вмазал ему в табло и накинулся на остальных, и он зашел слишком далеко, уже не церемонясь о скинами, которые разыгрывали из себя белых людей, они тоже достаточно насмотрелись на этого идиота и накинулись на него, а он отбивался как мог, зажатый в угол, и уже готов был отключиться, когда Терри и команда старших скинов вбежали вместе с Ником, быстро расчищая паб, один из приятелей его дяди, которого он даже не знал, поставил его на ноги, и они быстро убрались, еще прежде чем приехал Старый Билл, и той ночью, когда они уже почти были дома, послушав Madness, Терри устроил ему хороший выговор, когда они остались вдвоем, спрашивая, во что он, черт его дери, играется, думает ли он, черт возьми, что делает?

Рэй окинул взглядом «Дженерал Элиот», вспомнил, как он сидел здесь со своим лимонадом и хрустящей картошкой, когда был младше, мама и тетушка Эйприл выбирались сюда поболтать. Он изменился с тех пор. И хотел бы снова стать ребенком. Они сидели снаружи, у канала, за одним из столиков, и он смотрел, как внутри его дядя играет в бильярд. Он заходит внутрь и становится рядом, наблюдая за Терри, у него волосы до плеч, на нем хлопчатобумажная куртка, Рэю не больше восьми или девяти лет. Это время расцвета Нодди Холдера и Slade[149], Sweet и Mud, Элвина Стардаста и Дэвида Эссекса, Гари Глиттера и Roxy Music. Терри, похоже, вышел из своей фазы стрижки под «ежик», обернувшись неряшливым парнем в «мартинсах», но все еще ставил на музыкальном автомате Десмонда Деккера, и его приятели подпевали хору, а годом позже Рэй хорошо развлекся с дядей, скиновское возрождение шло полным ходом, панки вновь появились на сцене, и его смешили старания старших людей — вспомнить длину волос в семидесятые и ширину их клешей. Им нет оправдания. Терри кивает и улыбается, называет Рэя кровожадным панко-рокером, но не может скрыть правды, что это панку он обязан, это панк пополнил старую компанию.

Его дядя всегда понимал его правильно. Он по-прежнему ценил его силу, но став старше, начал видеть другую его сторону, восхищаясь легким характером Терри. Он пьет свой «Фостерс» и понимает, как сильно его дядя похож на Джорджа Инглиша, уж он-то знал все о своей миссии, но делал вид, что ничего не знает, держал рот на замке, в конце концов был отправлен в лагерь для военнопленных, где британские заключенные выходили его, а американский доктор спас ему жизнь. Джордж и в мирное время не болтал много, серьезный человек, верящий в свою систему, и больше всего он радовался биноклю, который Терри подарил ему на день рождения перед его смертью или годом раньше — таким счастливым Рэй не видел деда никогда. Бинокль был хорошего качества, отвечал профессиональным стандартам, Джордж крепко обнял своего сына, чем потряс всех и каждого, этот трудяга, прошедший через лишения, величественный человек, который гордился тем, что сидел за рабочим столом половину дня, который одевался исключительно опрятно, носил рубашку и галстук и придирался к мелочам. Рэю бы хотелось, чтобы дедушка Джордж жил дольше. Он был слишком молод, когда старик умер, не успел и задуматься о том, чтобы расспросить его, и знал, что с дедом ушла немалая часть его истории.

Придя в «Белую лошадь», Рэй собирался пробыть здесь около часа. Здесь были несколько хулиганов с компанией соулбоев[150] из Южного Руслипа и три группки скинов намеревались призвать их к порядку. Когда Рэй собирался уйти, Терри наклонился к нему и попросил запомнить, что он сказал, что лезть в драки неумно, что это игры для простаков и что он не хочет иметь неприятности с законом, торчать в Борстале, разбивать сердце его мамы, и что еще хуже — перечеркивать всю свою дальнейшую жизнь. Рэй улыбается и старается слушать, и Терри просит его остаться, послушать, что он говорит, но его перебивает Эйприл, ставя свежую пинту перед Рэем, и он не может оставить стакан полным, он рассказывает им о похоронах Фишера, вспоминает своего деда, Терри мягчеет, бормочет что-то о Джордже, и что когда он был младше, как вот этот нахальный скинхедик, он воображал, что его отец боялся давать сдачи, а теперь он стал старше и умнее и хочет передать то, чему он научился.

Терри становится таким грустным, что Рэю захотелось сказать ему, что Джордж был храбрейшим из храбрых, но он дал слово молчать, и ему хочется встать и отпиздить этих соулбоев, отплатить им за Фишера, и англо-ненавистников, и Терри Инглиша, и деда Джорджа, Терри нагибается и сменяет тему, смешит его, и уйти уже невозможно.

Паб был заполнен через десять минут после открытия, Рэй стоял у барной стойки с бутылкой «Карлсберга» в руках, недалеко от входа, на случай если «тоттенхэмцы» явятся, и успокаивал сам себя, впереди был длинный день. Гари и Пол стояли рядом, занимаясь тем же самым, Малолетние Преступники держали свои пинты и выглядели смущенно. Вся улица вниз от Паддингтона была пуста, команда «челси» прокладывали себе путь через Хай Стрит Кен, тип из Харроу, точно из «жидов»[151], пил на Эдвард Роад. Пара гербертов с Сэнд-Энда божились, что «тоттенхэмцы» остановятся в «Корабле» на Джюс Роу, по другую сторону от Уэндсуорт Бридж, но они уже ходили этим маршрутом, могут пойти и другим путем. «Тоттенхэмцы» были ранние пташки, любители свежих булок, а «челси» побывали в «Черном Быке», «Империале», «Веселом Мастере», но с таким количеством пабов и эдакой плотностью транспортных потоков невозможно было успеть всюду. Слухи поползли с первым звонком будильника и это будет продолжаться весь день, создавая величайший переполох, и хотя Рэй знал, что большинство историй — полная чушь, все ожидания были сосредоточены вокруг игры.

В Первенстве крутились бешеные деньги, оно уже имело мало общего с настоящим футболом, это зрелище было загублено бизнесменами и новоявленными фанатами, но некоторые соревнования все еще сохраняли часть прежнего духа. Игры между «Тоттенхэмом» и «Западным Хэмом» были домашними матчами, имевшими значение для Рэя и парней, которых он знал, а матчи между «Манчестер Юнайтед» и «Арсеналом» были интересны как спортивные состязания. Он был фундаменталистом и предпочитал смотреть «Челси» в пабе, с пинтой в руке, в окружении хороших людей. Игры на звание чемпионов Европы и некоторые матчи за Кубок мира приводили его в «Стэмфордский Мост», но атмосфера там была неважной, неразумные цены и бесконечные правила вытесняли оттуда многих верных болельщиков. Его тошнило от искателей славы, яппи и туристических групп, и он не собирался сидеть в компании дрочил, которых интересовались только тем, есть ли у него билет на Мэтью Хардинг Стэнд. Он предложил устроить несколько яппи-чисток, но никого это не заинтересовало, и его бесило, когда на него смотрели со смешком. Можно было бы отлично подраться, собравшись своей собственной компанией, но кто ж решится лупить перцев, которые подходят к твоей стойке, занимают твое место и осаждают твой гребаный паб. Подумать только, его дядя не явился, опять заболел, и Хокинз передал ему билет Терри, так что это была единственная игра, на которой мог присутствовать Рэй. Он пытался дозвониться до Терри, но ничего не вышло. Нельзя же так себя обкрадывать, пропуская одну из крупнейших игр года.

Хокинз с друзьями подъехали на фургоне и уже слонялись снаружи, когда приехал Рэй, привратник пропустил внутрь новых посетителей, намекнув, что было бы мило вести себя тихо. Он, конечно, прав, Рэй знал это, но сегодня был особый день. Тьма народу повылезала из щелей ради соревнования, продолжавшегося с 1967 года, за Кубок Футбольной Ассоциации, и «Челси» уже скоро должен было прибыть на Парк Лейн Энд. Терри и Хокинз были там в тот день, и Хокинз никогда не уставал рассказывать об этом, забывая, что они были тогда тощими школьниками, а не сегодняшними крепкими скинхедами. Почти сорок лет прошло с тех пор, как «Челси» вошел в Парк Лейн, журналисты, которые писали сенсационные статьи о бритоголовой угрозе и требовали вернуть телесные наказания, уже сошли со сцены, но масса тех самых парней все еще сидели в пабах вокруг «Челси», некоторые с билетами, некоторые пришли выпить и подраться. Они стали старше, но не особенно мудрее, что становилось заметно уже после двух пинт, но как бы то ни было, они пили, смеялись и пихались на все лады. Для Рэя, Терри Инглиша и Хокинза жизнь скинхеда не заканчивалась с юностью. Это была не мода, а образ жизни. Англия принадлежала выросшим скинам, модам, панкам, гербертам и хулиганам семидесятых и восьмидесятых. В карманах у них были деньги, это было новое поколение.

«Тоттенхэм» отлично выступал в течение нескольких лет, и многие считали его лучшим клубом Лондона, что до «Челси», они лишь хотели знать, когда счет будет закрыт в их пользу, старшие парни ни во что их не ставили. Рэй ненавидел «жидов», как любой другой, их единственными конкурентами, по его мнению, были ухари из Лейцестера и Мерсисайда. У «Тоттенхэма» были молодые сторонники, и немало, но