— Соболезную вам, — прошептала Чариз.

— Мы не были близки.

Это еще мягко сказано. Дикие звери получали более нежное воспитание, чем два юных Тревитика.

— Это тоже достойно сожаления. Семья — это важно.

— Не для меня, — язвительно произнес Гидеон. — Не думаю, что ваш личный опыт много лучше моего.

Она поджала губы.

— Жестокость моих братьев не может разрушить мою веру в общечеловеческие ценности. Я не стала бы отдавать им в руки такой козырь. Им меня не сломить.

— Вы храбрая женщина.

И эта храбрость ей сейчас пригодится. Он помолчал, собираясь с духом. Он должен сообщить ей еще кое-что.

— Мы будем жить по-холостяцки, мисс Уотсон. Я, Талливер, несколько слуг. Через пару дней вернется Акаш.

Чариз прикоснулась к щеке, покрытой синяками. Этот жест говорил о неуверенности и невольно привлек его внимание к ее лицу. Этим утром и синяки, и опухоль спали. Намек на ее настоящие черты проглядывал, словно в мутном зеркале. С тяжелым сердцем Гидеон вынужден был признать, что мисс Уотсон может оказаться красавицей.

Когда он увез ее из Уинчестера, о ее внешности он не думал. Для него она была человеком, нуждающимся в помощи. Последнее, с чем он хотел бы иметь дело, так это с привлекательной особой женского пола. Она была бы лишь болезненным напоминанием о том, чего у него никогда не будет.

— В доме ни одной леди? — удивилась Чариз.

Он не мог ее в этом винить. Барышню нежного воспитания переезд в холостяцкое логово должен был напугать.

— Ни одной престарелой тетушки? Ни одной овдовевшей кузины?

— Боюсь, что нет.

Если бы он мог уверить ее в том, что предложенная им помощь не будет иметь для нее неблагоприятных последствий. Как бы он хотел иметь в наличии альтернативный план по обеспечению для нее безопасности.

— Я долгое время был за границей и не собираюсь общаться с местной знатью. Дом расположен в глуши, вдали от столицы местные жители не доверяют чужакам.

Чариз нервно теребила повязку на руке, пальцы у нее были длинные, изящные. Гидеон заметил, что у нее больше нет напряженности.

Чариз заговорила не сразу.

— Для меня безопасность гораздо важнее, чем мое имя.

Подняв глаза, она робко улыбнулась:

— Я так и не поняла, зачем вам все эти хлопоты. Ваше великодушие к незнакомке делает вам честь.

— Я питаю отвращение к несправедливости. Презираю тех, кто бьет слабого. Все во мне восстает против того, чтобы те, кто обращается с женщиной так, как обошлись с вами, оказались на коне. — Голос его был хриплым от переполнявших его чувств. — Пока в моем теле теплится жизнь, мисс Уотсон, я сделаю все, чтобы обеспечить вам безопасность и свободу.

Он тут же пожалел о сказанном.

Проклятие, проклятие, проклятие. Почему он не может держать свой чертов рот на замке?

Мисс Уотсон относится к нему с благоговением, она боготворит его, как героя. Но он этого не заслужил. Пообещав Чариз безопасность и свободу, сэр Гидеон снова замкнулся в себе.

Большую часть дня он спал. Или притворялся спящим. Точно она не знала. Зато она точно знала, что ему нравится любопытство.

Зато, притворяясь спящим, Гидеон предоставил Чариз возможность часами наблюдать за ним. Таинственное недомогание прошло, хотя он по-прежнему был бледен, черты лица обострились. Чариз чувствовала себя виноватой. Она понимала, что ее побег спровоцировал этот приступ, хотя не имела представления каким образом.

Она догадывалась, что приступы случаются у него регулярно. Что за болезнь его поразила? Чариз никогда ничего подобного не видела, хотя она выхаживала отца и мать, когда они болели, и помогала больным крестьянам, жившим в поместье.

Гидеон Тревитик поражал ее, восхищал. Всякий раз, когда Чариз смотрела на него, сердце ее начинало учащенно биться, голова кружилась. Это захватывающее возбуждение было пугающе незнакомым.

Возможно, ее чувства к нему были вызваны тем, что он ее спас. Вначале в Уинчестере, потом от негодяев в переулке Портсмута. Ее пробирала дрожь при мысли о том, что могло с ней произойти в Портсмуте, не появись Гидеон в самый критический момент, подобно ангелу-хранителю. Ведь она была на волоске от позора и смерти.

Чариз поняла, что ее интерес к нему не ограничивается благодарностью. Он красив, храбр, он страдал, и он был необычайно умен. Лишь от одного взгляда на него у Чариз дух захватывало.

В затянувшемся молчании был по крайней мере один плюс. Гидеон больше не задавал ей вопросов, следовательно, не заставлял ее лгать и при этом испытывать угрызения совести. Из осторожности Чариз по-прежнему скрывала свое настоящее имя, хотя знала, что Гидеон не предатель и ему можно довериться.

Скоро она окажется у него в доме. Возбуждение, смешанное со страхом. Если мир узнает о том, что она жила под одной крышей с ним без компаньонки, репутация ее погибла. Еще одна причина держать в секрете свое имя.

Чариз посмотрела на своего спящего спасителя, невольно думая о том, что падение в пропасть никогда еще не выглядело так заманчиво.

«О, Чариз, пропащая, испорченная. Ангелы тебя оплакивают».

Бесконечно шествуя по кругу, думы Чариз в конечном итоге подхватили ритм, в котором раскачивалась карета, и убаюкали ее. Чариз задремала, но и в полусне она остро ощущала каждый толчок, отдававшийся в теле болью, напоминая ей, что она еще далека от полного выздоровления после экзекуции, учиненной над ней Хьюбертом.

Большую часть дня они ехали по бездорожью — по болотистой кочковатой пустоши. Ближе к вечеру Чариз проснулась, заметив, что они проезжают между двумя столбами для ворот, давно не крашенными, увитыми плющом. Стоящие на задних лапах львы держали высеченные из камня щиты, такие старые и заросшие мхом, что детали каменного герба при всем желании невозможно было разобрать. Заржавленные ворота едва держались на петлях, окруженные прошлогодними сорняками, так никем и не скошенными. Въехав в ворота, они оказались в густом лесу.

Чариз заметила перемену в ландшафте, но слишком устала, чтобы оценить, насколько существенной была эта перемена. Она потянулась, чтобы размять затекшие мышцы, и едва не застонала от боли. Со вздохом, который она не смогла сдержать, Чариз откинулась на сиденье, надеясь, что ей не придется еще одну ночь провести на колесах.

Они проехали еще примерно полчаса. Ветви деревьев переплетались над изрезанной колеями дорогой, погружая салон кареты в таинственный сумрак. Сэр Гидеон по-прежнему молчал, вытянув ноги в проход, скрестив на груди руки, и его молчаливое магнетическое присутствие завораживало. Чариз понятия не имела, спит он или просто притворяется спящим.

Увы, Чариз знала, что выглядит так, словно ее протащили сквозь колючие кусты. Вчера она выглядела ужасно, и сутки, проведенные в пути, наверняка ухудшили ее внешний вид. Поскольку сэр Гидеон сменил одежду, мрачноватая элегантность вернулась к нему, и покрывавшая скулы темная щетина лишь подчеркивала его мужскую привлекательность, добавляя его точеным чертам небрежную лихость. Чариз закрыла глаза, запретив себе думать только о сэре Гидеоне. Но этот приказ было легче отдать, чем выполнить.