которая с трудом передвигала ноги, утопая в глубоком снегу.

Приклопил помог мне надеть лыжные ботинки и вставить ноги в крепления. Я неуверенно скользила на лыжах по гладкому снегу. Он потянул меня через сугробы прямо к началу склона и подтолкнул вниз. Спуск показался мне убийственно крутым, и я ужаснулась скорости, с которой полетела вниз. Лыжи и ботинки весили, наверное, больше, чем мои ноги. Силы моих мышц не хватало, чтобы управлять ими, к тому же я давно забыла, как это делается. Единственный лыжный курс в моей жизни состоялся еще во времена посещения мной группы продленного дня. Всего неделя, проведенная в молодежном отеле в Бад Аузее. Я была напугана, отказывалась вставать на лыжи, настолько живы были мои воспоминания о поломанной руке. Но женщина-тренер по лыжам была очень милой и вместе со мной радовалась каждому удавшемуся спуску. Я делала успехи и в последний день курсов даже приняла участие в больших соревнованиях на тренировочной трассе. На финише я подняла вверх руки и ликовала. После этого упала спиной в снег. Такой свободной и гордой собой я не чувствовала себя уже давно.

Гордая и свободная — жизнь, удаленная на множество световых лет.

В отчаянии я пыталась затормозить. Но уже при первой попытке лыжа встала на ребро, и я опрокинулась в снег. «Ну как ты едешь! — ругался Приклопил, остановившись рядом со мной и помогая мне подняться на ноги. — Ты должна ехать дугой! Вот так!»

Потребовалось немало времени, пока я кое-как научилась держаться на лыжах, и мы продвинулись на несколько метров вперед. Видно, моя беспомощность и слабость успокоили Похитителя, и он все же решился купить для нас билеты на фуникулер. Мы встали в длинную очередь смеющихся, толкающихся лыжников, у которых не хватало терпения дождаться, когда же вагончик выплюнет их на следующей вершине. Среди всех этих людей в пестрых лыжных костюмах я чувствовала себя существом с другой планеты. Если кто-то проходил слишком близко, касаясь меня, я вздрагивала. Я вздрагивала, когда лыжи и лыжные палки цеплялись друг за друга, и я вдруг оказывалась зажатой между громогласными чужаками, которые, похоже, не обращали на меня внимания, но чьи взгляды я могла на себе чувствовать. Ты здесь чужая. Тут тебе нет места. Приклопил толкнул меня в спину: «Не засыпай, вперед, вперед!»

Как мне показалось, прошла целая вечность, пока мы наконец очутились в кабине. Я парила над зимним горным пейзажем — мгновения покоя и тишины, которыми я хотела насладиться. Но все мое тело бунтовало против непривычного напряжения. Ноги дрожали, я ужасно мерзла. Когда подъемник въехал на вершину горы, меня охватила паника. Я не знала, как спрыгнуть, и от волнения зацепилась палками. Приклопил, ругаясь, в последний момент схватил меня за руку и вытащил из лифта.

После нескольких спусков утерянная уверенность постепенно вернулась ко мне. У меня уже получалось удерживаться на ногах настолько долго, что я успевала насладиться короткими дистанциями до того, как снова валилась в снег. Я почувствовала, как ко мне возвращаются жизненные силы и ощущение чего-то, похожего на счастье.

При первой возможности я останавливалась, чтобы полюбоваться панорамой. Вольфганг Приклопил, очень гордящийся своим знанием местности, описывал мне окружающие горы. С вершины Хохкара можно увидеть массивный Отчер, за ним тянутся, исчезая в дымке, гряда за грядой. «Это уже Штирия, — вещал он. — А вот оттуда, с другой стороны, можно увидеть Чехию». Снег сверкал на солнце, небо сияло синевой. Я глубоко вдыхала воздух, мечтая остановить время. Но Похититель торопил: «Этот день мне стоит бешеных денег, мы должны использовать его сполна».

«Мне нужно в туалет!» Приклопил сердито взглянул на меня. «Мне действительно надо!» Ему не оставалось ничего иного, как сопровождать меня к ближайшей хижине. Он решился на нижнюю станцию, так как там туалеты были расположены в отдельных строениях, и нам не пришлось бы вплотную подходить к гостевому домику. Мы отстегнули лыжи, Похититель довел меня до дверей туалета и прошипел, чтобы я поторопилась. Он будет ждать и постоянно смотреть на часы. Я удивилась, что он не вошел со мной. В любой момент можно сказать, что якобы ошибся дверью. Но он остался снаружи.

В туалете никого не было. Но, оказавшись в кабинке, я услышала, как открылась одна из дверей. Душа ушла в пятки — я была уверена, что пробыла здесь слишком долго, и Похититель зашел за мной в дамский туалет. Когда я поспешно выскочила в маленький предбанничек, там перед зеркалом стояла белокурая женщина. С начала моего заточения я впервые оказалась один на один с другим человеком.

Я не помню точно, что я тогда сказала. Я знаю только, что собрала в кулак всю свою решимость и заговорила с ней. Но слова, сорвавшиеся с моих губ, были похожи на тихий писк.

Блондинка дружелюбно улыбнулась, повернулась и вышла. Она меня не поняла. В первый раз я к кому-то обратилась, но это было точно так же, как в худшем из моих кошмаров: люди меня не слышат. Я — невидимка. И не имею права рассчитывать на помощь.

Только после побега я узнала, что та женщина была туристкой из Голландии и просто-напросто не поняла, чего я от нее хочу. Но тогда ее реакция стала для меня ударом.

Мои воспоминания о последних часах нашей поездки очень расплывчаты. Я опять упустила шанс. Оказавшись вечером снова запертой в своем застенке, я впала в такое отчаяние, какого давно не испытывала.

Прошло некоторое время. Приближался решающий день — день моего 18-летия. Это была дата, которую я с нетерпением ожидала вот уже 10 лет и твердо решила отпраздновать ее надлежащим образом — даже если это должно происходить в плену.

Несколько лет назад Похититель разрешил мне испечь пирог. Но в этот раз мне хотелось чего-то особенного. Я знала, что деловой партнер Приклопила организует праздники в расположенном особняком складском помещении. Похититель показывал мне видеозаписи, на которых были запечатлены турецкие и сербские свадьбы. Из этой пленки он хотел смонтировать рекламный фильм, чтобы презентовать место проведения мероприятий. Я жадно пожирала глазами кадры, на которых празднующие люди скакали по кругу в странном танце, держась за руки. На одном из праздников на столе с закусками лежала целая акула, на другом — теснилось огромное количество тарелок с неизвестными блюдами. Но больше всего меня очаровывали торты. Многоэтажные произведения искусства с цветами из марципана или в виде автомобиля из бисквита и крема. Именно такой торт мне и хотелось получить — в форме цифры 18, символа совершеннолетия.

Когда утром 17 февраля 2006 года я поднялась наверх в дом, торт действительно стоял на кухонном столе: единица и восьмерка из воздушного бисквитного теста, покрытые сахаристой розовой пеной и убранные свечами. Я не помню, какие подарки еще я тогда получила — какие-то точно, ведь Приклопил обожал помпезные торжества. Но в центре моего маленького праздника стала эта цифра — 18. Она была знаком свободы. Она была символом, знаком того, что пришло время выполнить обещание.

Я подпалила фитиль бомбы. Шнур горел, не оставляя шанса его потушить. Я выбрала жизнь. Похитителю осталась только смерть.

Этот день начался, как и все остальные — по приказу таймера. Я лежала на своей двухъярусной кровати, когда в застенке внезапно вспыхнул свет, вырвав меня из путаного сна. Какое-то время я еще оставалась лежать, пытаясь найти смысл в лоскутках сновидений, но чем больше я старалась их удержать, тем быстрее они ускользали. После них осталось только одно смутное ощущение, которое привело меня в задумчивое замешательство. Глубокая решимость. Какой я давно не испытывала.

Вскоре чувство голода выгнало меня из постели. Ужин не состоялся, и в животе урчало. Подталкиваемая мыслями о чем-то съестном, я начала сползать по лестнице вниз. Еще до того, как я очутилась на полу, я вспомнила, что у меня ничего нет: вчера после полудня Похититель дал мне с собой в застенок крошечный кусочек пирога на завтрак, но я проглотила его еще вечером. Расстроенная, я почистила зубы, чтобы прогнать изо рта кисловатый привкус голодного желудка. Потом с сомнением огляделась по сторонам. В это утро в моем застенке царил беспорядок: кругом валялась раскиданная