чувствовала, что это же делает и Сайлас.
Невысокие волны набегали на края платформы. Беллис хотела, чтобы все это поскорей закончилось.
Она услышала ритмические хлопки в толпе. Поначалу это было биение, синхронное биение, различимое за шелестом, висящим над зрителями, и похожее на удары сердца. Постепенно оно набирало силу, становилось громче, настойчивей, люди начали оглядываться и улыбаться, присоединять к этому звуку свои голоса. Возбуждение зрителей росло.
— Да… — сказал Сайлас, с удовольствием растягивая это короткое слово. — Наконец-то. Именно это я и хотел увидеть.
Поначалу Беллис казалось, что этот звук похож на барабанный бой, производимый сотнями ртов. Потом внезапно — восклицания:
И только когда безумие докатилось до суденышка, на котором сидели они, Беллис разобрала слово.
«
Имя.
— Что они кричат? — шепотом спросила она у Сайласа.
— Зовут кое-кого, — сказал он, шаря по толпе взглядом. — Они хотят увидеть главный бой. Хотят увидеть Утера Доула. — Он улыбнулся ей холодной, мимолетной улыбкой. — Вы его узнаете, — сказал он. — Как только увидите, сразу узнаете.
А потом детонация от этого имени рассыпалась на радостные вскрики и аплодисменты, слившиеся в восторженную волну, которая все нарастала, по мере того как один маленький дирижабль, отцепившись от корабельной мачты, начал приближаться к платформе. На его гребне красовался пароход на фоне красной луны — символ Саргановых вод. Гондола внизу была из полированного дерева.
— Это дирижабль Любовников, — сказал Сайлас — Они ненадолго расстаются со своим помощником — сейчас будет еще одна «импровизированная» схватка. Я знал, что он не удержится.
Дирижабль остановился в шестидесяти футах над платформой, и вниз полетела веревка. Зрители разразились безумными вскриками. С удивительной ловкостью и быстротой из гондолы выбрался человек и, перебирая веревку руками, спустился на забрызганную кровью площадку.
Он стоял босой, с обнаженной грудью, в одних только кожаных штанах. Руки его свободно висели по бокам, а он медленно поворачивался, чтобы обозреть всю толпу, которая теперь, когда он спустился, замерла в ужасе. Когда наконец его лицо повернулось к Беллис, она ухватилась за перила перед собой, а дыхание ее тут же перехватило: она узнала его — тот самый коротко стриженный человек веером, убийца, захвативший «Терпсихорию».
Непонятно каким образом, но нескольких бойцов уговорили сражаться против него.
Доул (печальнолицый убийца капитана Мизовича) стоял не шевелясь, он не потянулся, не расправил мышцы. Он просто стоял и ждал.
Четыре его противника на краю платформы заметно волновались. Их воодушевлял энтузиазм толпы, которая кричала и бесилась, подбадривая бойцов, а они, переминаясь с ноги на ногу, договаривались о тактике боя.
Лицо Доула было абсолютно непроницаемым. Когда его соперники выстроились против него полукругом, он неторопливо принял бойцовскую стойку: чуть приподнял руки, подогнул колени — вид совершенно расслабленный.
В течение первых жестоких, удивительных секунд Беллис даже не дышала — одна рука прижата ко рту, губы стиснуты. Потом она изумленно вздохнула вместе с остальной толпой.
Казалось, что Утер Доул, по сравнению с остальными, живет в другом времени. Он был словно гость в этом мире, гораздо более грубом и медлительном, чем его собственный. Несмотря на свое массивное тело, двигался он с такой скоростью, что возникало впечатление, будто сила тяжести действует на него не так, как на других.
В его движениях не было ничего лишнего. Он наносил удары то ногой, то рукой, осуществлял блокировку, его конечности меняли положение крайне плавно и экономно, словно действовала машина.
Доул нанес удар открытой рукой, и один из его противников свалился без чувств. Доул сделал шаг в сторону, замер на одной ноге, а другой два раза ударил в солнечное сплетение второго, потом той же ногой отразил нападение третьего. Он делал развороты и бил без замаха, жестоко и точно, с поразительной легкостью побивая противников.
Последнего он уложил броском — схватил за руку, потащил ее на себя, а вместе с рукой и самого бойца. Казалось, что Доул переворачивается в воздухе, готовя свое тело к приземлению, и наконец он оказался на спине поверженного противника, которого обездвижил, вывернув ему руку.
Зрители сначала погрузились в долгое молчание, а потом из толпы, словно кровь из струподелов, хлынули аплодисменты и одобрительные выкрики.
Беллис смотрела. Внутри нее все похолодело, дыхание перехватило.
Сбитые с ног поднялись сами или их унесли с арены, а Утер Доул стоял, дыша тяжело, но ритмично. Руки его свободно свисали вниз, на мускулах сверкали капельки пота и крови побежденных.
— Телохранитель Любовников, — сказал Сайлас; публика вокруг безумствовала. — Утер Доул. Ученый, беглец, солдат. Специалист по теории вероятностей, истории Призрачников и боевым искусствам. Телохранитель Любовников, их помощник, убийца и пират у них на службе, отважный воин. Вот это-то вы и должны были увидеть, Беллис. Вот это-то и станет препятствием для нашего бегства.
Они направились в ночи по извилистым закоулкам квартала Ты-и-твой через Шаддлер в Саргановы воды, на «Хромолит».
Шли они молча.
Когда бой Доула подходил к концу, Беллис увидела кое-что, поразившее и напугавшее ее. Когда он повернулся — пальцы растопырены, грудь напряжена и дыбится — она увидела его лицо.
Все его мускулы были напряжены, натянуты, отчего на лице появилось выражение дикой жестокости — ничего подобного ей еще не доводилось видеть.
Потом, мгновение спустя, когда Доул, одержав победу, раскланивался с толпой, он снова стал похож на задумчивого священника.
Беллис могла представить себе некий непостижимый и мистический свод бойцовских правил, который позволял драться без ожесточения — так, словно ты святой. Равным образом могла она вообразить, как человек впадает в дикость, как в нем с первобытной яростью берут верх атавистические инстинкты. Но то, что она увидела в Доуле, поразило ее.
Она размышляла об этом позднее, лежа в кровати и прислушиваясь к звуку дождя. Доул готовился и восстанавливался, как монах, сражался, как машина, а чувствовал себя, похоже, хищным животным. Эта неистовость испугала ее гораздо сильнее всех знакомых ему боевых искусств. Искусствам можно научиться.
Беллис помогала Шекелю читать книги, которые становились все более сложными. Она оставила парня в детском отделе, а сама вернулась в комнату, где ее ждал Сайлас.
Они выпили чаю, поговорили о Нью-Кробюзоне. Сайлас показался ей печальнее, спокойнее, чем обычно. Она спросила, в чем причина, но в ответ тот лишь покачал головой. Впервые со дня их знакомства Беллис испытала к нему что-то вроде жалости или сострадания. Сайлас хотел что-то сказать или спросить, и она не торопила его.
Она передала ему то, что сообщил ей Иоганнес. Она показала книги этого натуралиста и объяснила, каким образом пытается добыть тайну Армады из этих томов, не зная даже, какие из них по-настоящему важны и что в них нужно искать.
В половине двенадцатого, после затянувшегося молчания, Сайлас повернулся к ней.
