у нее под глазами. — Путешествие было трудным.

Встретив его взгляд, Чариз вымученно улыбнулась. Она была одинока, испугана, беззащитна, но бросала вызов судьбе, не желая сдаться без боя. Что-то шевельнулась в дальнем уголке его сердца. К Саре Уотсон его влекло сильнее, чем к любой другой из женщин, которых он когда-либо знал. Не будь он настолько безнадежен, возможно, решился бы предложить ей руку и сердце.

Но он знал, что ради ее же блага Сара должна бежать от него за тысячу миль. Он обуза для самого себя. Для мира. Но он может стать обузой для жены.

Жестокая судьба свела его с Сарой. Она напомнила Гидеону о том, о чем он может только мечтать.

Он наступил на горло своей разъедающей душу тоске, сожалениям, печали. Через три недели она уедет. Три недели он как-то продержится. Он выдержал год невыразимых мучений в Рангапинди и остался жить.

— Я в порядке. — Она прикусила губу в нерешительности. — Я бы хотела принять ванну, если это возможно.

— Разумеется, возможно. — Гидеон посмотрел на Полетта, ждавшего неподалеку. — Какие-нибудь спальни готовы?

— Да, сэр Гидеон. — Полетт запинался всякий раз, как возникала необходимость называть титул Гидеона. — Готова главная спальня.

— Мисс Уотсон это не устроит, — резко заявил он, дав понять Полетту, что мисс Уотсон никогда не была и никогда не станет его любовницей. — Велите горничным приготовить китайскую комнату, а также комнату для Талливера, моего индийского коллеги, и он будет жить в зеленой комнате. Я жду его со дня на день.

Полетт сдержанно поклонился и сказал:

— Будет сделано, сэр Гидеон.

Гидеону отчаянно хотелось поскорее покинуть этот холл, населенный призраками несчастья. Он жестом пригласил Сару пройти к выходу в другом конце зала.

— А тем временем мы с мисс Уотсон выпьем чаю в библиотеке. Если в ней еще можно находиться.

Полетт снова поклонился.

— Я рад, что ты выжил и смог вернуться домой, мой мальчик.

В голосе его прозвучали злые нотки.

— Спасибо, — пробормотал Гидеон, который не был благодарен судьбе за то, что дожил до этого похожего на ад настоящего.

Чариз последовала за Гидеоном в темный коридор и оттуда в еще более темную комнату. Впервые с того момента, как карета въехала во двор, она вздохнула полной грудью. Слава Богу, что теперь на нее никто не смотрит. Ведь слуги, которые пялились на нее, считали ее падшей женщиной. Несмотря на галантную попытку сэра Гидеона внушить им мысль, что она не является его любовницей. Синяки на ее лице лишь укрепили их подозрения.

Чариз ждала, пока Гидеон раздвигал тяжелые портьеры из синего бархата. В воздух взлетели облака пыли. Пыль забивалась в нос, в горле запершило. Внезапный свет ослепил Чариз. Она закрыла глаза, а, открыв их, увидела перед собой сплошную стену из окон, выходивших на заросшую террасу. Внизу плескались волны.

Гидеон долго любовался великолепным видом. Чариз чувствовала его грусть и странное для человека, который вернулся домой, глубокое одиночество.

Скорбел ли он об усопшем отце и брате? Или его беспокоило что-то другое?

Его отчужденность побуждала Чариз прикоснуться к нему, предложить ему сочувствие, напомнить ему о том, что он принадлежит человеческой расе и что он не один на земле. Спрятав руки в складках пальто, она подавила этот порыв.

Ее больно ранил его отказ от ее самого искреннего участия, но еще больнее было в бездействии наблюдать, как он страдает. Еще один опасный признак того, что она слишком болезненно, слишком остро реагирует на мужчину, которого едва знает. Но она уже перешла все мыслимые и немыслимые границы, летела в пропасть, и пути обратно не было.

Гидеон наконец обернулся, стряхивая пыль с ладоней.

— Я привез вас в сарай. Простите.

Гидеон помог ей снять плащ, повесил его на стул из красного дерева. Как и все в этой комнате, стулья были покрыты толстым слоем пыли. Но никакая пыль не могла укрыть от взгляда впечатляющее количество томов в кожаных переплетах, замысловатую резьбу на мебели и лепнину потолков.

— Едва ли этот дом можно назвать сараем.

Чариз присела на краешек зачехленного стула, подняв столб пыли, заставивший ее чихнуть. Она невероятно устала, все мышцы ныли после нещадной тряски в карете. Она бы продала душу за горячую ванну и кровать и возможность спать в ней, сколько влезет. Но она бы дважды продала душу за то, чтобы увидеть хоть проблеск радости на мрачном лице сэра Гидеона.

— Как вы себя чувствуете?

Он смотрел на нее с вежливой заботливостью, от которой ей хотелось съежиться и забиться в угол.

— Я бы с радостью отдохнула немного, — сказала она. — А вы?

Он нахмурился, словно напоминание о его болезни раздражало его.

— Я вполне здоров, спасибо.

Он отвернулся, давая ей понять, что ему не нравится, когда интересуются его здоровьем.

— Вы должны отдохнуть и набраться сил. Я пришлю к вам миссис Полетт после того, как мы поедим. Она не Акаш, но кое-что смыслит в народной медицине.

— Спасибо.

Чариз почувствовала, что Гидеон хочет как можно скорее передать ее заботам других людей. Но не это пугало Чариз, а то, как сильно его взгляд или сказанное им слово влияло на ее эмоции. Она пыталась возвести барьеры между ним и собой ради самосохранения, но барьеры рушились во мгновение ока, стоило ей посмотреть на него.

Чариз опять чихнула и пробормотала «спасибо», принимая носовой платок, который протянул Гидеон. Он мерил шагами комнату, поднимая случайно попадавшиеся ему под руку предметы и рассматривая их так, словно видит впервые.

Как странно, что в собственном доме он чувствует себя непрошеным гостем. Что-то его мучает.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка с подносом. Чашки были от разных сервизов. Одна из мейсенского фарфора, другая — из севрского. Обе были изысканно элегантны. Когда-то в Пенрине жил кто-то, кто обладал и вкусом, и средствами.

На подносе стояла тарелка с грубо нарезанными сандвичами с сыром. У Чариз заурчало в животе.

Сэр Гидеон переставил с места на место стоявший на подоконнике мраморный бюст Платона и обратился к горничной:

— Как тебя зовут, девушка?

— Доркас, сэр Гидеон. — Она присела в реверансе. — Я внучка Полетта. Вы, должно быть, не помните меня, сэр, но я вас помню, хотя мне было всего пять лет, когда вы уехали.

— Ты сбивала масло для своей матери.

— Да, сэр. — Девушка зарделась от удивления и удовольствия. — Забавно, что вы меня помните.

Гидеон кивнул в сторону Чариз:

— Мисс Уотсон нужна горничная. Ты не хотела бы помочь, Доркас?

Девушка присела в реверансе перед Чариз.

— О да, мисс. Ноя никогда не служила горничной у леди.

— Уверена, ты прекрасно справишься, Доркас, — сказала Чариз.

— Спасибо, мисс. Спасибо.

Когда Доркас ушла, Гидеон бросил взгляд на Чариз: