кажется… да такого просто не бывает!
Тодд скромно потупился.
– И ведь никому ни слова. Прячешь, можно сказать, свои таланты.
– Да ну, этим только проговорись… совсем, скажут, завернутый. А то и с дерьмом смешают.
– Фу, какие слова, – машинально выговорила она сыну. И вдруг спросила: – Как ты думаешь, не пригласить ли нам мистера Денкера поужинать с нами?
– Может быть, – туманно ответил Тодд. – Слушай, мне пора рвать когти. – Поняла. Ужин в половине седьмого. Не забудь.
– Ладно.
– Папа у нас сегодня опять допоздна на работе, так что мы ужинаем вдвоем, возражений нет?
– Я в восторге, лапка.
Она провожала его влюбленной улыбкой. Надеюсь, думала она, в «Томе Джонсе» нет ничего такого, о чем не следовало бы знать тринадцатилетнему подростку. Вряд ли, если учесть, в каком обществе мы живем. За доллар и двадцать пять центов ты можешь купить «Пентхаус» в любой книжной лавке, а какому- нибудь расторопному мальцу и денег не надо – схватил журнал с полки, только его и видели. Так что вряд ли книга, написанная двести лет назад, может дурно повлиять на Тодда… а старому человеку какое-никакое удовольствие. И потом, как любит говорить Ричард, для подростка весь мир – огромная лаборатория. Пусть понемногу разбирается, что к чему. При здоровой семье и любящих родителях, если он и узнает о теневых сторонах жизни, – это только закалит его.
А уж такому, как наш Тодд, ничего не страшно. Так думала Моника, прослеживая взглядом удаляющийся велосипед. Хорошо мы воспитали мальчика, мысленно отметила она и стала делать себе сандвич. Хорошо, ничего не скажешь.
Октябрь 1974 Дюссандер похудел. Они сидели в кухне, между ними, на клеенке, – потрепанный том Филдинга. Тодд, не упускавший из виду ни одной мелочи, не пожалел денег, которые ему выдавали на карманные расходы, и купил «Комментарий Клиффа» с кратким изложением содержания романа – если родители вдруг проявят интерес к «Тому Джонсу», Тодд сумеет удовлетворить их любопытство. Сейчас он приканчивал буше. Он купил два пирожных, себе и Дюссандеру, но тот к своему пока не притронулся. Изредка тупо поглядывал на него и знай отхлебывал виски.
– И как все это переправлялось в Патэн? – спросил Тодд.
– По железной дороге. На вагонах писали «Медикаменты». Содержимое укладывалось в длинные ящики наподобие гробов. В этом что-то было. Заключенные выгружали ящики и составляли их в лазарете. Потом наши люди переносили ящики в складское помещение. Они делали это ночью. Склад находился непосредственно за душевыми.
– И это всегда был «Циклон-Б»?
– Нет. Иногда присылали… экспериментальный газ. Высшее командование постоянно требовало повышать эффективность. Однажды нам прислали новинку под кодовым названием «Пегас». Нервно- паралитического действия. От него, слава богу, вскоре отказались. Уж очень… – Заметив, как мальчик подался вперед, как загорелись у него глаза, Дюссандер осекся, а затем с деланным равнодушием махнул рукой с зажатым в ней пустым стаканчиком. – Он себя, в общем, не оправдал.
Но Тодда не так-то просто было обвести вокруг пальца.
– Пожалуйста, поподробнее.
– Не могу. – Дюссандера даже передернуло. Сколько же он не вспоминал о «Пегасе»? Десять? Двадцать? – Про это не буду! Я отказываюсь!
– Я сказал: поподробнее. – Тодд облизал с пальцев шоколад. – Иначе сами знаете, что будет.
ДА, подумал Дюссандер, ЗНАЮ. ЕЩЕ БЫ МНЕ НЕ ЗНАТЬ, МАЛЕНЬКИЙ ГАДЕНЫШ. – Серьезное мероприятие превратилось в канкан, – с трудом выдавил он из себя.
– Канкан?
– Это были какие-то немыслимые па… Многие при этом хохотали…
– Мрак, – сказал Тодд и показал на буше Дюссандера. – Вы что, не будете?
Дюссандер не ответил. Взгляд его застилала дымка воспоминаний. Сейчас он был далек и недоступен, как обратная сторона Луны. Все чувства смешались – отвращение и… и… неужели, ностальгия?
– Казалось, этому не будет конца. И тогда я приказал открыть огонь. Узнай об этом начальство, мне бы не поздоровилось. Фюрер тогда объявил, что каждый патрон – наше национальное достояние. Но этот хохот… я не мог, не мог я больше…
– Еще бы, – согласился Тодд, приканчивая второе пирожное. «Остатки сладки», как любила повторять мама. – История что надо. Вообще вы рассказываете что надо, мистер Дюссандер. Вас только расшевели.
Тодд поощрительно улыбнулся. И Дюссандер – да-да! – Дюссандер, сам того не желая, улыбнулся в ответ.
Ноябрь 1974 Дик Боуден, отец Тодда, человек прямой и недалекий, отдавал предпочтение консервативному стилю одежды. Дома он надевал очки без оправы, имевшие обыкновение съезжать ему на нос, что делало его похожим на директора школы. В настоящий момент сходство довершал табель с оценками за первую четверть, этим листком он грозно постукивал по столу.
– Одна четверка, четыре тройки и одна двойка. Двойка! Это же черт знает что, Тодд, мама старается не подавать виду, но она совершенно подавлена.
Тодд стоял потупившись. Когда отец чертыхается, тут уже не до улыбок. – У тебя никогда не было таких отметок. Двойка по алгебре! Как это прикажешь понимать?
– Сам не знаю, папа. – Тодд упорно разглядывал свои кеды.