об одном: не торопи меня…» Вы улыбаетесь, сударь; что это значит?

Хозяин. Ничего.

Жак. Мой друг, Чертов сын, уходит. Я одеваюсь, так как еще не вставал. Отправляюсь к его отцу. Не успел тот меня заметить, как воскликнул с радостью и удивлением:

«Это ты, крестник? Откуда тебя несет и зачем пришел в такую рань?..»

Крестный действительно питал ко мне дружбу, а потому я откровенно сказал ему:

«Дело не в том, откуда я иду, а как вернусь домой».

«Ах, крестник, ты становишься распутником; боюсь, что сын мой и ты – два сапога пара. Ты не ночевал дома».

«Отец полагает, что я не вправе так себя вести».

«Он вправе считать, что ты не вправе так себя вести. Но сперва позавтракаем, бутылка нас умудрит».

Хозяин. Жак, у этого человека были здравые взгляды.

Жак. Я отвечал ему, что не хочу ни пить, ни есть и что умираю от усталости и желания выспаться. Старик Черт, который в молодости не спасовал бы в таких делах ни перед кем, добавил, ухмыляясь:

«Эй, крестник, вероятно, она хорошенькая и ты не клал охулки на руку? Вот что: сын мой вышел; ступай на чердак и ложись на его постель… Но еще словечко перед тем, как он вернется. Он – твой друг; когда вы будете наедине, скажи ему, что я им недоволен, очень недоволен. Его развратила мне одна девчонка, Жюстина; ты ее, наверно, знаешь (кто из деревенских парней ее не знает!); ты окажешь мне настоящее одолжение, если отвратишь его от этой твари. Прежде это был, как говорится, отличный малый; но после злосчастного знакомства с ней… Да ты не слушаешь; у тебя глаза слипаются. Ступай отдохни…»

Иду наверх, раздеваюсь, поднимаю одеяло, простыни, щупаю повсюду: никакой Жюстины! Тем временем Черт, мой крестный, говорит:

«Ах, дети, проклятые дети! И этот тоже огорчает своего отца».

Не найдя Жюстины на кровати, я заподозрил, что она находится под ней. В конуре царила кромешная тьма. Наклоняюсь, щупаю, вожу руками, наталкиваюсь на ее руку, схватываю ее и притягиваю к себе; Жюстина, дрожа, выползает из-под лежака. Я целую ее, успокаиваю, подаю ей знак, чтоб она легла на кровать. Она складывает руки, падает к моим ногам, обнимает мои колени. Если бы было светло, я не устоял бы перед этой немой сценой; но когда потемки не внушают страха, они внушают предприимчивость. К тому же ее прежние отказы бередили мне сердце. Вместо ответа я пихнул ее к лестнице, ведущей в лавку. У нее от страха вырывается крик. Черт, услыхав его, говорит:

«Он бредит…»

Жюстина стала терять сознание; ее колени подкосились; в отчаянии она шептала глухим голосом:

«Он придет… он идет… вот он поднимается… Я погибла!»

«Нет, нет, – отвечал я тихо, – не бойся, молчи, ложись…»

Она продолжает отказываться; я стою на своем; она уступает, и вот мы друг подле дружки.

Хозяин. Предатель! Мерзавец! Знаешь ли ты, какое преступление собираешься совершить? Ты насилуешь девушку – если не физически, то, по крайней мере, при помощи страха. Если бы тебя привлекли к суду, ты узнал бы всю строгость закона, карающего похитителей.

Жак. Не знаю, изнасиловал ли я ее, но знаю, что ни я ей зла не причинил, ни она мне. Сперва, отводя рот от моих поцелуев, она приблизила его к моему уху и прошептала:

«Нет, нет, Жак! Нет…»

Тогда я притворился, будто хочу сойти с кровати и направиться к лестнице. Она удерживает меня и снова говорит на ухо:

«Никогда бы не поверила, что ты такой злой; вижу, что мне нечего ждать от тебя пощады; но, по крайней мере, обещай, поклянись…»

«В чем?»

«В том, что Чертов сын ничего не узнает».

Хозяин. Ты обещал, ты поклялся, и все прошло хорошо.

Жак. И еще раз очень хорошо.

Хозяин. И очень хорошо еще раз!

Жак. Вы говорите так, словно при этом присутствовали. Между тем мой друг, Чертов сын, потеряв терпение, тревожась и устав бродить вокруг дома, возвращается, не дождавшись меня, к отцу, который говорит ему с досадой:

«Ты потратил много времени на чепуху…».

Сын отвечает ему с еще большей досадой:

«Пришлось обстругать эту проклятую ось с обоих концов: она оказалась слишком толстой».

«Я же тебя предупреждал: но ты все хочешь делать по-своему».

«Обстругать легче, чем прибавить».

«Возьми-ка вот этот обод и доделай его за дверью».

«Почему за дверью?»