Папа держит маму за руку, я бегу впереди вдоль берега, а Сара пытается угнаться за мной, орёт мне почти что в ухо. Я на год старше и немножко сильнее, я не хочу, чтобы она плакала, я притормаживаю и позволяю поймать себя, но делаю это как бы невольно, незаметно, чтобы не испортить её победы. Мы вместе приближаемся к краю воды и стоим без дыхания, держимся за руки, как мама с папой. Я оглядываюсь на них, они о чём-то смеются, мама машет нам, папа пинает песок, ветер встречный и песок летит на него, и на маму, она отворачивается, чтоб не попало в глаза, и вот она даёт ему взять себя под руку и они постепенно приближаются…

– Давай, входи в воду, – говорит Сара.- Не хочу, я кроссовки намочу, – говорю я.- Ты – трус.- Я не трус, я ничего не боюсь.- Нет, боишься. Ты боишься, что папа тебя заругает, а мама даст по попе.- Папа меня не заругает. Ему не важно, намочу я кроссовки или нет, потому что мы на море, а на море – это неважно, на море все неважно.- Тогда мама тебе всё равно надаёт.- Ну и что?Я бегу немного вперёд, Сара за мной, мы останавливаемся и смотрим на грязь впереди – по ней бежит большая чёрная собака, она бежит к лодкам, осевшим на грязи. Бежит очень быстро к стае чаек, качающихся на глади воды, и когда она приближается, они взлетают, летят низко, касаясь края воды, и собака изо всех сил старается поймать их, и вдруг, словно чудо, они резко взмывают в воздух – и мне хочется улететь с ними. Я немножко боюсь за птиц, ведь собака может поймать их и съесть, но они не глупенькие и просто дразнят её – позволяют приблизиться к ним ровно настолько, чтобы вовремя взлететь и всё. Я смотрю, как они взлетают в воздух, и собака делает большой круг, её лапы тонут в воде, она возвращается на берег, мне становится страшно – она идёт на нас с Сарой, и я загораживаю свою сестру, потому что мальчики должны идти справа от тротуара, чтобы ограждать девочек от машин, которые могут их сбить, ведь я сильнее моей сестрёнки и других девочек, и я не должен их бить никогда, потому что это нехорошо, но тут я замечаю большого человека в чёрном пиджаке с большой металлической цепью, он зовёт собаку и она разворачивается, отбегает, я оглядываюсь туда, где сидели чайки – они вернулись и опять плавно себе качаются.- Вы оба победили в забеге, – говорит папа. Он поднимает меня вверх над головой, мой папа, он такой большой и сильный, самый сильный на свете, не считая боксёров, ну и таких вот людей, типа них, хотя может, он такой же сильный, как и они, не знаю.- Вы оба – победители, – говорит он. – Ставит меня на землю и поднимает Сару, она смеётся, но немножко боится, и не знает, что делать.- Осторожно, не урони её, – говорит мама, – и тоже беспокоится.Но папа – как Супермен, у него – настоящие мышцы. Хотя у Супермена нет татуировки Вест Хэма, а папа не носит красный костюм и накидку. Он говорит, что летает как Супермен высоко в небе и залетает на другие планеты в космосе, пока мы спим, но я ему не верю, мне кажется, он шутит, а если бы я мог летать, как птицы, то я бы летал с папой, но ведь птицы не могут летать до луны и до других планет, и я тоже не хотел бы – там нет воздуха в космосе, я бы задохнулся, а может быть, мы даже встретили инопланетян, а они бы взяли и провели над нами эксперименты, как люди над кроликами и собаками и другими животными. В любом случае, если бы он и вправду мог летать, то довёз бы нас до Саутэнда па спине, а не на машине, и мы бы здесь быстрее оказались, и Сару бы тогда не вырвало на заднее сиденье, но тогда бы она могла упасть, и тогда бы папе пришлось устремиться за нею и поймать её, чтоб она не разбилась на мелкие-мелкие кусочки.- Кто-нибудь хочет есть? – спрашивает мама, и Сара говорит, что умирает с голоду, но я вспоминаю, как её вырвало на заднее сиденье, и говорю, что не хочу…- Даже чипсы не съешь? – спрашивает мама, и я киваю головой вверх и вниз, потому что чипсы – моя любимая еда.- Ну, тогда пошли, – говорит папа, – и мы направляемся через песок к бетонной дорожке, взбираемся на неё и идём вдоль по кромке, прямо к кафе. Мы садимся у окна, и нам видно, как в гавань входят корабли, и папа говорит, что они идут в Лондон по Темзе, и что раньше они доходили аж до самых доков Ист-Энда, но это было давно, ещё до него, и что времена меняются, и люди меняются, и что была большая война или чего-то такое, а потом были профсоюзы, а богатым они не нравились, и богатые построили шикарные здания, а бедным ничего не досталось.- Что вы хотите? – спрашивает девушка, папа говорит -она официантка, и я говорю, что хочу рыбные палочки, и чипсы, и горох, и стакан кока-колы.Сара берёт то же. И папа с мамой. И ещё папа просит побольше хлеба, и масла, и потом все просят побольше хлеба и масла, и в кафе теплее, чем на пляже, и папа говорит, что мы хорошо рассчитали со временем, потому что народу в кафе прибывает, и если бы мы не поспешили, мы бы не смогли сидеть у окна с таким прекрасным видом на море. Мне нравится смотреть на корабли, как они медленно проплывают, и я думаю, какая у них корма, потому что у лодок там, на грязи, корма – больше носа, папа говорит, чтоб они держались на воде, и вот эти маленькие лодки – они раскрашены в разные-разные яркие цвета, а большие корабли, которые везут разные вещи на заводы и фабрики – они либо чёрные, либо серые.Сара бьёт меня по ноге, я бью её, она кричит, как будто ей больно, и папа нам говорит, чтоб мы вели себя прилично. Он подмигивает нам, когда приносят еду, говорит, что умирает с голоду, и спрашивает официантку, нельзя ли принести нам ещё кетчупа, потому что бутылка почти пустая, она кивает, идёт к стойке и возвращается с новой бутылкой. Папа говорит, что польёт нам кетчупом еду, но я хочу сам, потому что я уже большой, мне уже семь, и оп разрешает, но он проливается чуть ли не весь, но я не против, потому что обожаю кетчуп, и мама с папой возводят глаза к потолку так, что я отворачиваюсь, потому что боюсь, что их глаза исчезнут на затылке, и их придётся вести в больницу. Саре тоже приходится справляться с кетчупом, но ей помогает папа – ведь она меньше меня.- Будет поезд, попозже, он уходит прямо с пирса – мы можем на нём проехать, – говорит папа.Я начинаю задавать вопросы, потому что люблю поезда, и иногда папа берёт меня на Ливерпуль Стрит, и мы идём смотреть на приходящие поезда, но больше всего я люблю Томаса-Паровоза, хотя вообще-то он больше для малышей, и мне кажется, Саре тоже нравятся поезда, и мне не терпится оказаться в поезде прямо у моря, но мне так нравятся рыбные палочки и чипсы, и поэтому – о поездах попозже.- Когда-нибудь я стану машинистом поезда, – говорю я. – А если не машинистом, то либо полицейским, либо доктором.Папа кашляет и говорит, что лучше всего быть доктором, а вот быть полицейским – трудно. Он смеётся и говорит, что самое лучшее всё-таки быть машинистом, но только не полицейским, всё, что угодно, но только не полицейским, и он заходится от смеха, но мама накидывается на него и говорит, что если бы полиции вдруг не стало, нам очень скоро их стало бы не хватать.Я соскабливаю кетчуп с чипсов, отрезаю кусочек рыбной палочки, кладу всё это в рот и держу его закрытым, когда жую – мама сказала. Потом глотаю и отпиваю кока-колу из стакана, в ней лёд, из-за него пить её трудно, и я вынужден вытирать клочком туалетной бумаги, который мне дала мама. Я продолжаю глядеть на море и на проходящие корабли, и думаю, что если бы я был матросом, как бы тогда получилось, ведь мне было бы страшно, если бы корабль стал тонуть, и меня бы съели акулы, или уж ногу бы точно откусили, а я даже плавать толком не умею, хотя папа уже начал водить меня в бассейн