Эшвелл видел, как изменилось выражение лица Кэт, как ее щеки покрылись мертвенной бледностью. Господи, она, должно быть, оскорблена до глубины души! Надо сейчас же поговорить с ней, объяснить, что он любит ее до безумия и больше всего на свете желает ей счастья, что он превратит ее жизнь в сплошной праздник, покажет ей Италию, Грецию, Ливан, весь мир!

Отвечая на вопросы, которые сыпались со всех сторон, смеясь и отшучиваясь, он не сводил с нее глаз — вот она вошла в соседнюю комнату, где весь вечер играли в карты, вышла оттуда и направилась в небольшую анфиладу комнат, отделявшую бальный зал от вестибюля. Больше тянуть нельзя, она уходит!

Бесцеремонно оборвав на полуслове миссис Криклейд, которая старательно внушала ему, что человек его положения обязан оставить предпринимательскую деятельность и посвятить себя светской жизни, он бросился вдогонку за Кэт.

Первая маленькая комнатка была пуста, а в следующей за ней гостиной сидели только Лидия и Джереми Криклейд. Лидия лениво перебирала клавиши фортепьяно, с нежной улыбкой посматривая на робкого юношу. Выскочив в последнюю перед вестибюлем комнату, украшенную четырьмя мраморными статуями, Эшвелл наконец увидел Кэт. Он громко позвал ее, но она даже не повернула головы и взялась за ручку двери, которая вела в вестибюль. Тогда он схватил ее за плечи, развернул и прижал спиной к стене.

— Вы должны меня выслушать! — горячо воскликнул он. — Я виноват перед вами, но я не предполагал, что дело зайдет так далеко… Поверьте, я не хотел вас обидеть!

Кэт уставилась на него невидящими глазами. Ей вспомнилось, что он говорил ей на свидании в конюшне, когда она призналась, что хочет выйти за Эшвелла. Как, должно быть, он потешался над ней все это время, наблюдая за ее унизительным флиртом с Джеймсом! И после этого он еще имеет наглость с ней объясняться?!

— Оставьте меня! — вне себя от ярости крикнула она, испепеляя его взглядом. — Вы — самый гнусный подонок из всех, когда-либо осквернявших своими подлостями эту землю! Я вас ненавижу!

Пораженный ее злостью, Бакленд отшатнулся, как от удара.

— Кэт, милая, я не верю своим ушам! Куда делись ваши хорошие манеры?

Ее глаза метали молнии.

— И вы еще смеете говорить мне о хороших манерах?! Вы, человек без совести и чести, наглый обманщик, понятия не имеющий о морали, прожигающий жизнь в погоне за дешевыми удовольствиями! Что ж, радуйтесь, вы славно повеселились этим летом!

— Но я хочу на вас жениться! — выпалил он, уверенный, что теперь она поймет, как он любит ее и как раскаивается в своем проступке.

— Думаете, я брошусь вам на шею, заливаясь слезами благодарности? — Кэт издевательски захохотала и скрестила руки на груди. — Вы — глупец! Я считала Джеймса лордом Эшвеллом, но это не помешало мне ему отказать! Ваши деньги и титул для меня пустой звук!

— Но я предлагаю вам не титул и не деньги, а свою руку и сердце! — с горячностью воскликнул поэт, мысленно похвалив себя за отличный слог.

Он ждал, что она наконец все поймет и упадет в его объятия, но этого не случилось. Ее взгляд по- прежнему был полон ненависти.

Кэт чувствовала, что в ее груди разгорается холодным пламенем ярость — так, наверное, запылал бы лед, если бы мог гореть.

— А это просто верх нелепости! — гневно воскликнула она. — Ваши рука и сердце имеют для меня еще меньшую ценность, чем состояние и титул!

На пороге появился дворецкий и, услышав последние слова, хотел ретироваться, но Кэт остановила его.

— Подождите! — крикнула она. — Мой экипаж готов?

Не обращая внимания на Эшвелла, который умолял остаться и выслушать его, Кэт поспешила к выходу вслед за слугой, влезла в экипаж и велела кучеру Питеру сейчас же трогать. Питер влез на козлы, экипаж качнулся и двинулся в путь.

Откинувшись на подушки, Кэт в который раз пожалела о своей сиротской доле. Если бы мама не ушла так рано из жизни, было бы с кем поговорить, обсудить, что делать дальше! Мама дала бы совет, утешила, сказала бы, что все забудется и через несколько месяцев Бакленд, то есть виконт Эшвелл, станет лишь неприятным воспоминанием. Ах, как бы они вдвоем посмеялись над этой историей…

Кэт оглянулась на украшенный колоннадой портал графского дворца и вздрогнула — тяжелые входные двери были распахнуты настежь, из вестибюля на крыльцо падал сноп света, похожий на луч маяка во мраке ночи, и в этом луче стоял и смотрел ей вслед сэр Уильям. Кэт не видела выражения его лица, остававшегося в тени.

Интересно, почему баронет вдруг решил ее проводить?

Дома Кэт первым делом отослала Мэгги спать, чтобы избежать глупых расспросов и побыть одной.

— Дура! — сказала она своему отражению в большом прямоугольном зеркале, и ей показалось, что вещи в спальне — вытертый сиреневый стул, старая кровать, гравюры на стенах и медвежья шкура — эхом ответили: «Дура, дура, дура!»

— Но ведь я его любила, — прошептала она, дотрагиваясь до зеркальной глади, и двойник в зеркале ответил прохладным прикосновением к ее пальцам. — Я… его… любила… — повторила она с паузами, вслушиваясь в свой голос, потом прижалась к холодной поверхности пылающим лбом и закрыла глаза.

Ее грудь содрогнулась от подавленного рыдания, в горле застрял комок. С трудом сглотнув, Кэт стиснула кулаки и начала постукивать ими по зеркалу, приговаривая:

— Не-на-ви-жу Эш-вел-л-ла, не-на-ви-жу Эш-вел-л-ла!

Теперь она видела все так ясно, словно у нее с глаз сняли шоры. Как он сказал тогда в старой конюшне? «Коварная судьба переплетает наших жизней нити…» Проклятый стихоплет! Ради забавы унизил ее, растоптал!