перемирие по всему восточному побережью, хотя сила Пяти племен была основательно подорвана еще до рождения Сары. А пока она жила здесь, жадные до земли европейцы оттесняли на запад и ирокезов, и алгонкинов, в результате чего сохранились лишь отдельные поселения туземцев, такие как деревенька кри близ Балтимора.

Ийю Итчи — кри — не были аборигенами атлантического побережья. Основная часть этого народа жила далеко к северу, на земле, которую, как знала Сара, называли Канадой, но уже целое поколение назад некий предусмотрительный вождь отправил разведчиков к югу, чтобы создать факторию на окраине Балтимора, и именно он заключил дружбу с Алисдайром Канингхэмом, а потом и с его дочерью.

Сара поняла, что в этом мире туземцы и европейцы живут в куда большей гармонии, чем в ее собственном. Здесь никто не грабил мохавков и не сжигал их деревень, поскольку англичане ценили местных жителей как партнеров по торговле, покупателей европейских товаров, а не смотрели на них как на владельцев земель, которые хотелось бы забрать себе.

Но все равно Сара не думала, что эти две нации доверяют друг другу. Разведчики кри показали себя прекрасными лазутчиками во время американской революции, и она надеялась, что теперь сумеет воспользоваться их умениями.

Герцогиня так задумалась, что даже не смотрела, куда идет, — хотя Балтимор и изменился, земля оставалась той же самой, как она ее помнила. Лишь осознав, что стало светлее, она остановилась и осмотрелась.

И у нее дух перехватило от изумления. Весь лес переливался серебром, деревья казались сделанными из драгоценных камней. Каждый листик сверкал темным изумрудом, а сучья походили на самородное серебро. Она видела все невероятно четко — от коричневого завитка прошлогоднего листочка на земле до золотых спиралек мхов.

Сара покрепче стиснула винтовку.

«Что происходит?» — подумала она, и сердце ее забилось быстрее. Она понимала, что должна испугаться, но испытывала лишь удивление и возбуждение. Мир стал тем самым, который помнила она с самого детства, и теперь ее ошеломило именно это узнавание. Ощущение было такое, как будто то, на что она надеялась, в конце концов сбылось.

«Все люди этого мира принимают магию как нечто само собой разумеющееся и обыденное. Наверное, так и должно быть. Я стою на пороге Мира Духов, мира, который остался неизменным с самого Творения».

Если так, то и карты ей в руки. Туземцы считали весь мир священным и не запирали своих богов в стенах церквей, как поселенцы. Сара прислонила винтовку к ближайшему дереву и стала молиться.

«Дух земли, Дух Древнего народа, услышь свое дитя. Помоги мне найти то, что я ищу, чтобы я могла сдержать свое слово и помочь моей подруге, поскольку ты знаешь, что этот мир создало Слово, и обещание — священно».

Когда она открыла глаза, перед ней оказался медведь.

Он стоял на задних лапах на самом краю поляны, и прозрачный лунный свет серебрил его темно- коричневый мех. Праотец Медведь был почти в два раза выше человека, его длинные черные когти блестели, как стекло. Праотец Медведь был покровителем охотничьих союзов. Без его позволения ни в лесу, ни в небе, ни в реке не могла проводиться никакая охота, поэтому люди каждую зиму устраивали пляски в честь важнейшего из Старших Братьев, присматривавших за людьми и учивших их жить. Пока Мать Кукуруза не пришла с юга, колдовство Праотца Медведя было единственным средством для поддержания жизни людей. Но он не помогал лжецам, клятвопреступникам или охотникам, которые не делились со своими соплеменниками.

Сара сунула руку в карман и достала брусок прессованного табака. Среди туземцев он считался и жертвоприношением, и средством обмена, и она подумала, что он понадобится ей в качестве платы за информацию. Но теперь поняла, что слишком далеко разошлась со своими друзьями детства и забыла их обычаи.

Она вытянула руки, держа на раскрытых ладонях табак, и медленно приблизилась к Праотцу Медведю, и сейчас, вблизи, увидела ожерелье из бусин и раковин на его груди. Морда Медведя была испещрена цветными полосами охотничьих магических рисунков, плечи покрыты пестрыми пятнами. Сара затрепетала от внутреннего благоговения и, осторожно положив табак на землю перед собой, отступила на несколько шагов.

«Идем, дочь», — прозвучал у нее в голове низкий хриплый голос. Так, наверное, мог разговаривать камень. Медведь опустился на все четыре лапы, повернулся и побрел в лес. Там, где он прежде стоял, теперь вилась лесная тропинка, на которой мерцали в лунном свете белые раковины и блестящие камушки.

Облегченно вздохнув, Сара взяла винтовку и пошла за Праотцем.

ГОРОД ВЫГОРЕЛ в 1794 году, в период губернаторства барона де Каронделе, и был отстроен за счет дона Андреса Альмонастера. Испанский город, поднявшийся на пепелище французской фактории, мог похвастаться государственной школой, больницей, монастырем капуцинов и большим собором Людовика Святого, возвышавшимся над всем городом. Здание суда по-прежнему называлось Кабильдо, хотя испанское владычество над городом окончилось семь лет назад. Колония уже семь лет назад была уступлена Франции, но Наполеон еще не посылал сюда губернатора, так как у него хватало дел и дома.

Потому Испания по-прежнему управляла своей бывшей колонией, хотя все более вяло. Этим воспользовались пираты, выслав из Картахены флот, чтобы сделать город своим оплотом на Большой Земле и совершать оттуда набеги на богатые суда в заливе, так что через несколько месяцев Новый Орлеан стал рассадником преступности. Когда местные воротилы узнали о том, что Франция наконец присылает генерал- губернатора, они восприняли это как приказ забрать все, что плохо лежит. Им противостояла гражданская гвардия, набранная из местных французов, креолов[43] и свободных негров, и на улицах постоянно происходили кровавые стычки.

Герцог де Шарантон появился в городе в июле, сопровождаемый тремя тяжеловооруженными кораблями и несколькими сотнями пехотинцев под началом генерала Виктора. Чтобы отвлечь пиратов, Виктор дал указания адмиралу Жерому Бонапарту высадить свои войска на побережье Мобель. Пока войско Виктора продвигалось по суше, обходя город с севера, младший брат императора, адмирал флота де Шарантона, прекрасно проявил себя, выгнав пиратов из их логова в устье Миссисипи и очистив порт для прибытия нового губернатора.

Оказавшись в городе, де Шарантон расположился в просторных апартаментах Кабильдо, с презрением отвергнув дом на углу улицы Тулуз и набережной, который, из-за близости к судебной палате и тюрьме, всегда занимали испанские губернаторы. Традиционные позорные столбы были заменены помостами для костров и виселиц, и новый губернатор начал свое правление с очищения тюрем и массовых казней пленников, захваченных его армией. Тому, кто был сожжен живьем, еще посчастливилось.

Поначалу город с радостью принял нового правителя. Герцог происходил из знатной французской семьи, да и жесткие меры были единственным способом спасти город от беззакония и анархии, которые терзали его уже несколько долгих лет. А герцог де Шарантон сделал для города немало хорошего. Его солдаты патрулировали улицы денно и нощно, так что любая женщина, креолка или француженка, могла без опаски ходить по городу. Торговцы без страха открывали свои лавки, и порт снова ожил, как в былые времена. Товары, что гнили в портовых складах, были погружены на корабли и отправлены в Европу, склады освободились для новых товаров.

Но больше всего аборигенов порадовало то, что губернатор обложил чудовищными пошлинами товары янки. Много лет товары из западных поселений Нового Альбиона отправлялись по Огайо и Миссисипи для погрузки на большие трансатлантические корабли, а плоскодонки с командами подонков- кэнтоков просто заполонили прибрежные районы города, куда стало опасно забредать женщинам, мужчинам