На левой щеке предательски дрогнул мускул. Дышал он неровно. Тихий натужный звук его дыхания был единственным звуком в комнате, если не считать потрескивания поленьев в камине. Когда она подняла руки, чтобы расстегнуть его жилет, она ощутила, как натужно вздымается и падает его грудь.
Она расстегнула одну пуговицу. Две. Три. Красивый жилет распахнулся.
Она просунула руку под парчу, чтобы снять его. Теперь только тонкая ткань рубашки отделяла ее от его кожи. От него шел жар, как от полыхающего огня.
Чариз опустила взгляд и увидела, как он возбужден.
— Ты знаешь, что я хочу тебя, — сказал Гидеон. — И используешь это против меня.
Чариз покачала головой и положила жилет поверх сюртука. Каждая снятая с него вещь была для нее словно знамя врага, захваченное в битве.
— Я использую это для тебя.
Если он в это не поверит, у нее недостанет мужества настаивать на своем. Она собралась с духом и положила руку на его брюки, на выступающий холм впереди.
Он затаил дыхание и сдавленно застонал. Она никогда прежде его не трогала там. Сквозь одежду она чувствовала его напряжение, его мощь. Она чувствовала жизнь. Машинально она провела по нему рукой по всей длине. Плоть его легла в ее ладонь.
Гидеон закрыл глаза.
— Чариз…
Она сделала глубокий вдох, вдыхая запах Гидеона, и приказала себе сосредоточиться. В конечном итоге ей удалось справиться с шейным платком. Рубашка его распахнулась. У ключицы отчаянно бился пульс.
Он дышал часто и трудно, так же, как и она.
Чариз начала все это не ради того, чтобы возбудить его. Или себя. Раздевая этого большого сильного мужчину, Чариз чувствовала, как между ногами у нее разливается тепло.
Гидеон закрыл глаза, словно не мог смотреть на то, что она делает.
Ее охватили сомнения.
Могла ли она это делать? Имела ли права? А что, если это повредит его здоровью?
Расправив плечи, Чариз взялась за полу рубашки, чтобы вытащить ее из брюк.
Гидеон открыл глаза и, схватившись за полы рубашки, рванул их в стороны.
— Вот, черт тебя дери, — процедил он сквозь зубы.
Две половины упали на пол.
Все, что могла сказать Чариз, так и осталось невысказанным. Она сжала кулаки, подняла глаза и встретилась с остекленевшими глазами Гидеона.
Чариз знала, что он красив. Но то, что она увидела, лишило ее дара речи. Его бледная кожа обтягивала вздувающиеся мощные мышцы. Легкий темный пушок покрывал широкую грудь.
Шрамы покрывали грудь и предплечья. Длинные полосы, должно быть, оставленные плетью. Бледные атласные рубцы, похожие на следы от ожогов. Круглые отметины, которые могли быть следами от пуль. Вещественные доказательства непрестанной жестокой боли.
Все это было ему ненавистно. Ненавистно и омерзительно до глубины души.
«О, Гидеон. Прости меня. Прости».
Она протянула руку и положила ладонь на мощное предплечье. Он отшатнулся. Как раньше. Сердце ее сжалось от страха. Неужели он вернулся в свой кошмар?
Нет. Теперь поздно отступать. Она ступила на эту тропу и, куда бы она ее ни привела, пройдет ее до конца.
Собравшись с духом, Чариз посмотрела на его спину, обезображенную многочисленными шрамами.
Как он мог выдержать все эти пытки и остаться в живых?
Чариз с трудом сдерживала слезы. Она должна быть сильной, такой же, как Гидеон.
Дрожащей рукой Чариз провела по шраму, что лег поперек его ребер. Он снова вздрогнул, хотя шрам тот давным-давно зажил.
— С тебя довольно? — зло спросил Гидеон.
— О, Гидеон, что они с тобой делали? — прошептала Чариз.
— Я тебя предупреждал.
Она провела ладонью по шраму, плоть под ее пальцами была противоестественно гладкой.
— Я все равно считаю тебя красивым, — выдавила она.
Мышцы его напряглись, он увернулся из-под ее руки.
— В самом деле, моя нежная Чариз? — прорычал он. — А как насчет этого?
Гидеон сорвал перчатки с рук и бросил на пол.
Глава 19
Сердце Чариз перестало биться. Наконец она увидела то, что Гидеон прятал, и глазам своим не поверила.
— О, Гидеон, — прошептала Чариз.
— Страшно смотреть, верно? Хорошо, что они работают. После пытки я был уверен, что лишился их. — Он поднял правую руку и поднес к лицу Чариз. — Ты хочешь, чтобы это касалось твоей кожи? Хочешь?
— Не надо, — взмолилась Чариз.
Она схватила его руку, но он высвободил ее и отошел к камину.
— Не надо прикасаться к тебе? — От его горького смеха Чариз поежилась. — Мне бы в голову не пришло осквернить твое тело этими клешнями.
Он зло на нее посмотрел и зашагал к двери, по дороге схватив со стула сюртук.
— С меня довольно. Найди, черт возьми, иное применение своей благотворительности.
— Гидеон, пожалуйста, не уходи! — воскликнула Чариз.
— Увидимся утром, — глядя на нее, процедил он сквозь зубы.
Она не могла позволить ему уйти вот так, в полной уверенности, что она презирает его за следы пыток на его теле. Чариз бросилась к нему и обеими руками вцепилась в его обнаженное предплечье.
— Нет!
— Отпустите меня, мадам, — холодно произнес он, но остановился.
Его била дрожь, как во время приступа, которые время от времени с ним случались.
— Никогда, — произнесла она, взяла его изуродованную руку обеими руками и пожала. — Никогда, никогда, никогда.
Он был на грани срыва. В гневе. В горе. Он готов был сорваться в любую минуту. Возможно, она зашла слишком далеко. Чариз погладила его руку дрожащими пальцами, словно могла излечить своим прикосновением то, что излечить невозможно.
Он разжал вторую руку, и сюртук упал на пол. Он никуда не уйдет. Он опустил голову и прижался лбом к двери.
Она держала его обезображенную руку, понимая, что делали с ним его мучители. Шрамы. Рубцы от ожогов. Кое-как сросшиеся кости. Бесформенные ногти.
То, что с ним сделали, невозможно описать, невозможно себе представить. Гнев душил Чариз, ей хотелось кричать и драться. Но все, что она могла, это плакать.
«Господи, я должна унять эти бесконечные слезы!»
— Чариз, я не хочу твоей жалости, — сказал Гидеон.
Он ошибся относительно ее реакции. Жалость была слишком слабой реакцией на ужасы, выпавшие на его долю. Она чувствовала себя так, словно сердце ей надвое разрубили топором, и оно больше никогда
