— Говорите, — приказал Веласкес.

Я нехотя произнес:

— Они подошли к машине, в которой сидел Даню…

Профессор вскинул палец к губам и наклонил голову набок.

— И одно из двух. Либо пригрозили ему, либо дали ему денег, чтобы он не говорил никому, что видел их, как они прошли по улице. Так?

Я неопределенно шевельнул головой — среднее между «да» и «нет». Профессор погладил эспаньолку.

— Между прочим, ваш друг допускает и такую возможность: кувейтец, Бан и четвертый, спустившись по лестнице со второй площадки, не идут вниз в подвал, а выходят через дверь в первый двор. Там они натыкаются на человека, который ждет выхода Командора и Бана. Трое быстро обрабатывают каким-то образом этого человека и, выйдя на улицу, идут налево, к индийскому кладбищу и, пройдя через него — Бан и четвертый помогают кувейтцу перелезать через каменные ограды, — попадают в другой район города, ловят такси и добираются до города. Эта версия тоже заслуживает внимания.

Я изобразил на своем лице улыбку.

— А как, по мнению Даню, обработали этого человека, который стоял во дворе?

— Одно из трех. Либо подкупили, либо запугали, либо нокаутировали. В том случае, если эта альтернатива подтвердится, на вопрос — как обработали этого человека? — наиболее точный ответ можно будет получить только у вас… — Веласкес улыбнулся и взглянул на меня так, что у меня сжались все внутренности. Профессор продолжал: — Расследование ведут наверху… те, кому подчинена наша школа. И там решат, какая из альтернатив наиболее вероятна. И докопаются до истины.

— А как с телом нашего шефа?

— Уже все сделано. Версия такая: в город недавно прибыл один канадский богач, дилетант-археолог. Его ночью затащили в пустой дом, ограбили и убили. Приехал его сын, забрал останки отца и уехал. Полиция ищет грабителей.

Судя по всему, те, кто был наверху, нажали на все кнопки. Спустя неделю мы узнали от Веласкеса, что через Бейрут проследовали в сторону Басры на самолете пассажиры, похожие на кувейтца и его охранника, а в аэропорту Касруп в Копенгагене видели в лифте, спускавшемся к мужской туалетной, человека, приметы которого совпадали с внешними данными Бана.

И окончательно подозрения в отношении его подтвердились тогда, когда выяснилось, что звонила в министерство здравоохранения и предупреждала о нападении на склад медикаментов и тем самым сорвала акцию «Санта Клоз» не кто иная, как машинистка бельгийского посольства, некая Ирен Тейтгат. И тогда я и Умар Кюеле сообщили Веласкесу о том, что видели своими глазами, как Бан разговаривал с женщиной, вышедшей из бельгийского посольства. Бан что-то сообщил ей и умчался на машине.

Веласкес сказал мне и Даню:

— Все говорит в пользу того, что Бан был перевербован вражеской разведкой, по ее приказу провалил две наши акции и погасил одного из крупнейших ниндзя современности. То, что провалились две акции, это, конечно, для нас удар, но в нашей работе такие неудачи неизбежны, и в генеральных планах наших мероприятий всегда предусматривается энное количество сорвавшихся акций. Но гибель Командора — это подлинная катастрофа.

— Невосполнимая потеря, — заметил Даню.

— Невосполнимая? — Веласкес пошевелил усиками. — Это гипербола. На смену погибшему появятся другие, брешь в нашей когорте будет заполнена. Но смерть Командора является для нас катастрофой в том отношении, что он держал нити многих других акций в своей голове, и только в голове, не записывая их на бумаге или магнитофонной пленке ввиду их сверхсекретности. И все эти тайны он унес с собой. Кроме того, те акции, которые сейчас находятся в стадии проведения, неизбежно повиснут в воздухе — без Командора нельзя будет продолжать их или развивать. А сколько акций он еще задумал, запланировал, подготовил в голове! И все это пропало безвозвратно. Вот почему его смерть — страшная катастрофа для нас.

— Гибель командующего армией в разгар сражения, — сказал я.

— Еще больше, — Веласкес сделал энергичный жест. — Гибель командующего со всем его штабом и со всеми секретнейшими бумагами, не имевшими копий.

Когда меня через несколько дней вызвали к Веласкесу, я понял, что события, связанные с гибелью шефа, стали развиваться дальше, подобно кругам на воде. У профессора я увидел еще одного человека — высокого блондина (182 сантиметра), лет 36, с почти бесцветными водянистыми глазами и тонкими губами.

— Скажите, как отнесся Даню к известию о внезапном отъезде о. а. — 2? — спросил блондин.

У него был очень низкий, ласковый голос. Манера говорить — Эй-3.

— Довольно спокойно, — сказал я.

— Спокойно? — прогудел блондин и, подняв брови, взглянул на Веласкеса. — Он, вероятно, реагировал так, потому что знал, что Вильма никуда не уехала. Скажите, ваш друг действительно крепко держал ее в своих руках?

— По-моему, он совсем подчинил ее своей воле, — сказал я. — Она его слушалась во всем.

Блондин подумал и тихо заговорил:

— Так вот… Стало известно, что Вильма одно время жила в одном доме с бельгийкой Ирен Тейтгат и, вероятно, была хорошо знакома с ней. И вполне возможно, что сообщила кое-что этой бельгийке. Новость была такого свойства, что передать ее она могла только по приказу того, кому была всецело подчинена. Ведь своей воли у нее уже не было. — Он снова посмотрел на Веласкеса. Тот кивнул головой. Блондин продолжал: — Короче говоря, Даню мог приказать Вильме сообщить бельгийке новость, чтобы та передала ее по телефону в министерство здравоохранения. И возможно, что Вильма инсценировала свой отъезд и осталась здесь для участия в следующем деле разумеется, по приказу того, кого она слушалась беспрекословно. И она могла предупредить обо всем кувейтского нефтепромышленника, чтобы провалить следующую акцию.

Веласкес закивал головой и сказал:

— Даню сидел в машине недалеко от места происшествия. И возможно, видел, как мимо него прошли кувейтец и Бан. Но об этом нам не говорит, потому что связан с ними. Бан — агент красных, это можно считать установленным. Кувейтец, очевидно, тоже. И вполне возможно, что их сообщниками являются также Даню и его девица.

Блондин совсем понизил голос:

— За Даню уже установлено наблюдение. И вы тоже следите, только ни в коем случае не дайте ему догадаться.

Приказ есть приказ, пришлось выполнять. Но наблюдение за ним было поручено не только мне, и Даню, вероятно, почувствовал что-то неладное. Он перестал выходить из дому и целыми днями валялся на кровати, курил одну за другой сигареты с марихуаной, потом лежал часами неподвижно с остекленевшими глазами.

Но все кончилось благополучно. Его вызвали куда-то — вероятно, к блондину с белесыми глазами, — и, вернувшись вскоре, он сообщил мне, что выяснилось, во-первых, что Вильма действительно находится в Милане у своей тети, и, во-вторых, она в прошлом году поссорилась с бельгийкой на балу во время конкурсного исполнения мэдисона, и с тех пор они ни разу не разговаривали.

Рассказав об этом, Даню спросил меня в упор:

— Ты получил приказ от Ренуара?

— От кого? — удивился я.

— От блондина. Он поручал тебе смотреть за мной?

— Нет. Я не принял бы такого поручения. За тобой, очевидно, следили другие. И хорошо, что все выяснилось. А то могли бы потащить опять в одно место для интенсивной проверки. И опять вернулся бы со ссадинами, как после того футбола.

Мы оба рассмеялись. И принялись со спокойной душой за работу — через две недели начинались экзамены.

Вопреки ожиданию экзамены оказались совсем не страшными. Большинство их носило характер