задержался. Он сидел, обхватив голову руками. Слезы сочились сквозь сильные пальцы, не попадая ему в рот. Он по-настоящему не плакал с детства, хотя как следует не помнил и этого. Да и сейчас он обходился без всхлипов и стенаний. Он был печален, но одновременно ощущал облегчение. Он долго сидел в неподвижности. Картины прошлого вспышками возникали в памяти и медленно исчезали прочь. Уложенные ряды трупов и гниющие тела из военных лет сменялись счастливыми упоминаниями; семья, друзья и гордость за себя в годы войны.В то время как его сверстники фыркали на собеседников, которые, кроме мирной жизни, ничего не знали, мистеру Фарреллу было всё равно. Может быть, Харрис, летавший на бомбардировщике, был не прав в отношении Дрездена. Какая слава в том, чтобы жечь и дома и людей, как это бывало? В то же время он не понимал, чего бы он добился, ругая пенсионера, который делал то, что считал нужным. Все они тогда были детьми. Подростки в военной форме. Однако он поражался, глядя на изгибы истории, которую переписывали, пересматривали и выворачивали наизнанку. Он жил историей, насколько позволяла ему память. А через несколько лет он умрет, а может, и раньше. И тогда задача будет возложена на книги, которые из вторых рук будут рассказывать об истории.В конце концов мистер Фаррелл встал и справился со своей слабостью. Ведь ничем другим слезы и не могли быть. Его пол, его социальное положение отнимали у него право быть мягким, проливать слезы и открыто переживать горе. Оно было привилегией тех, кто располагал временем и испытывал повышенную потребность в проявлении эмоций. Он не жаловался, так как обладал внутренней силой, необходимой для того, чтобы идти по жизни, способностью смотреть в лицо трудностям и оказываться на верху положения. Слабый погружается в депрессию, когда названия теряют смысл и чахнет рассудок. Возможно, он и сам был уже на грани, когда страдал галлюцинациями и видел свою жену там, где ее, возможно, и не могло быть, слышать ее голос у себя в голове и позволять себе усваивать способ мышления Альберта. Но со всем этим он уже покончил. Она умерла.Его не трогали религиозные обряды и образы. Только одна реальная картина – жир тает на большом жару, вскипает стекает с очага и застывает. Во глубине души он завидовал Альберту с его спиритуализмом, и все-таки никогда не м0г погрузиться в себя. Вера дается с рождением. Если человек создает свою собственную теорию о жизни после смерти, то кто может сказать, что она не верна; всё равно что гадать по звездам. Время – вот суть вопроса. И хотя он ежедневно воссоздавал прошлое, ему в его возрасте было слишком трудно следить за препирательством между шагом вперед и шагом назад, будущее предлагает более простые и позитивные решения.

– Как прошло? – спросил Вине, когда его дед открыл дверцу автомобиля и сел на место пассажира.- Похороны как похороны, хотя на этот раз было лучше, чем обычно. Не было органиста, который бы играл на нервах и фальшивил, а говорили немного. По крайней мере отсутствовала суета, которая была при погребении твоей бабушки. Я помню всё, словно это было вчера. Ревел расстроенный орган, отдаваясь эхом в голове и сводя с ума. Потом приходский священник молол вздор о женщине, с которой никогда не встречался и о которой даже не знал, что она еврейка, родилась в Будапеште, а умерла атеисткой в Лондоне, что ей нужно его прощение, как мертвому припарка, хотя она и занимает участок на его кладбище. Клянусь, если бы он говорил еще дольше, меня бы повесили из-за него.Вине Мэттьюс кивал головой, не зная, что сказать. Потом он повернул ключ зажигания и направил машину к краю дорога, пытаясь пробиться вперед в потоке автомобилей. После смерти жены старику пришлось нелегко, но, кажется, сейчас он уже приходит в себя. Он нашел дырку и нажал на газ, торопясь оставить за собой крематорий. Со светофорами ему везло, и вскоре они уже мчались, оставив за спиной Чисвик Флайовер и нацелившись на Кью.- Ты должен приехать ко мне в Австралию, как только я там устроюсь, – сказал Вине. – Дай мне пару месяцев, чтобы всё наладилось, и приезжай. Живи, сколько хочешь. Работу я найду без труда. У меня там довольно много знакомых. Можем забраться в самую глушь и полюбоваться красотами. Стало потише, политические взгляды никого не волнуют, бандиты не беспокоят, нечего бояться и того, какой налог тебе выпишут в муниципалитете на следующиймесяц.- Ты же знаешь, я мог бы туда уехать много лет назад. Мой брат эмигрировал после войны, и он хотел, чтобы я испытал себя. Но мне это было как-то не по душе. Имей в виду, может быть, я тебя переправлю по сходной цене, хотя добраться дотуда не так дешево. Я не знал, какая сложится ситуация после войны. Это было увлекательное время в известном смысле; происходящее вокруг захватывало тебя полностью и не оставляло времени подумать. Потом, через некоторое время, чувство облегчения сменилось на грусть. В те дни ни от кого не приходилось ждать помощи. Не к кому было пойти и поговорить об увиденном и сделанном. Хватало хлопот с твоей бабушкой после всего того, что она пережила. Однако мы всё преодолели. Другого выбора не было. Или так, или сумасшедший дом. Может, мы были тогда сильнее, не знаю. Не то что вы, маменькины сынки, со своими адвокатами и социальной защитой.Оба рассмеялись. Винсу хотелось узнать, убил ли он кого-нибудь на войне, но никогда не спрашивал об этом. Уже в детстве он видел много такого, чтобы не задавать лишних вопросов. Этим трудно делиться, хотя и была война, борьба за выживание. Ему пришли на ум драки, в которых он участвовал, когда был помоложе. Он никак не мог соединить в одно два разных характера, оставаясь одним и тем же человеком. Попади он в сложную ситуацию, он будет сражаться за выживание, но одновременно он предпочитал совершить путешествие на другой конец света, чем съездить в Ливерпуль или Манчестер. Потерять голову из-за какой-нибудь девчонки было для него лучше, чем буянить перед входом в подозрительное заведение с глазами, мутными от выпитого и башкой, готовой получить еще одну оплеуху от какого-нибудь психа, выскочившего на улицу, чтобы причинить тебе серьезное увечье.- Я оплачу тебе перелет, не беспокойся. В прошлом ты немало сделал ради меня, когда я был мальчишкой, ну н ВСе такое. Ты просто отправляйся в «Хитроу» и получай удовольствие от поездки. И не подведи меня. Мама с папой говорили, что приедут, а ты приедешь сам, вот посмеемся. На машине ты заберешься в пустыню, а там ничего, кроме песка и линии горизонта. Обожженные горные цепи, как утверждают аборигены, – это спящие животные, которые создали мир. Это заставит тебя задуматься. Никакой психологии толпы, только кенгуру и, может быть, несколько аборигенов, погруженных в дрему на жаре.- Это будет моя вторая молодость. Детство не считается. В первый раз за границу с 1945 года. Ты же знаешь, я ни разу не летал на самолете. Говорят, это надо испытать. Приятней, чем спрыгивать с десантного катера под огнем немецких пулеметов, норовящих разрезать тебя пополам, когда ты выбираешься на берег, а сзади сволочь сержант со своим пулеметом, орущий, что уложит тебя на месте, если ты будешь долго копаться. Видишь ли, так оно и было. Если не поторопишься, несдобровать ни тебе, ни твоим ребятам.- Если ты летишь в Австралию, к тебе относятся со всем уважением, так как за место ты дал приличную сумму. Не то что какая-нибудь двухчасовая поездка в Испанию или Грецию, как на метро. Ты взялся за большое дело, и все заботятся о тебе. Дармовые напитки, еда на тележке и кино. Будут там и дурочки, работающие стюардессами.- Может, я найду себе какую-нибудь куколку, чтобы она позаботилась обо мне, кто знает. Для меня это еще актуально. Даже у старика время от времени возникает желание.Вине смутился. Ему не хотелось думать о том, как его дед займется делом, трахая какую-нибудь фифочку из «Бритиш Эарвейз» на пляже Бонди. Развлекает ее приятной болтовней, натягивает презерватив, раздвигает ей ногизабивает в империю «Британских Авиалиний» свой пролетарский болт. Костлявый зад движется вверх-вниз в ритме духового оркестра, голоса в некотором отдалении, блондинка с голубыми глазами, покоренная чарами пенсионера, медали, которые он редко надевает, потому что считает их мусором, фиолетовые ногти длиной в километр впиваются в сухую, как наждак, кожу, а вот дело доходит до стонов -дань возрасту и опыту. Состарившийся гигант секса из рест-Энда на гастролях в провинции. Блондинки в бикини порхают вокруг довоенной модели учителя вальса, уплетающего завтрак ранним утром. Вине тряхнул головой. Такие девицы, должно быть, недоразвиты. Противно. Совращение малолетних, только наоборот. Он взял кассету с магнитофонной записью техно Spiral Tribe, сделанной братом, вставил ее в плеер и убавил громкость, чтобы было чуть слышно.- Поднимаешься высоко над облаками, а потом пролетаешь па теми местами, о которых говорят в новостях: Эль-Кувейт, Дели, Сингапур, всё что угодно, и оттуда из космоса глядишь на всё сверху, очертания облаков, а когда солнце восходит, а ты смотришь в окно, то кажется, что видишь, как искривляется пространство. Словно ты уже на полпути к тому, чтобы стать астронавтом, путешествуешь в компании с ангелами. Необычные ощущения. Ничто не может навести тебе и малейшего вреда.. – Звучит неплохо. Потом проверим. Ты, наверное, больше не приедешь сюда.- Приеду. Месяцев так через шесть, примерно. Я люблю Англию и всё такое прочее, но она – черт знает что, правда. Здесь – вся ерунда, которую приходится таскать на своем горбу. То есть я знаю, везде одно и то же, куда ни поедешь, во Мне хочется скорее быть снаружи и, пригнувшись, заглядывать внутрь, чем находиться в гуще вещей, которые все время подвергаются насилию.Винс миновал мост Кью, включил правый поворот. остановился, ожидая разрыва в потоке машин, чтобы свернуть на Южное кольцо. Он съехал к главному входу в парк Кью и легко нашел место для