коллоквиумов. Экзаменаторов больше интересовала степень нашей осведомленности в вопросах, связанных с курсом, чем наше умение вызубривать записи.
Первым долгом прошли экзамены по вспомогательным техническим дисциплинам начиная с радиотехники и тайнописи. Эти барьеры я преодолел без труда, только по специальной технике я не совсем точно описал аппарат, который улавливает световые волны с помощью свинцово-сульфитного элемента. Зато я уверенно объяснил устройство инфрафона, который передает звуки, в частности человеческую речь, с помощью инфракрасных лучей, и быстро набросал схему карманного транзисторного детектора лжи системы Такеи — для проверки выражения глаз испытуемого.
Так же гладко прошли экзамены по таким предметам, как общая история тайной войны, методология психологической войны, мировая экономика, религиозные секты, обзор уголовного подполья и этнография Африки и Арабского Востока.
По истории тайной войны преподаватель Тинторетто спросил меня: 1) о совещании, проведенном в Западной Германии в 1959 году по подготовке мятежа в Индонезии — с участием делегатов Дар-уль-Ислама и 2) о том, как было организовано в сентябре 1962 года агентурное наблюдение за советскими пароходами «Омск» и «Полтава», прибывшими в Гавану. Потом задал вопрос о том, как во время тихоокеанской войны японский орган «Эф» учредил марионеточное правительство Боса — на этой основе экзаменатор провел со мной беседу о некоторых политических комбинациях западных стран в Африке.
А по предмету «Левые идеологии» меня спросили о негритянской организации в Америке «РАМ» и о тактике Индонезийской компартии. Затем я рассказал экзаменатору о комбинации, проведенной в Конго в конце 1963 года, с фальшивым письмом, якобы посланным Советскому Союзу левыми элементами в Конго о плане финансовой диверсии.
Но не все экзамены были такими легкими. Утамаро сдержал свое обещание и заставил нас помучиться. Приведу для примера несколько вопросов, которые он задавал мне и Даню.
По кудеталогии
— Изложить ход переворота в Тегеране (1953).
(Надо было по порядку изложить все мероприятия, проведенные уполномоченным ЦРУ Кармитом Рузвельтом после его прибытия в Тегеран, особенно подробно остановившись на его мероприятиях, которые отвлекли внимание мосаддыковской полиции в сторону. Затем я рассказал о том, как Кармит Рузвельт со своими помощниками организовал 19 августа уличную демонстрацию, использовав атлетов и борцов — членов спортивного клуба, и как генерал Шварцкопф поднял воинские части под предлогом усмирения толпы.)
— Описать все этапы переворота против Нго Динь Дьема — по карте Сайгона.
(Пришлось подробно рассказать о плане переворота, перечислить заслоны, установленные переворотчиками между отелями «Мажестик» и «Каравелл», у базарной площади и в других пунктах города, и остановиться на основных мероприятиях, проведенных в самом начале переворота, — аресты приближенных Дьема, икс-акции против Као Ксуан Ви и других.)
— Тактический разбор сеульского переворота против правительства Чан Мена, проведенного в течение 80 минут. Сравнение с блицпереворотами, проведенными в странах Латинской Америки.
— Какой тип переворота наиболее рационален в странах Африки и Арабского Востока? Оценка дамасского переворота (1947), проведенного в течение 142 минут, и габонского переворота (1964), занявшего ровно 125 минут.
По руморологии
— Как сформулировать закон искажения слухов?
(На этот вопрос я ответил неправильно — стал говорить о постепенном искажении слухов в ходе передачи и о кривой роста слухов, но, оказывается, я спутал исследования Шактера и Бердика и наблюдения Додда и Киносита с выводами Хайяма и Фестингера относительно трех стадий модификации слуха выравнивания, обострения и ассимиляции.)
— Каким образом Крас дополнил формулу Олпорта?
Я правильно изложил формулу Олпорта (R~ixa) о значимости слухов, но не мог сформулировать дополнение Краса, которое показывает значение элемента критического отношения к слуху.
Утамаро экзаменовал нас по ниндзюцу — по общей части и важнейшим разделам — целых три часа — в присутствии Веласкеса и блондина — Ренуара. Последний тоже задал несколько вопросов по кудеталогии.
Экзамен по технике общения тоже был довольно продолжительным Веласкес хотел показать Ренуару, как мы хорошо усвоили его предмет.
Даню был задан вопрос о наводящем методе разговора, то есть активной тактике и о волнообразной манере вести беседу, и о способах незаметной подготовки поворота в разговоре при уговаривании, а меня спросили о способах подталкивания беседы и об обходных маневрах с целью вытягивания сведений.
Ренуар остался доволен нашими ответами и удовлетворенно кивнул Веласкесу.
Из остальных экзаменов некоторую трудность представляли экзамены по курсам «Молодежное движение» и «Тактика специальной (аитипартизанской) войны».
По первому предмету меня спросили о студенческих беспорядках в латиноамериканских странах и о международных молодежных организациях идеологических, спортивных и религиозных.
А по второму предмету в числе прочих были заданы вопросы о партизанской войне в Судане в конце прошлого столетия и о методах борьбы англичан после второй мировой войны против партизан в Малайе. Я не мог толково ответить на вопрос о деятельности английского управления специальных операций во время второй мировой войны, ведавшего вопросами связи с движением Сопротивления. Экзаменатор предложил мне ознакомиться с материалами Сэнт-Антони колледжа в Англии — исследовательского центра по партизанской войне.
Последним был экзамен по методам подпольной работы. Меня спрашивали об организации антинацистского подполья в Советском Союзе, Чехословакии и Франции, о методах использования нацистами провокаторов и о подпольной тактике мао-мао.
Когда был сдан последний экзамен, Веласкес пригласил меня и Даню на чашку кофе. Мы встретили у него мрачного ливанца Анвара Макери, маленького курчавого конголезца Куанго и малийца Умара Кюеле. Они тоже сдали все экзамены.
Прислуживали нам, как всегда, две девочки с накрашенными губами — одна из них была та самая, которая участвовала в эксперименте Даню под № 3 — ей тогда дали лизергическую кислоту с симпамином, и она стала буйствовать. На этот раз она вела себя очень тихо — разливала кофе по чашечкам, а другая наполняла наши рюмочки ликером.
В конце вечера Веласкес сообщил нам две новости. Первая — через три дня прилетит новый Командор. Вторая — неделю тому назад в Амстердаме нашли Бана. Заметив слежку за собой, он скрылся в одном из переулков около вокзала — в квартале веселых домов, но на следующий день был обнаружен на Принсен-грахт, побежал по узенькой улице вдоль канала и, увидев, что его окружают, успел проглотить пилюльку с цианистым калием и упал как раз перед высоким узким домом, который известен туристам как «дом Анны Франк».
— А как Юсуф ар-Русафи? — спросил Даню.
— С ним ничего не получится, — ответил Веласкес. — Сидит себе с Эль-Кувейте, завел охрану из детективов разных национальностей. Собирается поехать в Москву для ведения переговоров. До него не доберешься.
Даню блеснул зубами.
— А я бы добрался. И посвятил бы эту акцию памяти Командора.
О новом Командоре имелось очень мало сведений. Стало известно только то, что он знает языки баконго и бабоа и что, несмотря на молодость, он уже был директором международного исследовательского центра по вопросам нефти, а после этого занимал видный пост в международном консорциуме по эксплуатации природных ресурсов Центральной Африки.
За нами приехал сам Ренуар и повез в тот самый темно-красный дом. Нас принял новый шеф. На вид
