Но не этим славился Урбан. Случилось как-то ему пасти овец на берегу голубоводной Ори — на небольшом сырту. И вот, когда погнал отару на водопой, увидел в воде чудесные камни, обточенные водой. Урбан взял один, потер о кошму, и камень в его руках засверкал невиданной красотой. Урбан набрал таких камней, отшлифовал их и подарил самой красивой и самой бедной девушке аула по имени Булак.

Все девушки аула завидовали подарку. Урбан ввел Булак в свою юрту, и у него родилось много детей. Горе обходило их стороной, как волки отару, которую пас Урбан...

Так красива эта легенда, что в один из погожих осенних, дней мы с другом решили посмотреть яшмовые выработки на горе Полковник, что в 30 минутах езды на автобусе от Орска. И не разочаровались. Когда впервые смотришь на яшму, даже не верится, что такое может быть в природе. «Веселый камень» — так его зовут казахи. В нем можно увидеть темное небо, прорезанное зигзагами молний, и бушующее море с белыми чайками.

Что ни камень, то новый узор. Порой кажется, что ты его уже где-то видел. Этот — хитрый павлиний глаз или облетающий осенний лес. А этот — холмы, припорошенные снегом, или темная летучая мышь на сером небе. Вот смотрит на вас загадочный зеленый оазис посреди бескрайней пустыни, а голубые айсберги бороздят безбрежную пелену тумана. И чем больше всматриваешься, тем больше удивляешься этому чуду, тем больше познаешь природу, красоту ее.

Мы шли по гористому массиву, сплошь усеянному яшмой. Здесь пока еще глушь, Невылинявшие зайцы тропят ковыльные увалы.

Возвращались мы вечером. На багряном небе расплывчато вырисовывались трубы комбината, а яркие сполохи электросварки то в одном, то в другом месте вспыхивали, как лазуритовые блестки на яшмовом рисунке, который я вез в рюкзаке.

Он летел над поймой Урала на большой высоте. Летел спокойно и уверенно, хотя по обоим берегам почти через каждые пятьдесят метров гремели дуплеты охотников. Он долетел до скал. Выстрелы прекратились. И тогда развернулся обратно. Вновь загремела канонада, а он все так же продолжал свой полет.

Так селезень летал каждое утро, как бы дразня охотников, до тех пор, пока они не переставали обращать на него внимание. Потом круто взмывал вверх и уходил в сторону скал. Я знал этого селезня. Знал, что он с «моего» озера, и всегда с тревогой прислушивался к выстрелам горе-охотников.

Как-то в горах я обнаружил небольшое озеро, заросшее осокой и затянутое ряской. Следы на песке указывали на то, что здесь обитают дикие утки, С тех пор я часто здесь бывал.

Однажды мне посчастливилось увидеть выводок. Впереди степенно плыла мамаша-утка, а за нею утята. Потом я видел утят уже с подросшими колодочками перьев на хвосте и крыльях.

Приходил я обычно до восхода солнца и ждал. Они появлялись неожиданно и всегда с разных сторон. Никогда нельзя было угадать, откуда они появятся сегодня. С первыми лучами солнца откуда-то прилетал селезень и плюхался в воду, разбивая ряску. Утка с негодованием набрасывалась на него, и он, поднявшись, улетал. На другой день все повторялось снова. Только перед самой осенью, когда утята поднялись на крыло, селезень стал полноправным членом семьи. Теперь они всем табунком, с прилетом селезня, срывались с воды и куда-то уносились на целый день. Вечером прилетали усталые и какие-то медлительные. Окунались несколько раз в воду, как бы смывая с себя дневную пыль, и уплывали в осоку.

На днях я целое утро просидел в ожидании селезня. Утята тоже часто поглядывали вверх, о чем-то переговаривались между собой, но селезень так и не прилетал.

Возвращаясь, я остановился возле едучего костра. Невдалеке стояла «Волга», а на ее сиденье в целлофановом мешочке лежал убитый селезень. До меня долетел обрывок разговора:

— Без мелкашки его не взяли бы...

— Да и то случайно...

Увидев меня, они замолчали. Потом один спросил:

— Закурить не найдется?

— Нет, — ответил я зло и сильнее нажал на педали моего велосипеда.

Стояла промозглая осенняя погода. Мы возвращались с охоты. Едва приметная в темноте тропинка виляла меж сосен и разросшихся кустов бересклета.

— Вот в этом месте, — сказал егерь, — я прошлый раз и видел этот самый огненный шар.

Мы вышли на лесную поляну, в середине которой стояла огромная без вершины трухлявая береза.

— Да и не один я это видел, — Продолжал он. — Прошлую пятницу трое грибников припозднились, так тоже страху натерпелись. И что интереснее всего — появляется шар в темные ночи, вот как сегодняшняя.

Присев на валежину, мы закурили. Вспыхнувшая спичка еще сильнее сгустила мрак. Тьма была всеобъемлющая. Пролетел самолет, но он шел, видимо, выше туч — звук был еле слышен.

— Я, конечно, не верю в чертовщину, — егерь затянулся дымком. — Но пока не разгадаешь что-то, всегда это «что-то» кажется таинственным. Ну, что же, пошли?

Погасив сигареты, мы поднялись и вдруг застыли на месте: прямо из ствола березы вырвался светящийся шар, потом превратился в подобие креста и тут же скрылся за деревьями. Завороженные непонятным явлением, мы не сразу заметили, как в воздухе, кувыркаясь, плавно снижается какая-то искорка. Вот она коснулась. ветки, мелькнула еще раз и скрылась в траве.

Не сговариваясь, мы кинулись к тому месту. В траве что-то светилось. Приблизив горящую спичку, мы увидели перо совы. И все стало ясно. В березе было дупло, его-то и облюбовала сова для своего дома. Трухлявая береза, как известно, светится под действием бактерий, так что сова светилась от березовой трухи.

— Вот тебе и шар! — воскликнул мой спутник. — Вот тебе и огненный крест!

Мы подобрали перо и отправились своей дорогой.

Мне явно не везло. За весь день, хотя исходил километров двадцать, не встретил приличной «дичи» для своего фотоаппарата. Лиса, которую я заметил в бинокль, ближе чем на километр не подпустила. В видоискателе, несмотря на то, что был ввернут телевик, она выглядела крошечной инфузорией.

На темном небе сияло зарево городских огней. Оно освещало пойму Урала, поэтому идти было нетрудно.

Я подошел к цепочке озер, намереваясь обойти их стороной, как вдруг метрах в двадцати у берега одного озера блеснул голубоватый огонек. Это было так необычно и красиво, что я невольно заспешил. Рядом шла лыжня.

Приглядевшись внимательно, понял все. Здесь сквозь трещинки во льду выходил болотный газ. Проходящий лыжник, видимо, прикуривая, бросил спичку и, не оглядываясь, пошел дальше. А огонек остался гореть, указывая на то, что всему живому подо льдом приходится туго: недостает кислорода. Я спешно направился в город — нужно было предупредить приятелей...

Солнце застало нас уже на озере. Кто коловоротом или пешней делал лунки, кто ломал и носил