Однако у Виктора была совсем другая задача, и ему следовало бесстрастно воспринимать вид обнаженной фигуры, но ее женское естество с неодолимой силой притягивало его взгляд. Все, что обычно скрывалось под одеждой, сейчас было открыто его взору. И он упивался этим видом.
Виктор хотел эту девушку. Хотел отчаянно. А ведь он даже не знал ее имени.
Виктор снял бинты. Действуя медленно, чтобы дать гостье иллюзию заботы о ее скромности, он высвободил из рубашки ее плечо и руку. Наложив на рану новую повязку, он снова продел ее руки в рукава и даже придержал ворот ее ночной сорочки, чтобы он не распахнулся, пока девушка надевала халат. В последний раз он взглянул на ее изящную спину.
С каким наслаждением он провел бы по ее спине руками, губами… Но она не для него. И есть нечто, что ей нужно знать.
– Мой камердинер отправился за вашей горничной. Думаю, они упаковывают ваши вещи.
– У меня их немного.
Виктор потянулся, чтобы поправить ее подушку, и вздрогнул, когда тела их случайно соприкоснулись.
– Ложитесь.
– Я лучше посижу. Наверное, мне нужно перебраться к себе.
– Нет, вы останетесь здесь до тех пор, пока не поправитесь.
Виктор встал. Ему так хотелось обнять ее, что он едва сдерживался. Он отошел от кровати.
– У меня нет для вас подходящей компаньонки, так что за пределами этой комнаты вы по-прежнему остаетесь Ленардом Холлом. Кажется, это лучший способ сохранить вашу репутацию. Только моему личному слуге и вашей горничной будет позволено входить сюда.
Девушка издала протестующий возглас. Виктор поднял руку.
– Я понимаю, что, находясь под моей крышей, вы подвергаете опасности свое доброе имя, но у меня нет намерения вас обесчестить. В то же время я не собираюсь снова жениться, так что не думайте, что вам удастся повернуть ситуацию в свою пользу.
– Я не… Я никогда не думала…
– У меня нет особых причин верить вам. Все, что вы говорили мне о себе было ложью. Имейте в виду, мне приходилось иметь интимные дела с девственницами, но я не предлагал им взамен свою фамилию.
– Думаю, этого бояться не стоит, – саркастически заметила она. – Не похоже, что вам захочется… соблазнить кого-нибудь… вроде меня.
«Напротив, у вас есть все основания беспокоиться по этому поводу», – подумал Виктор. Он не был уверен, что сможет сдерживать себя все то время, пока девушка будет выздоравливать. Честно говоря, он имел дело только с одной девственницей – полной желания и добровольно отдавшейся ему, к тому же он был тогда здорово навеселе.
– Во всяком случае, пока вы не поправитесь и пока я не узнаю вашего имени.
– Если я назову его, вы тут же свяжетесь с моими родственниками, чтобы они забрали меня домой.
На это Виктору нечего было возразить. Неужели у н ее такие ужасные родственники?
– Не могу же я называть вас Ленардом.
За его спиной раздался звук, подозрительно похожий на вздох. Виктор обернулся и увидел, что одеяло откинуто и постель пуста.
– Что вы сделали с моей одеждой? – требовательно спросила его гостья.
– Вы никуда не пойдете.
– Где моя одежда? – повторила она, дернув с размаху ящик туалетного столика.
Виктор подошел к ней, чтобы задвинуть ящик, прежде чем она начнет выбрасывать из него его вещи.
– Та одежда, что была на вас, безнадежно испорчена. Ваша горничная привезет остальное.
Он положил руку на ее белокурую голову.
– Возможно, ваши брюки еще можно спасти, отчистив пятна крови, и все же вам лучше оставаться в постели.
Мнимый Ленард закрыл лицо руками. Ее волосы были нежными, как перышки, завитки щекотали ему руку.
– В чем дело? Что может убедить вас остаться?
Девушка отняла руки от лица и испытующе посмотрела на Виктора огромными голубыми глазами. Когда Виктор считал ее юношей, этот взгляд сводил его с ума, теперь он возбуждал желание.
– Вы предельно ясно дали мне понять, что не хотите, чтобы я здесь оставалась. Вы хотите, чтобы я вернулась в Америку, – сказала она.
– Это было, когда я считал вас юношей.
Он провел рукой по ее шее. Нет, надо перестать прикасаться к ней.
Чуть нахмурившись, девушка смотрела ему в лицо, придерживая у левого плеча разрезанную ночную сорочку. Это напомнило Виктору, какой тонкий барьер их разделяет. Взгляд девушки задержался на его губах, и здравый смысл покинул его.