факта, что на Украине, как и в России, продолжается снижение численности населения… Нашу Раду лихорадит. Идет война партий и кланов. А в центре всего этого — президент. За возможность влиять на Бунчука наши олигархи готовы пойти буквально на все! В любой момент следует ожидать провокаций…
Какое отношение имеет к этому дело Горделадзе? Прямое. Я не знаю, что случилось с Георгием Горделадзе. И вы не знаете. И Генеральный прокурор, скорее всего, не знает. Но карту «Горделадзе» уже вовсю разыгрывают! Сейчас, когда якобы обнаружено тело, я ожидаю новой вспышки истерии… Более того, я ожидаю вброса какого-то «компромата» против Бунчука или его ближайшего окружения…
Соболев умолк, подошел к Обнорскому, сказал:
— Дай, Андрей, затянуться.
— Да вот же сигареты, Сергей Васильевич, — сказал Андрей и протянул премьеру пачку.
— Спасибо, мне затянуться разочек, — улыбнувшись, ответил премьер.
Обнорский пожал плечами, протянул Соболеву сигарету. Сергей Васильевич сделал сильную затяжку, вернул сигарету, снова улыбнулся: мол, спасибо.
— Так вот — продолжу. Если противникам Бунчука это удастся, нас может ожидать политический Чернобыль. Думаете, я преувеличиваю? Отнюдь, друзья, отнюдь…
— У вас, — сказал Повзло, — есть факты о готовящихся провокациях?
— Нет, фактов у меня нет. Есть только ощущение, что некие события уже назрели… Дай Бог, чтобы я ошибался. Но боюсь, что я прав… Именно поэтому так важно разобраться с тем, что же действительно произошло с Георгием Горделадзе. Еще три дня назад я даже не подозревал, что обращусь к вам за помощью. Я даже не знал о существовании вашего Агентства. Мне хотелось просто познакомиться с писателем Обнорским… Я не знал, что Андрей Викторович не только писатель, но и журналист- расследователь. Что за его спиной стоит мощная расследовательская СТРУКТУРА.
— Это единственный мотив, по которому вы обратились к нам, Сергей Васильевич? — спросил Андрей.
— Нет, Андрей Викторович. Профессионализм и наличие организации — это, конечно, серьезный мотив. Но не единственный, — сказал Соболев.
— А каковы же другие мотивы? Много их?
— Их три, — ответил Соболев. — Еще не зная вас лично, я понял, что вы порядочный человек… Это во-первых. Во-вторых, мне сказали, что вы «совершенно неуправляемый» (Соболев усмехнулся). А в- третьих, вы — незаинтересованная сторона. Вы — иностранцы, вы можете посмотреть на наши дела сторонним взглядом. Спокойно и без эмоций… Поэтому я обратился к вам.
— И все же вы сказали, что рискуете, — заметил Повзло.
Соболев посмотрел на Колю очень серьезно, с прищуром. Помолчал несколько секунд, потом сказал:
— Да, Николай, я рискую… Я ведь не знаю, ЧТО ВЫ НАКОПАЕТЕ и какие это будет иметь последствия. Но я принял решение и очень рассчитываю на вас.
— Спасибо, — ответил Обнорский. У Андрея, как это часто бывает с ним осенью, сильно болела голова — память о ранении, полученном на Ближнем Востоке. Память о Куке… Сегодня, когда он на несколько секунд задремал в самолете, он снова видел капитана Кукаринцева во сне. Кука, ухмыляясь, тянул свой страшненький мотив на бандуре. Возле его ног стояла черная мертвая голова. — Спасибо, Сергей Васильевич. Мы ценим ваше доверие, — ответил Обнорский.
— Что ж… Давайте обсудим технические детали нашего проекта, — сказал Соболев.
Так началась для Андрея командировка в Киев.
Вечером Обнорский позвонил Галине.
— Андрей, — сказала она, — я соскучилась… Я ведь живой человек. Я тебя ждала, а ты прислал этих двух… москалей.
— Ну один-то, положим, все-таки хохол.
— Какая разница? Когда ты сам собираешься в Киев?
— Не знаю, — сказал Обнорский. — Работы полно… когда-нибудь.
— А я тебя жду.
— Ну тогда приеду. Коли дивчина ждет гарного хлопца — грех не приехать. Гарный я хлопец для тебя? Пардон, для тэбе.
— Гарный, гарный! А когда приедешь? К дивчине, кстати, тоже… гарной.
— Через полчаса буду, — сказал Обнорский. — Диктуй адрес.
— Как — через полчаса? — удивилась Галина. — Ты откуда звонишь?
Обнорский захохотал и повторил:
— Диктуй адрес, еду.
Ему даже не пришлось ехать — Галя жила в центре, на улице Городецкого, в двух минутах ходьбы от гостиницы «Москва», где остановились Обнорский и Повзло. Андрей купил шикарный букет, шампанское и спустя десять минут уже стоял перед дверью квартиры. Он нажал на кнопку звонка, и дверь распахнулась. Они занимались любовью в «джакузи» огромных размеров, с зеленоватой подсветкой, и алые розы в мерцающем свете казались черными.
— Господи, — сказала Галина, — как хорошо. Как мне с тобой хорошо, Андрюша… Кажется, мы снова в Крыму. Ты вспоминаешь Крым?
— Вспоминаю, — ответил Андрей, любуясь загорелым обнаженным телом в прозрачной воде, любуясь отражением огонька свечи в зеркальном потолке.
Галина прильнула к нему и поцеловала в ухо.
— Щекотно, — сказал Обнорский.
— А я тебя защекочу… Я всего тебя защекочу, противный Серегин. А хочешь, я тебя вымою как маленькое дитя?
— Нет, — сказал он, отодвигаясь. — Не хочу.
Он вспомнил слова Затулы о пропавшем любовнике: «…Георгий уставал очень сильно. Чтобы снять стресс, я мыла его как маленького ребенка».
Андрей протянул руку и взял фужер с шампанским с бортика ванны. Как маленькие медузы, метнулись в вине пузырьки газа.
— И мне, — сказала Галина.
Андрей взял второй фужер, передал его Галине, откинулся в ванне… И тут увидел свое отражение: зеленоватое тело под водой… И голову над поверхностью. Тело под водой. БЕЗ ГОЛОВЫ… Мелькнуло лицо капитана Кукаринцева… Встала перед глазами картинка: Затула моет в ванной безголовое тело Горделадзе. Моет, трет его мочалкой, напевает «Реве и стогне» на музыку Куки.
— Что с тобой? — спросила Галина.
— Что?
— Ты побледнел… Тебе худо?
— Нет, все в порядке. Все хорошо. Все просто замечательно. — Андрей приложился к фужеру, сделал глоток. Маленькие медузы заметались перепуганной стайкой. — С тобой мне очень хорошо.
— Ну слава Богу… А то я испугалась.
— Еще бы! Вот отдал бы концы прямо у тебя в ванне — и все! Международный скандал! Затрахала американская шпиенка москальского журналюгу до смерти.
— Фу, какие глупости говоришь! Скажи лучше, зачем прилетел и надолго ли мне такое счастье привалило?
— Надолго ли — я и сам еще не понял…
— Защекочу. Зацелую в ухо!
— Боюсь!
— То-то же. А зачем ты в Киеве?
— В Киеве я, прекрасная паненка, по «делу Горделадзе», — сказал Андрей.
Галина широко раскрыла глаза:
— По «делу Горделадзе»?
— Именно так, Галка. Именно так, шоб я таки сдох.
— Я думала, на «деле Горделадзе» поставлен крест.
