наследство – все это под залогом. Он исчерпал все свои резервы.

– Господи Иисусе! – восклицает Барбель. – А что, если все пойдет не так? Что вы тогда будете делать?

– Все будет хорошо. Через год мы вернем наши деньги и будем блаженствовать.

«Все будет хорошо»… Андреас Дритцен никогда не слышал о превратностях судьбы.

12. Декабрь 1438 года. Андреас берет в долг еще 8 гульденов, отдав под залог кольцо, стоящее 30 гульденов (свидетель Раймбольт небогат: он получил за это кольцо 5 гульденов у еврея-ростовщика в своей родной деревне Егенхайм). Андреас также берет в долг у хозяина Раймбольта. Но до той суммы, которую он должен заплатить Гутенбергу, ему все еще недостает около 80 гульденов.

13. Гутенберга беспокоит то, что его секрет может попасть не в те руки. Он отправляет своего слугу Лоренца Байльдека к двум Андреасам, чтобы «раздобыть все формы» («форма» – это термин, который позже стал использоваться для обозначения печатной формы, но мы не можем наверняка знать, что подразумевал под этим Гутенберг; по крайней мере пока). Слуга должен принести формы, которые затем будут расплавлены, «чтобы никто не увидел это» (непонятно, что имеется в виду под словом «это»). Задание было выполнено, и Гутенберг с горечью наблюдал, как его работа отправляется в плавильную печь.

Это важный момент, так как до сих пор предполагалось, что Гутенберг лично руководит всей работой в Святом Арбогасте. Оказывается, это не так: «авантюра и искусство» как минимум частично базируются в Страсбурге, иначе ему не нужно было бы посылать Байльдека с поручением.

14. Рождество 1438 года. Андреас Дритцен тяжело заболел. Он лежит в кровати в доме своего друга, свидетеля Мидегарда Стокера. Раскрывая детали партнерства, Андреас говорит: «Я знаю, что скоро умру. Поэтому хочу сказать, что предпочел бы никогда не участвовать в этом деле, поскольку мои братья никогда не достигнут согласия с Гутенбергом».

15. 26 декабря. Андреас Дритцен умирает. Оставшиеся в живых партнеры беспокоятся о том, что закрытие его дел привлечет внимание к прессу и раскроет их тайну.

16. 27 декабря. Андреас Гейльман просит изготовителя пресса Конрада Засбаха разобрать пресс на части, «чтобы никто не смог узнать, что это такое». И опять загадочное «это». Но оказалось, что «эта вещь исчезла». Гутенберг тоже беспокоится. Кажется, что всего лишь расплавить «формы» недостаточно. Он также волнуется о «четырех деталях», которые покойный Андреас оставил «в прессе». Гутенберг снова отправляет Байльдека в город, на этот раз к брату Андреаса Дритцена, Клаусу. Клаус должен вынуть эти детали из пресса и выкрутить «оба винта, чтобы детали распались на части», потому что если кто-нибудь увидит их и пресс, то «сможет догадаться, что это такое». («Это!») После похорон он должен встретиться с Гутенбергом, которому нужно кое о чем с ним поговорить. Клаус Дритцен собирается пойти за деталями, но ему тоже не удается ничего найти. Кажется, что кто-то забрал или спрятал их.

17. Другой брат Андреаса Дритцена, Йорг, хочет, чтобы они с Клаусом унаследовали долю Андреаса в партнерстве. Гутенберг против. Йорг пытается заставить Гутенберга, подав на него в суд. (Покойный Андреас был прав: два оставшихся в живых Дритцена действительно были сутяжниками. Во время суда Лоренц Байльдек подал официальную жалобу на оскорбительные замечания Йорга; а шесть лет спустя братья судились между собой за право владения имуществом Андреаса, которое включало «режущие инструменты» и «пресс».)

18. В декабре 1439 года суд выносит решение в пользу Гутенберга. Он может выплатить Дритценам небольшую сумму, которая вместе с тем, что не успел выдать Андреас, составляет 100 гульденов, которые должны быть выплачены в случае смерти одного из партнеров. Остальные деньги остаются задействованными в предприятии. Гутенберг может свободно заниматься своим проектом. Тайна остается нераскрытой.

Что именно это был за проект – книгопечатание, как утверждает небольшой мемориал на речном островке, названном в честь Гутенберга, и о чем заявляют некоторые историки или только шаг к книгопечатанию?

Было бы неплохо узнать, как на самом деле изготавливались зеркала и каким образом эту технологию можно использовать в книгопечатании. У нас нет ответа на этот вопрос, поскольку нет ни одного из зеркал Гутенберга (за исключением нескольких сделанных другими людьми) и ни одного письменного свидетельства. Но масштаб операции может дать нам хоть какое-то понимание ситуации.

В распоряжении Гутенберга был рынок более чем из 100 тысяч паломников. Конечно, он не мог завоевать весь рынок, но, даже для того чтобы занять десятую его часть, требовалась тонна сплава из свинца и олова. Для этого нужно было купить металл, доставить его и обработать. Гутенберг, очевидно, был способен справиться как с технической, так и с коммерческой частью задачи. Денежный поток, условия партнерства, бюджет и ожидаемая прибыль изложены в контракте, который, как показала судеб ная тяжба с Йоргом, достаточно хорошо согласован, поэтому его можно было отстоять в суде.

Итак, мы располагаем следующими фактами: существовал пресс, возможно, в доме Андреаса Дритцена. В Святом Арбогасте велась какая-то работа по плавке металла. В одном из домов Гейльмана находились «формы» и «четыре детали», соединенные «двумя винтами». Ювелир Ганс Дюнне мог выполнять работу по гравированию. Выглядит так, словно это была основа экспериментальной операции книгопечатания, в которой присутствовали гравировщик (Дюнне), литейщик (Гутенберг), печатные формы и пресс.

Факты, конечно, интересные, но вряд ли люди могут сходить с ума из-за них, опасаясь промышленного шпионажа. Пресс, который, очевидно, играл центральную роль в операции, не должен был являться чем-то выдающимся, так как прессы с древних времен использовались для изготовления вина и экстрактного масла, а позже – для сушки бумаги. Другие материалы и предметы, необходимые для этой гипотетической книгопечатной операции, тоже не должны быть особо выдающимися: резцы, которые применялись для изготовления медалей, монет, оружия и металлических украшений для мебели; пергамент (высушенная кожа животных, использовавшаяся в качестве материала для письма начиная с III века до нашей эры); бумага (более дешевый заменитель пергамента, изготовление которого распространилось из Азии через Испанию за 300 лет до описываемых событий; на тот момент в Германии существовало полдюжины бумажных фабрик); чернила, применявшиеся текстильщиками, художниками и ксилографами. Определенно, предприятие, в котором использовались такие общедоступные предметы, не должно было привлекать внимание местных бизнесменов, требовать больших временных затрат на разработку и соблюдения абсолютной секретности.

Итак, что же ускользнуло от моего внимания? Я не упомянул о двух важных элементах, которые делают изобретение Гутенберга – не просто книгопечатание, а книгопечатание подвижными литерами – гениальной работой. Первый элемент – это интеллектуальные усилия, второй – техническая реализация. Тогда Гутенберг находился все еще на стадии исследований и разработки – вот почему требовались время, деньги и секретность, – но кто угодно мог понять принцип его идей, увидеть их потенциал и украсть их. Я думаю, что именно комбинация этих двух элементов составляла суть его «авантюры и искусства».

Многие изобретения объединяет то, что они рождаются в уме страдающих от нищеты отшельников, которые на чердаках в борьбе воплощают свои замечательные идеи в материальную форму. Однако в случае Гутенберга все было не так. Он был достаточно богат, хорошо работал в команде, и большинство материалов и устройств, необходимых для реализации идеи, существовали до его появления. Да, Гутенберг изобрел книгопечатание подвижными литерами, но наличие определенного свода знаний говорит о том, что у него мог быть источник вдохновения. Если да, то какой?

Поиски обещали быть трудными; они увели меня в темное сердце Европы времен Гутенберга. Это мнимое христианское единство было насквозь пронизано противостоянием и антипатиями: папа против антипапы, германский император против папы, военачальники против императора, католики против гуситов, папа против собора прелатов. Последнее противостояние имело особое значение во времена, когда лидеры