— А это вам решать, — безразлично ответил спец. — Мое дело — обнаружить. А дальше — как решит клиент.

— Хорошо, мы подумаем… Скажите, а квартиру в целом вы можете проверить на наличие «жучков»?

— Почему нет? — ответил спец. — Об этом, правда, не договаривались.

— Я заплачу, — сразу сказал Андрей. Спец взялся за дело. Он работал около часа, но «жука» в гостиной не нашел… У Обнорского бухнуло сердце.

— Чисто у вас в квартире, — уверенно сказал спец. — Кроме, конечно, телефона…

— Вы уверены? — переспросил Обнорский.

— Я за свои слова отвечаю.

Когда спец ушел, Обнорский первым делом заглянул под журнальный столик — «жук» стоял на своем месте. Стало очень-очень противно.

Красный «опель» выглядел ярким мазком на сером полотне дороги. Широкие колеса расплескивали грязную снежную жижу по сторонам. Галина Сомова везла питерскую бригаду в Борисполь. Она выглядела усталой, под глазами лежали тени.

Родион пытался развлечь ее рассказами о том, как он на Севере «белых медведей профилактировал», но Галина реагировала вяло, и Родя умолк.

— Кстати, — сказал Обнорский, — ты сделала, о чем договаривались?

— А о чем договаривались? — с недоумением спросила Галина.

— Я просил тебя поинтересоваться у Затулы…

— Ах, это! Сделала, конечно.

— И что?

— Она была, мягко говоря, удивлена. И сказала, что этим часам — сто лет в обед, что она привезла их из Симферополя. Но в день исчезновения Гии их не было — они сломались и находились в ремонте.

— А ты не спросила, куда она отдавала часы в ремонт?

— Нет… Ты же не говорил, чтобы я спросила, — ответила Галина.

— Да и черт с ним! Теперь-то чего? Проехали!

С заднего сиденья отозвался Повзло:

— А вот ни фига не «проехали»! На ней, стерве, соучастие в убийстве… А ты: «проехали».

— Коля! — сказал Обнорский. — Не преувеличивай.

— А что — Коля? Коля, понимаешь… Я имею право написать в отчете свое особое мнение?

— Имеешь, но ты подумай о том…

— Вот я-то как раз думаю, — горячо сказал Повзло. — Я думаю. И свое особое мнение напишу не только в отчете. Кассеты Стужи цветочками покажутся, когда я опубликую свое особое мнение. Я молчать не буду!

Галина, поглядывая на Повзло в зеркало заднего обзора, спросила:

— А что у тебя, Николай, за «особое мнение»?

— Я считаю, что Алена…

— Хватит! — рявкнул Обнорский. — Хватит… Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что фактически выносишь ей приговор своим «особым мнением»?

Повзло не ответил. Нахохлился, как воробей, и стал смотреть в окно, в скучный черно-белый пейзаж… В Борисполь приехали к началу регистрации. Галина проводила их до той черты, которая четко отделяет провожающих от пассажиров. Поцеловала Колю и Родиона, долго смотрела на Обнорского.

— Что ты, Галка? — спросил он.

— Ничего… Когда теперь встретимся?

— Не знаю. Может быть, летом… в Крыму?

— Тебе это не нужно, — сказала она. — Ты стал другим, Андрей. Ты изменился.

Обнорский неуверенно спросил:

— Почему? Почему я изменился?

— Не знаю. Скажи, у тебя там, в Питере, женщина?… Господи! Что я говорю? Конечно, у тебя там женщина. И, вероятно, не одна.

— Галя, послушай…

Она не хотела слушать. Она отодвинулась и сказала:

— Командировка закончилась, ты летишь домой. Лети, гусар. Желаю тебе удачи. Пока.

Андрей смотрел, как она уходит, и в этом была некая необратимость, некая фатальность, в которую не очень хочется верить… Но и не верить в нее было нельзя. Обнорский покачал головой, повернулся и пошел к стойкам регистрации.

Галина вышла из здания терминала на улицу. Холодный ветер хлестанул по лицу сырой моросью, прижал к коленям юбку. Не оглядываясь, она быстро двинулась на стоянку, к своему «опелю». Села в машину, пустила движок и включила печку. Достала из сумочки сигареты и телефон… Закурила… С минуту смотрела сквозь покрытое моросью стекло. Потом вытерла глаза и взяла в руки телефон.

Через две машины от «опеля» стояла скромная «пятерка». Мужчина в салоне «пятерки» засек, что Галина взяла телефон. Посмотрел на часы и засек время.

Потом выбрался со стоянки и поехал в Киев. Он постоянно поглядывал в зеркало, ожидая появления на трассе красного «мазка». Дождался, добавил газу, до самого города так и ехал впереди «опеля». Человека звали Александр Зверев.

Станислав Гвоздарский вышел из квартиры своей любовницы на Броварском проспекте. Уже больше двух лет он был в розыске, жил с чужими документами…

Первое время это здорово давило на психику, и Гвоздь свалил в Чечню. Там тоже оказалось не сладко, и как только москали в девяносто девятом начали активные боевые действия, он вернулся обратно на Украину. Уже с новыми документами на имя Поддубного Матвея Сергеевича. В Днепропетровске один «умелец» закатал в скулы Гвоздя вазелин, и теперь Гвоздь приобрел несколько азиатские черты лица.

Страха влететь за старые — двухлетней давности — подвиги уже не было. Но за два года накопилось столько новых, что Гвоздарскому иногда приходило в голову: от чего бегаю-то? От соучастия, где всего сроку года на три по максимуму… А пока бегаю, уже набрал лет на пятнадцать! А может, и больше. Гвоздарский вышел из квартиры, внимательно прислушался, ничего интересного не услышал и вызвал лифт. В ожидании лифта и во время спуска он фальшиво насвистывал.

Бампер в бампер к его «шестерке» стояла неказистая «тойота-хайэйс». В салоне, за тонированными стеклами, сидели четверо мужчин. Когда Гвоздь вышел из подъезда, один сказал:

— Ну вот он… Смотри, Павло, он или нет?

Второй мужчина присмотрелся и уверенно ответил:

— Да не, не он. Гвоздарь наш, лицо славянское. А это монгол какой-то… Да вы сами фото его видели.

— Точно не он? — разочарованно спросил первый.

— Точно. Когда мы его разрабатывали, я на него нагляделся, — ответил второй. Гвоздарский тем временем приблизился к «тойоте» метров на десять. — А впрочем, — сказал второй, — здорово на Гвоздарика похож. Если б не эти скулы…

— Так он или не он? Думай, Павло.

— Да нет, не он, — ответил второй, но уже не так уверенно.

Третий заметил:

— А вышел-то он из квартиры Саленко, любовницы Гвоздаря… может, внешность изменил?

— Короче! Нечего сношать муму. Нужно взять и проверить.

Когда Гвоздарский поравнялся с «тойотой», боковая дверь отъехала в сторону и оттуда неуклюже, пятясь по-рачьи, задом, вылез мужчина лет тридцати. Одновременно с двух разных сторон — от подъезда, из которого вышел Гвоздь, и от остановки — к «тойоте» направились еще двое мужчин. Гвоздарский дошел до «шестерки», сунул руку в карман — за ключами. Голос сзади произнес:

— Гражданин Гвоздарский?