давай же, договаривай!

– Убирайся, – глухо проговорил отец. – Пошел отсюда вон, и не возвращайся, пока не надумаешь попросить прощения у матери и у меня.

– Не смей! – взвизгнул Чико. – Не смей звать эту суку моей матерью! Убью!

– Прекрати, Эдди! – раздался вдруг тонкий вскрик Билли. Ладони все еще закрывали его лицо. – Перестань орать на папочку! Ну, пожалуйста, прекрати же!

Вирджиния стояла в дверном проеме без движения, вперив уверенный, невозмутимый взгляд в Чико.

Сэм, отступив, тяжело опустился на стул и уронил голову на грудь:

– После таких слов, Эдди, я даже смотреть на тебя не хочу. Ты даже представить себе не можешь, какую мне причинил боль.

– Это она причиняет тебе боль, не я! Ну, почему до тебя никак не доходит?!

Он молча, не поднимая глаз на Чико, намазал хлеб горчицей и так же молча его сжевал. Билли рыдал. Карл Стормер и «Кантри Баккаруз» пели по телевизору «Драндулет мои старенький, но бегает еще дай Бог!»

– Прости его, Сэм, он сам не понимает, что болтает, – мягко произнесла Вирджиния. – Это все переходный возраст…

Змея снова победила, думает Чико. Все, конец.

Он поворачивается, направляясь к выходу. У двери он останавливается и зовет Вирджинию по имени.

– Что тебе, Эд?