дурочки разыграл какой-то детский эпизод: встреча в лесу с насильником…
— Это на него похоже!..
— Я залепила ему по толстой физиономии пощечину…
— Ну ты даешь, Олька!
— Но каков Бобриков-то? — думая о другом, сказала Оля. — Не знаю, что он наговорил про меня этому Беззубову… Кстати, что бросается в глаза в его лице, так это губы: красные, толстые, мокрые… Фу! Гадость!
— Оленька, с твоим характером не сниматься тебе в кино, — заметила Ася, отхлебывая из маленькой фарфоровой чашечки горячий кофе.
— По-твоему, я должна была изобразить покорную селянку? Опуститься на мох?.. Тьфу! На пол?..
— Кинорежиссера по физиономии… — покачала головой подруга. — Я такого еще не слышала!
— Реакцию мою он похвалил… — улыбнулась Оля.
— Беззубов — очень влиятельный человек на студии…
В окно ударил порыв ветра, задребезжало стекло. Буфетчица из стеклянной банки засыпала в кофейный агрегат зерна. Машина с чавканьем поглощала их, от нее поднимался к потолку легкий пар. Приятный запах молотого кофе вдруг напомнил Оле жаркое лето, колышущиеся и гудящие от пчелиного звона зеленые поля, над которыми медленно плыли белые облака… Из всех времен года она больше всего любила лето.
— Я стояла перед ним в павильоне, а он рассматривал меня… — стала рассказывать Оля. — И мне вдруг пришло на ум, что он хозяин, а я раба на невольничьем рынке, которую покупают… Очень, я тебе скажу, неприятное ощущение.
— Начинать, Олька, всегда трудно, об этом пишут в своих мемуарах все знаменитые артисты театра и кино. Зато потом, став популярной звездой, актриса диктует свои условия…
— Ты имеешь в виду на Западе?
— Не думаю, чтобы Беззубов, например, разговаривал с Гурченко или с Симоновой так же, как с тобой.
— Знаешь, я впервые пожалела, что выбрала эту профессию, — призналась Оля.
— Не принимай все так близко к сердцу, — сказала Ася. — Ты — актриса, и тебе всю жизнь придется играть…
— И в жизни, и на сцене? — улыбнулась Оля. — Я как-то над этим не задумывалась.
— А как твой роман с дядей Мишей Бобриковым? — припомнила подруга. — Разве это не игра? Не строила бы ему глазки, не поощряла его интерес к себе, он бы не решился приударить за тобой. Это была игра в жизни. Впрочем, все мы, девчонки, со школьной скамьи играем в придуманную нами любовь, о которой не имеем никакого представления… Сколько у меня было романов! Но по-настоящему я еще не любила никого. Понимаешь, Олька, нет у меня уважения к мужчинам. Они тоже артисты — играют с нами, чего-то придумывают, пудрят мозги, добиваются своего и скоро охладевают. Извечная игра мужчин и женщин. И я даже не знаю, кто выигрывает. По-моему, и мы и они в конечном счете остаемся в проигрыше.
— От твоей философии хочется волком выть, — вздохнула Оля.
Она вспомнила свои разговоры на эту тему с братом. Он тоже не очень-то верил в большую красивую любовь… до встречи со Знаменской. Что бы Ася ни толковала, а у Андрея и Марии — настоящая любовь. Стоит брату пальцем поманить — и Мария хоть на край света прибежит к нему. И он на все готов ради нее. Домой ни одного письма не прислал из Климова, а Марии — четыре! Вернувшись оттуда — он всего и побыл-то дома две недели, — снова подрядился в какое-то автомобильное агентство по дальним перевозкам грузов. Получил огромную машину с серебристым прицепом-холодильником. Туда грузят продукты, овощи, вешают пломбы, и кати по стране в другую республику. Он уже два рейса сделал. Говорил, что работа интересная, как журналист он тут много чего для себя почерпнет…
Мария Знаменская, пропустив неделю в университете, была с ним в одной поездке. Оказывается, в машине есть даже подвесная кровать для отдыха. После той поездки на грузовике в Андреевку Мария полюбила ездить на тяжелых машинах. А рефрижератор, который получил Андрей, по комфортабельности мало чем уступает «Жигулям». Там есть приемник, Андрей с собой взял портативный магнитофон. В общем, Мария вернулась из длительной поездки довольная, хотя ей здорово влетело от родителей…
За соседний стол уселись два парня в модных финских куртках. У одного на безымянном пальце посверкивает красивый золотой перстень, у второго на руке японские часы с зеленоватым циферблатом. Они заказали кофе, по бокалу шампанского. Пока буфетчица щелкала блестящими рукоятками, готовя напиток, парни осмотрелись и, не найдя более достойного объекта, принялись глазеть на девушек.
— Крутые мальчики, — улыбнулась Ася. — Сейчас предложат и нам шампанского…
И действительно, тот, что с перстнем, поднял согнутую в локте руку и сказал:
— Привет, девочки! На улице дождь, а здесь уют и праздник… У моего приятеля сегодня день рождения, не поднимете с нами по бокалу в честь столь радостного события?
— Язык у малого хорошо подвешен, — негромко проговорила Ася. — А именинник будто воды в рот набрал!
— Не улыбайся им! — ущипнула подругу за ногу Оля. — У меня нет никакого настроения еще с кем то сегодня знакомиться.
Но говорливый парень уже попросил буфетчицу, чтобы она принесла бутылку шампанского и апельсинов. И показал на стол девушек.
— Ты как хочешь, а я выпью, — заявила Ася. — Все-таки у человека праздник, и нечего его омрачать твоим кислым видом. Беззубов — дерьмо, но нельзя же и всех других мужчин считать барахлом?
Парни пересели за их стол, представились: говорливого звали Валерием, именинника — Никитой. Первый сразу же стал проявлять знаки внимания Асе, а Оля и Никита помалкивали.
— Сама судьба нас направила сюда, — болтал Валерий. — Идем по Литейному, и вдруг будто что-то меня толкнуло в бок: мол, ребята, зайдите в «Гном»! Мы зашли и видим двух прекрасных девушек… Никита, скажи хоть слово! — повернулся он к приятелю.
— Мне двадцать семь, — сказал Никита и боязливо посмотрел на Олю.
— Двадцать семь! — воскликнул приятель. — И до сих пор трепещет перед девушками, как осенний лист на ветру.
— Зато вы, Валера, чересчур смелый, — заметила Ася Цветкова. — И говорите красиво.
— У вас такой вид, будто вы что-то потеряли, — в упор посмотрел Валера на Олю.
— Вы недалеки от истины, — помимо своей воли улыбнулась та.
— Моя подруга потеряла веру в мужчин, — сказала Ася.
— А я — в женщин, — неожиданно громко произнес Никита и отвернулся к окну. В отличие от приятеля, он мало обращал внимания на новых знакомых.
— Выходит, вы два сапога — пара, — рассмеялся Валерий.
— Оля, тебя сравнили с сапогом, — пыталась расшевелить подругу Ася. — Сейчас же потребуй, чтобы Валера извинился.
— Меня сравнивали кое с чем и похуже… — снова вспомнила о Беззубове Оля.
— Оленька, вы — чудо! — подарил ей веселый взгляд Валера. — Я могу и на колени перед вами встать.
Оля решила, что выпьет свой кофе и уйдет. Асе вроде бы по душе пришлась эта компания, но ей тут сидеть надоело. Болтовня Валеры утомляет, а в глазах мрачного Никиты и впрямь разочарование и пустота. Наверное, от него девушка ушла… Не радует парня и день рождения.
Валера выложил, что он работает в «Интуристе», правда, не уточнил кем, а Никита — автослесарем на станции технического обслуживания. Сегодня у обоих выходной, да еще такое событие…
Валера — невысокий брюнет с короткой челкой над серыми улыбчивыми глазами. Лицо у него острое, треугольная челюсть, на самом кончике носа — красное пятнышко, будто сосудик лопнул. Никита выше его, шире в плечах, волосы у него длинные, налезают на уши и сзади на воротник черной куртки. Подбородок тяжелый, с ямкой посередине, глаза светлые с голубизной, рыжеватые ресницы короткие. Когда говорил