не замечал её неловкости? Наверно, из-за того, что был больше занят тайной её молчаливых мыслей... Интересно, какие ещё открытия я со временем сделаю?
Она в нерешительности остановилась у стула, стоящего напротив меня. Я глубоко вдохнул через нос. '
— Почему бы тебе не сесть сегодня со мной? — спросил я.
Белла отодвинула стул и села. И хотя она всё время смотрела на меня недоверчиво и явно нервничала, но приглашение было принято. Она вновь сказала мне 'да'!
Я ждал, пока она заговорит.
Она довольно долго молчала, но наконец не выдержала:
— Это что-то новенькое.
— Как тебе сказать... — Я помедлил. — Я решил, что раз уж иду в преисподнюю, то могу сделать это со стилем.
Почему я так сказал? Наверно, потому, что это было, по крайней мере, честно. К тому же, возможно, она услышит нешуточное предупреждение в моих словах и поймёт, что ей лучше встать и уйти как можно быстрее...
Она не встала и не ушла. Лишь смотрела на меня, ожидая чего-то ещё.
— Ты знаешь, я что-то ничего не поняла, — сказала она, не дождавшись продолжения.
Какое счастье. Я улыбнулся.
— Я знаю.
Я уловил исходящие из-за её спины мысленные вопли. Подходящий повод сменить тему разговора.
— Я думаю, твои друзья очень недовольны тем, что я тебя украл.
Её это, похоже, не обеспокоило.
— Переживут.
— А я ведь могу и не отдать тебя обратно. — Не пойму, я дразню её сейчас или продолжаю говорить чистую правду? В её присутствии трудно было разобраться в собственных мыслях.
Белла напряжённо сглотнула.
Я рассмеялся.
— Нервничаешь? — Ничего смешного в этом не было. Ей и положено было нервничать.
— Нет. — Лгунья из неё была никакая, дрожь в голосе выдала её с головой. — Я просто удивлена... Что, собственно, происходит?
— Я же тебе говорил, — напомнил я. — Я устал от попыток держаться от тебя вдалеке. Так что сдаюсь. — Улыбка чуть не сбежала с моего лица, пришлось усилием воли удерживать её на месте. Пытаться быть честным и вести себя при этом как ни в чём не бывало не получалось.
— Сдаёшься? — недоумённо переспросила она.
— Да, сдаюсь. Больше не пытаюсь быть хорошим. — И, очевидно, на попытках держаться легко и беспечно можно тоже смело ставить крест. — С этого момента делаю, что хочу, а там как фишка ляжет. — Вот это достаточно честно. Пусть видит, какой я эгоист. Ещё одно предупреждение.
— Опять говоришь загадками.
Я эгоистично порадовался её недоумению.
— Я всегда умудряюсь сказать слишком много, когда разговариваю с тобой — и это только одна из проблем.
И не самая насущная в сравнении с другими.
— Не волнуйся, — заверила она меня. — Я всё равно ничего не понимаю.
Хорошо. Значит, она не уйдёт.
— Я на это и рассчитывал.
— Ладно... Короче — мы теперь друзья?
Я покатал это слово на языке.
— Друзья... — Нет, мне не нравилось, как оно звучало. Мне бы хотелось чего-то большего...
— ...или нет, — пробормотала она, смутившись.
Неужели думает, что нравится мне так мало, что я даже не хочу числить её в своих друзьях?
Я улыбнулся.
— Хорошо, думаю, мы можем попробовать. Но предупреждаю, что я не самый подходящий друг для тебя.
Я не знал, какого ответа желал от неё. С одной стороны, хотел, чтобы она, наконец, услышала и поняла моё предупреждение, а с другой — опасался, что умру, если она услышит и поймёт. Как мелодраматично. Я превращался в... человека.
Её сердце забилось быстрее. — Ты уже это говорил, и не раз.
— Да, потому что ты не вникаешь в то, что я говорю, — с нажимом сказал я. — А я всё жду, когда же до тебя, наконец, дойдёт. Если у тебя есть голова на плечах, то тебе лучше не иметь со мной дела.
Ах, давать полезные советы я мастер, а вот позволю ли я ей следовать им?
Её глаза потемнели.
— Я вижу, ты уже составил себе твёрдое мнение о моих умственных способностях.
Я был не совсем уверен в том, что она имела в виду, но на всякий случай виновато улыбнулся. Должно быть, я ненароком обидел её.
— Так что, — протянула она, — пока я не взялась за ум, мы можем попытаться подружиться?
— Что-то в этом роде.
Она потупилась, внимательно рассматривая бутылку содовой, которую крутила в руках.
Меня опять охватило прежнее мучительное любопытство.
— О чём ты думаешь? — Наконец-то я смог задать этот вопрос вслух!
Белла подняла на меня глаза. Её дыхание участилось, а щёки начали розоветь. Я втянул в себя воздух, пробуя его на вкус.
— Пытаюсь сообразить, что же ты такое.
Каким-то невероятным усилием воли и лицевых мышц я сумел сохранить улыбку, в то время как паника накрыла меня с головой.
Ещё бы ей об этом не задумываться, она же не глупа. Нечего было и рассчитывать, что она не заметит того, что само бьёт в глаза.
— Ну и как успехи? — спросил я как можно более беспечно. Чего мне стоила эта беспечность!
— Что-то не очень, — призналась она.
Отлегло от сердца. Я ухмыльнулся: — А какие-нибудь теории имеются?
Хуже правды они всё равно не могут быть, до чего бы она ни додумалась.
Она молчала. Зато щёки вспыхнули таким ярко-алым румянцем, что казалось, воздух вокруг нагрелся от его жара.
Я попытался использовать свой самый обворожительный тон. Он обычно действовал без промаха... на нормальных людей.
— Поделись, будь добра! — обольстительно улыбнулся я.
Она покачала головой: — Не-ет, я стесняюсь.
Ух! Хуже незнания нет ничего, оно приводит меня в исступление. И с какой стати ей стесняться своих догадок? Я должен знать, о чём она думает!
— Знаешь, это по-настоящему мучительно!
Моя жалоба задела в ней какую-то струну. Глаза её сверкнули, и вдруг случилось нечто из ряда вон: она разразилась целым потоком слов:
— Нет, вообразить не могу, с чего бы это вдруг было мучительно — только потому, что кое-кто не хочет говорить о том, что думает? Даже если этот кое-кто всё время роняет двусмысленные намёки и таинственные замечания, от которых потом не спишь по ночам — всё думаешь, что бы это значило... Ну какое же это мучение? Так, пустяки!
Я хмуро покосился на неё, вдруг осознав, что она права. Я вёл с ней не совсем честную игру.
Она продолжала:
