Звереву. Зверев пожал плечами.

— Провести семинар, — ответил он, — не проблема. А что касается качественного расследования… не знаю, не уверен. Работать-то придется на чужой территории, без агентуры, связей в правоохранительных органах. Попробовать можно, а гарантировать результат — нет.

— Так его и в Питере никогда нельзя гарантировать, — резонно возразил Обнорский. — Ну, что скажешь?

— Можно слетать, — сказал Зверев. — Мне хохлушки нравятся.

Спустя полчаса Обнорский позвонил Галине и дал согласие на предварительное расследование. На другой день Повзло и Зверев вылетели в Киев.

— Напротив, — возразил Обнорский Соболеву, — я, волею случая, неплохо знаком с делом Горделадзе, Сергей Васильевич.

— Каким же образом, Андрей Викторович? — удивился премьер.

— Наше Агентство начинало проводить расследование по исчезновению Георгия Горделадзе. Двое моих сотрудников более недели провели в Киеве, собирая первичный материал.

— Если я вас правильно понял, то расследование до конца вы не довели? — спросил Соболев. Андрей кивнул:

— Да. Нашим заказчикам не понравилось, в каком направлении движется расследование. Они вежливо нас поблагодарили и приостановили дело.

— А кто был вашим заказчиком?

— Фонд помощи независимой прессе «Виктория», — ответил Андрей.

— Американцы, — быстро произнес Соболев.

— Американцы, — согласился Обнорский.

— Им очень хотелось увидеть тень президента?

— Да, нас осторожно к этому подталкивали…

— Но вы не согласились?

— Я уже говорил вам, Сергей Васильевич, что у нас можно заказать расследование, но нельзя заказать результат. Если бы мои ребята увидели след президента, то мы именно так и написали бы в отчете. Но мы не увидели даже тени Бунчука.

— А вы не могли бы ознакомить меня с вашим отчетом? — спросил Соболев. — Или он является секретным?

— Нет, он не является секретным. Собранная нами информация является во многом конфиденциальной, но не секретной. По соглашению с «Викторией» эта информация остается совместной интеллектуальной собственностью Агентства журналистских расследований и «Виктории». Каждая из сторон может использовать материал отчета по своему усмотрению. В полном объеме или отдельные фрагменты его… Я, разумеется, могу вас познакомить с отчетом, но лучше сделать это в Агентстве. Все материалы хранятся там. Вы сможете зайти ко мне в Агентство?

— Даже не знаю, Андрей Викторович. Мы, собственно, завтра улетаем в Москву. С утра у нас намечена экскурсия в Русский музей, а потом ваши, питерские, энтэвэшники хотели бы взять у меня интервью. Мне очень хочется побывать у вас и познакомиться и с Агентством вашим, и с отчетом. Но я уже пообещал энтэвэшникам — неудобно… Не знаю, как поступить.

— С НТВ, — сказал Обнорский, — я все решу.

— Каким образом?

— Договорюсь, чтобы они подъехали ко мне… Я отлично знаю их главного режиссера… Возьмут интервью прямо в Агентстве.

— Ну что же, давайте попробуем… С утра завтра — музей, а потом — Агентство.

Ужин в зимнем саду прошел замечательно. Прощались Соболевы и Обнорский как старые знакомые. Дома Обнорский сразу лег спать. Приснился ему Кука — капитан Кукаринцев [События описаны в романе А. Константинова «Журналист»]. Куку Андрей видел во сне довольно редко. Обычно Кукаринцев снился ему в палестинской военной форме, с пистолетом в руках.

— Извини, братишка, — говорил Кука всегда одну и ту же фразу, — служба.

И нажимал на спуск. Андрей видел, как медленно и бесшумно выкручивается из ствола тупая пуля, как она плывет в знойном воздухе… Вспышка, боль, чернота… Проклятый сон!

Этой ночью Кука приснился ему в вышитой украинской сорочке, с бандурой в руках. Кука перебирал струны и играл «Реве и стогне Днипр широкий…» Он хорошо играл, мастерски, но что-то страшное и зловещее было на этот раз в хорошо знакомой, мощной старинной песне.

— Прекрати! — закричал Обнорский во сне. — Прекрати, Кука! Немедленно прекрати, сволочь!

А Кука играл, и страшная выходила мелодия из-под его рук… Она только напоминала мелодию «реве и стогне», но ею не была. Кука играл и улыбался зловеще. Обнорский снова закричал на него… и проснулся. Он сел на диване, опустил босые ноги на пол. Болела голова, бухал пульс. Андрей нашел на ощупь сигареты, щелкнул зажигалкой, прикурил. Потом, подсвечивая той же зажигалкой, посмотрел на часы. Было половина четвертого ночи. Ветер за окном раскачивал голые березы, все еще стоял в ушах звук Кукиной бандуры…

— Сволочь ты, Кука, — произнес Обнорский и затушил наполовину выкуренную сигарету. — Сволочь ты, Кука. Когда же ты, наконец, оставишь меня в покое?

Соболев позвонил Андрею в Агентство около полудня.

— Андрей Викторович, — сказал он, — звоню, как договаривались… Наши планы остались в силе?

— Конечно, Сергей Васильевич. Когда заканчивается ваша экскурсия по Русскому музею? Я бы подскочил, встретил вас.

— Тогда подскакивайте, мы уже закончили…

— Еду. Буду через пять минут.

Обнорский, не одеваясь, выскочил во двор, сел в «Ниву». Езды от улицы Зодчего Росси до площади Искусств всего ничего, если не попадешь в «пробку».

Обнорскому повезло — «пробок» не было, — и он добрался даже быстрее, чем обещал. Перед оградой Русского музея стояла «Вольво-850» с «крутыми» номерами и вторая — с охраной. Возле «вольво» Андрей увидел Соболева с супругой, директора музея Гусева и еще одного мужчину, видимо, Филатова. Несколько в стороне стояли два охранника в расстегнутых куртках.

Был сильный мороз, на ограде серебрился иней. Обнорский резко затормозил возле автомобилей, выделенных для гостя губернатором Санкт-Петербурга, выскочил из «Нивы». Мгновенно насторожилась охрана. Один из охранников даже двинулся навстречу Обнорскому, но увидел реакцию ОП [ОП — охраняемая персона.] (Соболев улыбнулся Обнорскому, поднял руку в приветствии) и понял, что все в порядке.

Соболев сел в «Ниву» к Андрею… У охранников вытянулись лица…

Кавалькада двинулась вокруг классической площади с памятником Пушкину посреди круглого сквера, припорошенного снегом.

— А как с энтэвэшниками? — спросил Соболев. — Удалось решить вопрос, Андрей Викторович?

— Они уже ждут вас в моей приемной, — ответил Андрей, ухмыляясь в усы.

Он вспомнил, какое удивление прозвучало в голосе Ильи Шилькина, главного режиссера питерского филиала НТВ, когда Андрей позвонил и спросил:

«Хочешь взять интервью у премьер-министра Крыма?» — «Хочу, — ответил Илья, — а что?» — «Тогда присылай своих оболтусов ко мне в Агентство к полудню», — «А зачем?» — спросил Илья. «Я же тебе русским языком говорю: если хочешь взять интервью у премьер-министра Автономной республики Крым, присылай бригаду…»

Уже с половины двенадцатого в приемной у Обнорского отирались «оболтусы» — оператор и журналист НТВ. Руководил ими лично главный режиссер господин Илья Шилькин. Многомудрый Ильюша выглядел озадаченным и все пытался у Обнорского выспросить, что же такое нужно крымскому премьеру в «Золотой пуле».

Обнорский загадочно улыбался и ничего не говорил.

— …уже ждут в моей приемной, — ответил Андрей.

«Нива» Обнорского, а за ней две «вольво» с супругой премьера, смольнинским чиновником и нервничающей охраной подъехали к Агентству… С момента звонка Соболева прошло чуть больше десяти