сделать? Я вынуждена встречать самый большой семейный праздник без семьи. От одних мыслей об этом мне становилось жутко. Но с другой стороны, в моей голове снова и снова крутились мысли о том, что Рождество дома меня все равно всегда только разочаровывало. И что я в своей изоляции, конечно, приукрашивала прошлое.
Я могла бы попробовать хоть приблизительно осуществить в этом подземелье свои мечты о настоящем Рождестве. Используя подручные материалы, я решила создать себе праздник, который стал бы отправной точкой фантастического путешествия в рождественские дни в доме моей бабушки.
Похититель поддержал меня в этой игре. Тогда я была бесконечно благодарна ему за то, что он создал видимость настоящего Рождества. Теперь я думаю, что он, скорее всего, это делал не для меня, а по внутреннему принуждению. Следование праздничным традициям было и для него чрезвычайно важно — праздники создавали четкую структуру и определенные правила, а без правил и структур, за которые он держался с доходящей до смешного неукоснительностью, он не мог жить. Естественно, несмотря на это, он не обязан был потакать моим желаниям. То, что он все-таки это делал, могло быть связано с его воспитанием — оправдывать ожидания и соответствовать тем представлениям, которые от него ждали окружающие. Сейчас я знаю, что он всегда терпел поражение в отношениях с отцом, требовавшим от него соответствия этим установкам. Признание отца, так необходимое ему, видимо, так и осталось его недостижимой мечтой. Такое поведение Похитителя по отношению ко мне было спорадическим, а потому еще более абсурдным. В конце концов, он похитил и запер меня в подвале. Собственно, это была не та ситуация, при которой учитывают ожидания и пожелания своей жертвы — все равно, как если бы он кого-то душил и при этом интересовался, удобно ли тот лежит и не слишком ли сдавливает горло. Но тогда я не обращала на это внимания. Я была по-детски удивлена и благодарна Похитителю за то, что он так старается для меня.
Я понимала, что не получу настоящую елку, поэтому попросила принести искусственную. Мы вместе распаковали коробку и водрузили дерево на тумбочку. Получив нескольких ангелочков и немного сладостей, я потратила много времени на украшение маленькой елочки.
В сам рождественский вечер я осталась совсем одна и смотрела телевизор, пока не выключился свет, изо всех сил стараясь запретить себе мысли о моей семье, празднующей дома. Похититель отмечал как этот, так и все последующие рождественские праздники у своей матери или она у него — конечно, тогда я об этом ничего не знала. Только на следующий день мы праздновали вместе. Я была поражена, что он исполнил все мои желания. Я попросила маленький учебный компьютер, такой же, как год назад получила в подарок от родителей. Этот был не настолько хорош, как тот, но я все равно была переполнена счастьем, что теперь могу учиться, не посещая занятий. Я же не хотела выглядеть совсем отсталой, если когда-нибудь все-таки выйду на свободу. Еще он подарил мне альбом для рисования и коробочку акварельных красок «Pelikan», точно таких же, как я получила от отца: 24 цвета, включая золотой и серебряный, как будто Похититель вернул мне кусочек жизни. В третьей упаковке обнаружился набор «Закрашивать цифры» с масляными красками. И такие у меня были дома. Я радовалась часам занятости, которую обещало мне педантичное закрашивание.
Единственное, что я не получила от Похитителя, был скипидар. Он опасался, что от него в маленьком застенке возникнут вредные испарения.
Все дни после Рождества я проводила в рисовании и занятиях на компьютере. Я старалась видеть свою ситуацию в позитивном свете и как можно дальше отгоняла мысли о своей семье, специально пробуждая не очень приятные воспоминания о прошлом Рождестве. Я пыталась убедить себя в том, что это очень интересный опыт — узнать, как празднуют другие взрослые. Еще я была страшно благодарна за то, что вообще получила возможность отпраздновать Рождество.
Свой первый канун Нового года в плену я провела в полной темноте. Я лежала в кровати и напряженно прислушивалась — вдруг я поймаю отголосок новогоднего фейерверка, который гремит в полночь в том мире наверху. Но мои уши улавливали только монотонное тиканье будильника и жужжание вентилятора. Позже я узнала, что Похититель всегда проводил новогоднюю ночь со своим другом Хольцапфелем. Он скрупулезно готовился к празднику и покупал самые дорогие ракеты для фейерверка. Однажды, когда мне, должно быть, было 14 или 15, Похититель разрешил мне из окна дома понаблюдать, как он ранним вечером запускает в воздух ракету. А в 16 лет мне уже было позволено, стоя в саду, полюбоваться, как ракета рассыпает по небу дождь серебряных шаров. Но это произошло уже в то время, когда заключение стало настолько неотделимой частью моего «я», что Похититель больше не боялся выводить меня из дома. Он знал, что за это время стены моей внутренней тюрьмы так выросли, что я не воспользуюсь попыткой к бегству.
Год, в который произошло мое похищение, остался позади, а я все еще находилась в заточении. Внешний мир отодвигался все дальше, воспоминания о прошлой жизни становились все более призрачными и почти нереальными. Мне уже не верилось, что еще меньше года назад я была школьницей, после обеда играла, выезжала с родителями на природу, вела обычное существование.
Я пыталась, насколько возможно, свыкнуться с жизнью, в которую была насильственно втянута. Не всегда это было легко. Контроль Похитителя оставался абсолютным. Его голос из громкоговорителя действовал мне на нервы. В моей крошечной темнице я, с одной стороны, ощущала себя погребенной глубоко под землей, а с другой — выставленной в витрине, где можно наблюдать за каждым моим движением.
Теперь я регулярно поднималась наверх в дом. Почти каждые две недели мне разрешалось принимать душ и иногда по вечерам ужинать и смотреть телевизор вместе с Похитителем. Я радовалась каждой минуте, проведенной вне подвала, но и в доме меня не покидал страх. Между тем я уже знала, что он живет там один и меня не подкарауливают неизвестные, но моя нервозность от этого не уменьшалась. Он со своей паранойей позаботился о том, что бы я не смогла расслабиться даже на несколько секунд. Находясь наверху, я чувствовала себя на невидимом поводке у Похитителя: должна была находиться от него на определенном расстоянии — не больше и не меньше одного метра, иначе он сразу же взрывался. Он требовал, чтобы я всегда держала глаза опущенными и не смела их поднимать.
После всех этих бесконечных часов и дней, которые я проводила в полной изоляции в подвале, я стала очень восприимчивой ко всем его указаниям и манипуляциям. Недостаток света и человеческого общения так меня ослабили, что мне больше нечего было ему противопоставить, кроме привычного противодействия, которое я не ослабляла, и которое помогало удерживать необходимые мне границы. О побеге я почти перестала думать. Как будто невидимый поводок, на котором Похититель держал меня наверху, становился все более реальным. Как будто я действительно была прикована к нему цепью и психологически больше не в состоянии отойти дальше или подойти ближе, чем на метр от него. Похититель настолько упрочил мой страх перед внешним миром, в котором меня не любили, по мне не скучали, меня не искали, что он почти вытеснил тоску по свободе.
Находясь в подвале, я пыталась все время занять себя какой-нибудь деятельностью. По выходным, которые я проводила в одиночестве, я, как и раньше, часами мыла и убирала, пока все не начинало блестеть и пахнуть свежестью. Я много рисовала и использовала малейший клочок бумаги в альбоме для рисования: моя мать в длинной юбке, отец с его огромным животом и усами, я, смеющаяся, между ними. Я рисовала сияющее желтое солнце, которое не видела долгие месяцы, дома с дымящимися трубами, пестрые цветы и играющих детей. Фантастические миры, позволяющие мне на несколько часов забывать о том, как выглядит моя действительность.
Как-то Похититель принес мне книжку поделок. Она была предназначена для дошкольников и скорее расстроила, чем развеселила меня. Веселое запускание бумажных самолетиков на пяти квадратных метрах было просто невозможным. Лучшим подарком стала кукла Барби, которую я получила вскорости, и крохотный швейный набор, какие часто лежат в отелях. Я была бесконечно благодарна за эту длинноногую красотку из пластика, составившую мне компанию. Это была Барби-наездница в высоких сапогах, белых брюках, с красным поясом и хлыстом в руке. Несколько дней подряд я просила Похитителя принести мне лоскутки ткани. Иногда требовалось много времени, чтобы он выполнил подобное желание. И то только в том случае, когда я беспрекословно выполняла все его указания. Например, если я плакала, он на несколько дней лишал меня таких благ, как жизненно важные для меня книги и видеокассеты. Чтобы что-нибудь получить, надо было постоянно благодарить и хвалить его за все, что он для меня делал, вплоть до факта