исчезновение с давней аварией, подозрений не будет. Моё отсутствие никого не поставит в опасное положение.

Как и накануне днём, я ни на что не мог решиться.

Надеяться на победу в соперничестве с молодыми людьми, ухаживающими за ней, я не мог. При этом неважно, привлекали её эти ребята или нет. Я был монстром, и смотреть на меня иначе, чем на монстра, она никогда не сможет. Если бы Белла узнала правду обо мне, она бы ужаснулась и с отвращением убежала, вопя от страха.

Вспомнилась наша первая встреча на уроке биологии... и я понял, что такая реакция с её стороны была бы совершенно оправданной.

Было глупо воображать, что если бы я пригласил её на эти дурацкие весенние танцы, то она отменила бы все свои поспешно составленные планы и согласилась пойти со мной.

Не мне предназначено услышать её 'да'. Это будет кто-то другой, кто-то по-человечески тёплый. И я даже не смогу позволить себе — когда-нибудь, когда она скажет кому-то это 'да', — начать на него охоту и убить, потому что она заслуживает его, кто бы он ни был. Она заслуживает счастья и любви с тем, кого выберет.

Я обязан сейчас поступить правильно. До сих пор я пытался обмануть самого себя мыслью, что мне всего лишь угрожает опасность полюбить эту девушку. Обманываться дольше не имело смысла.

К тому же — какое это имело бы значение, если бы я исчез? Уеду или останусь — для Беллы я никогда не стану тем, кем хотел бы стать. Не может быть и речи о том, чтобы она полюбила такого, как я.

Никогда.

Может ли мёртвое, ледяное сердце разбиться? Казалось, что моё может.

— Эдвард, — позвала Белла.

Я застыл. Её глаза были по-прежнему закрыты.

Неужели она проснулась и застала меня здесь с поличным? Она выглядела спящей, но ведь голос её был таким ясным...

Она тихонько вздохнула, затем снова беспокойно заворочалась, повернулась на бок... Нет, она по- прежнему спала и видела сны.

— Эдвард, — невнятно пробормотала она.

Ей снился я.

Может ли мёртвое, ледяное сердце снова забиться? Казалось, что моё может.

— Останься, — выдохнула она, — Не уходи. Пожалуйста... Не уходи.

Ей снился я, и, похоже, даже не был при этом частью кошмара. Она хотела, чтобы я остался с нею там, в её сне.

На меня нахлынула волна таких чувств, которых я не только не мог сдержать, но даже и названия подобрать не мог. На длительное время я поддался их стремительно уносящему течению и погрузился в них, как в омут.

А когда вынырнул на поверхность, то уже не был прежним Эдвардом.

Моя жизнь была нескончаемой, неизменной полуночью. Так было суждено: в моей жизни всегда должна быть полночь. Как же могло случиться, что в моей вечной полуночи сейчас всходило солнце?

Когда я, становясь вампиром, в жгучей боли превращения обменял мою душу и смертность на бессмертие, я как бы навечно заледенел. Живая плоть моего тела превратилась в камень, прочный и нерушимый. Всё: моя личность, мои симпатии и антипатии, мои настроения и желания — застыло в неизменности.

Для других нам подобных всё было точно так же. Мы все — просто живые камни.

Изменения происходили с нами редко, но если уж они случались, то были необратимы. Я видел, как это произошло с Карлайлом, а затем, десятилетием позже — с Розали. Любовь изменила их навечно, она не только никогда не исчезнет в них, но даже никогда не потускнеет. Больше восьмидесяти лет прошло с того момента, когда Карлайл нашёл Эсме, но он по-прежнему смотрел на неё широко открытыми, восхищёнными глазами — глазами первой любви. Такими они пребудут до скончания времён.

Так же будет и со мной. Я теперь обречён всегда любить эту хрупкую девушку. Таким я пребуду до скончания времён.

Я смотрел на её безмятежное лицо, чувствуя, как любовь к ней пронизывает каждую частичку моего каменного тела.

Теперь она спала уже гораздо спокойней, на губах играла еле заметная улыбка.

Не отрывая от неё глаз, я начал обдумывать свои дальнейшие действия.

Я люблю её, значит, постараюсь собраться с силами и оставить её. Пока что этих сил у меня было недостаточно. Придётся потрудиться. Разве что у меня хватит сил на то, чтобы обмануть будущее и направить его по другому пути...

Элис видела только два варианта будущего Беллы. Теперь я увидел глубинный смысл обоих этих исходов.

Любовь к ней не удержит меня от её убийства, если я дам себе право на ошибку.

Но вот странно: мой монстр никак не проявлял себя. Я сейчас не чувствовал его, он как будто исчез. Возможно, любовь заставила его замолчать навеки. Если бы я теперь убил Беллу, то это случилось бы непреднамеренно, только вследствие ужасного несчастного случая.

Мне придётся быть предельно осторожным. Я должен всегда быть начеку. Контролировать каждый свой вздох. И держаться на безопасном расстоянии.

Я не буду допускать ошибок.

Наконец, я понял смысл видения о втором будущем. Раньше я недоумевал: что могло привести к тому, что Белла стала бы узницей этой бессмертной полужизни? Сейчас, истомлённый тоской по девушке, я понял, что в своём непростительном эгоизме мог бы попросить отца оказать мне услугу. Попросить его забрать у неё жизнь и душу, чтобы она навсегда осталась со мной.

Она заслуживала лучшего.

И тут передо мной стал вырисовываться неясный образ ещё одного будущего. Тонкая нить, по которой мне придётся пройти. Если сорвусь — всё пропало.

Смогу ли я быть с ней, но оставить её человеком?

Я намеренно глубоко вдохнул, затем ещё раз, позволяя её запаху объять всего меня пламенем. Комната была заполнена её ароматом, он пропитал здесь всё. Голова закружилась, но я выдержал. Мне придётся привыкнуть к этому, если я собираюсь вступить с ней в какие-либо отношения. Я сделал ещё один глубокий, обжигающий вдох.

Так, мечтая и глубоко, размеренно дыша, я любовался спящей Беллой до самого рассвета.

Я пришёл домой, когда другие только что ушли в школу. Быстро переоделся, избегая вопросительных взглядов Эсме. Она видела лихорадочный огонь в моих глазах и почувствовала одновременно и тревогу, и облегчение. Моя длительная меланхолия причиняла ей боль, так что она обрадовалась, увидев, что, похоже, всё кончилось.

Я побежал в школу, прибыв туда всего на пару секунд позже моих родственников. Они не оглянулись на меня, хотя уж Элис-то наверняка должна была знать, что я стою под кровом густого леса, доходящего до парковочной площадки. Я подождал, уверился, что на меня никто не смотрит, и прогуливающейся, небрежной походкой вышел из-под деревьев на на забитую машинами стоянку.

Из-за угла доносился рёв грузовика Беллы. Я спрятался позади большого Шевроле Субурбан, откуда мог наблюдать, сам оставаясь незамеченным.

Белла въехала на стоянку и, увидев мой 'вольво', какое-то время сердито сверлила его взглядом. Потом, глядя всё так же хмуро, припарковалась в одном из самых отдалённых мест.

Странно было сознавать, что она, возможно, всё ещё сердится на меня, но у нее на то было полное законное основание.

Мне хотелось смеяться над собой — или дать себе хорошего пинка. Все мои мечты и планы могут пойти прахом, если я ей безразличен. Может же так статься, что её сон был вовсе и не обо мне? Мало ли на свете Эдвардов! Какой же я самонадеянный глупец...

Вообще-то, для неё было бы гораздо лучше, если бы она была ко мне равнодушна. Конечно,