намеревалась вознаградить себя за причиняемые ей неудобства, со всеми необходимыми предосторожностями укрепляя свои отношения с султаном. На карту были поставлены контроль над проливом Отранто и свобода плавания через него из Средиземного моря в Адриатику и обратно. Тем временем постепенно проходил испуг от падения Константинополя, спадала волна крестоносного энтузиазма и все больше недовольства вызывала решительность, с которой церковь взялась за сбор десятины. В апреле 1454 года император созвал в Регенсбурге ассамблею Священной Римской империи, пригласив на нее как герцога Бургундского, так и итальянских правителей. Однако приехал только первый; остальные под разными предлогами уклонились от участия в ассамблее, поскольку боялись, что будут вынуждены принять на себя какие-то обязательства. С другой стороны, и сам Фридрих III не был уверен, стоит ли проявлять излишнее рвение. В результате он так и не появился в Регенсбурге, поручив дела ассамблеи Пикколомини. Даже Филипп Бургундский, в чьем желании осуществить крестовый поход не приходится сомневаться, не мог посвятить себя этому делу настолько, насколько ему того хотелось: он опасался, что освободившаяся от английской угрозы Франция нанесет предательский удар. Пикколомини быстро понял, что наткнулся на глухую стену из безразличия и преднамеренного обструкционизма. Его письма, относящиеся к этому периоду, и особенно самое знаменитое, от 5 июля, полны горького пессимизма.

Вторая ассамблея, созванная во Франкфурте 29 сентября, в праздник архангела Михаила — покровителя крестоносцев, — также потерпела фиаско. Император не появился, снова передав все полномочия Пикколомини. Третья ассамблея, созванная в феврале следующего года в городке Винер- Нёйштадт и начавшаяся с очередных отговорок, была распущена при известии о смерти Николая V.

Николай V — Томмазо Парентучелли — не был горячим приверженцем идеи крестового похода до падения Константинополя и стал ее запоздалым, но решительным сторонником после этой трагедии. Закончил же он свой земной путь в горьком убеждении, что совокупность политических, дипломатических и экономических причин делала невозможным объединение христианского мира против опасного врага: всем уже стало ясно, что этот враг может быть весьма полезен в качестве тайного или явного союзника против других христианских держав. И этот урок был хорошо усвоен европейскими правителями на три века вперед.

«Завещание» («Testamentum») Николая, включенное Джанноццо Манетти в его монографию «О жизни и нравах верховного понтифика Николая V» («De vita et moribus Nicolai V summi pontificis»), кажется неубедительным и апологетическим в том, что касается описания обороны Константинополя — «в опровержение объективных вещей» (in hac ipsa obiectarum rerum confutatione) [30]. Упреки в адрес Папы тяжело ранили его. В ответ он заявлял, что христианские правители и государства оказывают ему недостаточную поддержку, и говорил о внезапной (справедливость этого мнения нам сложно оценить) и постыдной сдаче Константинополя осажденными. На самом же деле, вряд ли они могли бы сделать больше или поступить иначе — как, вероятно, и сам понтифик.

Новый Папа, Калликст III Борджиа, не собирался бросать на произвол судьбы начинания своего предшественника. Прежде всего он сосредоточил усилия на создании флота, чтобы противостоять турецкому господству хотя бы на море. И действительно, несколько судов под командованием Лодовико Скарампо сумели в 1455 году оказать помощь Родосу и отбить нападение турок, а также очистить от османских военных гарнизонов острова Наксос, Самофракию и Лемнос.

Тем временем на Балканах турки снова перешли в наступление. В 1455 году они заняли Ново-Брдо, крупный центр горнорудного промысла в Сербии, к юго-востоку от Косова поля. Остаться там было позволено лишь горнорабочим, большинство из которых были саксонцами: без их помощи турки, не обладавшие необходимыми знаниями и технологиями (уже обозначалась одна из «ахиллесовых пят» Османской империи), просто не смогли бы воспользоваться месторождениями золота и серебра. Потеря Ново-Брдо вызвала в Европе тревогу: было ясно, что султан нацелился на Белград. Для того чтобы противостоять ему, кардинал-легат Хуан де Карвахаль располагал лишь наспех собранным войском. Командовал им испытанный в боях Янош Хуньяди, а боевой дух воинов должен был поднимать известный проповедник, престарелый францисканец-минорит Джованни да Капестрано.

Турки потерпели поражение. Во второй половине июля 1456 года они были разбиты сначала в речном сражении на Дунае, а затем и на суше. Султан снял осаду с Белграда и отступил со своим многочисленным войском, включавшим в себя вымуштрованных янычар, великолепную артиллерию и большое количество христиан — инженеров, мастеров, литейщиков и пушкарей из Германии, Боснии, Венгрии, Далмации, Италии, примкнувших к туркам ради наживы или в поисках приключений.

Казалось, под Белградом христиане отплатили за Константинополь. Впервые после тяжелой потери 1453 года в Европе наступило краткое затишье. Но вместе с тем становилось ясно, что судьба христианского мира решается теперь на Балканском полуострове, который стал форпостом всего европейского континента.

При этом положение оставалось тяжелым. Султан начал поход в Морею, деспоты которой отказались платить ему дань. В первых числах августа ему сдался Коринф, а в конце того же месяца Мехмед II победно вошел в Афины. Эта потеря вызвала отчаяние среди гуманистов, считавших столицу Аттики своей духовной родиной. Между тем на венецианском острове Негропонте султана принимали как желанного гостя и друга, а Дубровницкая республика платила ему дань и приносила клятву верности. Лишь второй сын Хуньяди, Матиаш Корвин, решился открыто бросить султану вызов, оспаривая права турок на Сербию.

В 1458 году на папский престол под именем Пия II взошел гуманист Эней Сильвий Пикколомини. В октябре 1459 года он созвал христианских правителей на собор в Мантую, чтобы обсудить с ними перспективы нового крестового похода. Между тем события развивались стремительно. Султан уже лишил династию Комнинов власти в Трапезундской империи и на всем южном побережье Черного моря. В Италии поговаривали, что враждующий с Папой правитель Римини, Сиджизмондо Пандольфо Малатеста, хотел пригласить турок на Апеннины и предложить им свои услуги в качестве полководца. Возможно, в этих слухах была доля правды. По крайней мере, кое-какой обмен сведениями между Малатеста и султаном, объединенными общей страстью к искусству и затейливым техническим приспособлениям, действительно имел место. Когда в 1461 году Лесбос попал в руки турок, флорентийцы из Галаты приняли участие во всеобщем ликовании жителей города, называвшегося теперь Стамбулом, организовав по этому поводу праздничный фейерверк.

Тем временем Пий II разрабатывал доктрину, последствия которой поначалу не были осознаны ни им, ни его современниками. Европа провозглашалась «родиной и домом» (patria е domus) всех христиан и отождествлялась с христианской религией (christiana religio), а, следовательно, любого европейца можно было считать христианином. Еще до этого, в предисловии к своей «Истории Европы» («Historia de Europa») Пикколомини употреблял выражение: «Европейцы или те, кто именуется христианами» (Europaei, aut qui nomine christiano censentur).

Папа был недоволен недомолвками и двойной игрой христианских правителей. В конце октября 1461 года он создает документ, полный горького презрения, — «Послание к Мехмеду» («Epistola ad Mahometem»). Султан, как утверждал Папа, своим величием несоизмеримо превосходит христианских королей и поэтому имеет полное право считать себя наследником римских императоров: так пусть же он, как некогда Константин, примет крещение, и Папа, как некогда Сильвестр, возложит на его голову корону повелителя мира. Содержащиеся в послании элементы полемики воспроизводят старые предубеждения христиан в отношении ислама и доказывают, что в действительности это письмо никогда не отправлялось Мехмеду II.