— Предупреждаю, за такое — дороже на нобль, — проворчала Умма Бальсум. — Не люблю связываться с законом. Ладно, рассказывайте, что тут к чему.
Дерхан брала со стола предмет за предметом, объясняла. Умма Бальсум каждый раз кратко кивала. Экземпляры «Буйного бродяги», похоже, ее заинтересовали.
— Он для этой газеты писал? — спросила резко, вертя бумагу в руках.
— Да.
Дерхан решила умолчать о том, что он же и издавал газету. Никаких имен — это незыблемое правило, пусть даже коммуникатрикс можно верить. Средства к жизни Умма Бальсум добывает в основном через контакты с людьми, у которых проблемы с милицией. Выдавать своих клиентов ей не так уж и выгодно.
— Это, — ткнула пальцем Дерхан в центральную колонку, с заголовком «Что мы думаем?», — его статья.
— Угу, — кивнула Умма Бальсум. — Жалко, что текст печатный, лучше бы — его рукой… Ну да не беда. Есть у него какие-нибудь особые приметы?
— Татуировка. На левом бицепсе, вот здесь. — Дерхан показала сделанный ею рисунок — узорчатый якорь.
— Моряк?
Дерхан невесело улыбнулась:
— Даже на палубу ни разу не ступил. Как только устроился на должность, напился и оскорбил капитана, татуировка высохнуть не успела.
— Ну, ладно, — сказала Умма Бальсум. — Две марки — за попытку. Пять марок — за установление контакта, если получится. Два стивера в минуту — разговор. И нобль сверху, если он в Штыре. Годится?
Дерхан кивнула. Дорого, но в таком деле не обойтись несколькими магическими пассами. Если как следует потренироваться, любая может сделаться диковатой бормочущей ведьмой, но для хорошей психической связи требуется немалый врожденный талант и многолетняя усердная учеба. А то, как выглядит маг или что его окружает, не имеет значения. Умма Бальсум в своем деле такой же спец, как старший передельщик или химерист — в своем. Дерхан потянулась за кошельком.
— Потом заплатишь. Сначала посмотрим, можно ли к нему пробиться.
Умма Бальсум закатала левый рукав, у нее оказалась рябая, висящая складками кожа.
— Рисуй мне такой же якорь. Постарайся, чтобы точь-в-точь. — Она кивком указала на стул в углу комнаты, на котором лежала палитра с набором кистей и разноцветной туши.
Дерхан перенесла все это поближе к Умме Бальсум и принялась рисовать у нее на руке. При этом она напряженно вспоминала, боялась перепутать цвета. На работу ушло минут двадцать пять. Нарисованный якорь был чуть ярче, чем у Бенджамина, отчасти из-за качества туши, и, может быть, чуть пошире. Все же она была уверена: кто видел оригинал, узнает в этом рисунке копию. Наконец, удовлетворенная, откинулась на спинку дивана.
Умма Бальсум помахала рукой, как жирная курица крылом, — сушила тушь. Потом стала перебирать вещицы, принесенные из спальни Бенджамина.
— Ну и неопрятный же тип, совсем не знаком с личной гигиеной, — шептала она, но так, чтобы Дерхан могла расслышать.
Умма Бальсум взяла бритву Бенджамина и, умело держа, легонько чиркнула по собственному подбородку. Потерла порез окровавленной бумажкой, задрала юбку и натянула штанину на толстое бедро. Полезла под стол и достала ларец из темного дерева и кожи. Поставила на стол, открыла. Внутри оказалась путаница трубок с клапанами и проводов, увенчанная нелепым на вид медным шлемом; спереди торчала какая-то трубка. С лежащим здесь же, в ящике, миниатюрным мотором шлем был соединен длинным перекрученным проводом.
Умма Бальсум вынула шлем, помедлив, надела себе на голову. Застегнула кожаные ремешки, из потайного отделения ларца извлекла длинную рукоять, она точно вошла в шестиугольное отверстие в корпусе мотора. Коммуникатрикс передвинула ящик на край стола, ближний к Дерхан, соединила мотор с алхимической батареей.
— Вот так, — рассеянно потерла Умма Бальсум кровоточащий подбородок. — А сейчас изволь это завести, надо поработать рычагом. Как только сработает стартер — приглядывай. Если мотор заглохнет, опять хватайся за рукоятку. Не будет тока — нарушится контакт, а для твоего приятеля неправильное разъединение чревато потерей рассудка… и, что хуже, это и со мной может случиться. Так что глаз не спускай… и если наладим связь, вели ему не дергаться, а то провод может соскочить. — Она тряхнула проводом, соединявшим шлем с мотором. — Все поняла?
Дерхан кивнула.
— Вот и отлично. Давай сюда статейку. Попробую его характер понять и подстроиться… А ты начинай, заводи.
Умма Бальсум встала и, пыхтя от натуги, придвинула кресло к стене. Вернулась на освободившееся место, достала из кармана секундомер с остановом, нажала на кнопку. Было видно, что она преодолевает боязнь.
Дерхан взялась за рычаг. Тот поддавался, слава богам, легко. Она чувствовала, как в металлической коробке соприкасались, сцеплялись покрытые маслом шестеренки, руку защипало от тока, приводящего в действие эзотерический механизм. Умма Бальсум положила на стол секундомер. Теперь она держала в правой руке «Буйного Бродягу», читала вслух, вернее, едва слышным шепотом статью Бенджамина; губы быстро шевелились; левая рука была чуть приподнята, пальцы отплясывали мудреную кадриль, чертили в воздухе магические знаки.
Когда добралась до конца статьи, начала снова, а потом — еще раз…
А ток бежал по замкнутому контуру. И Умму Бальсум заметно трясло, несколько секунд ее голова вибрировала. Коммуникатрикс выронила газету, продолжая наизусть бубнить слова Бенджамина.
Медленно повернулась — глаза совершенно пустые — и зашаркала. Когда поворачивалась, трубка на шлеме в течение секунды смотрела прямо на Дерхан. Какое-то мгновение Дерхан чувствовала мозгом пульсацию чужих сверхъестественных эфирно-психических волн. Слегка закружилась голова, но Дерхан не прекращала крутить стартер, и вскоре она почувствовала, как из мотора пошла уже другая, самостоятельная сила, и медленно убрала руку, — оставалось уже только смотреть. Умма Бальсум двигалась, пока не повернулась лицом к северо-западу: именно там, в центре города, находился невидимый отсюда Штырь.
Дерхан еще раз посмотрела на аккумулятор и на динамо-машину, убедилась, что все работает как надо.
Умма Бальсум закрыла глаза. У нее шевелились губы. Казалось, воздух в комнате звенит — как винный бокал от щелчка ногтем по краю.
А потом она вдруг всем телом очень сильно вздрогнула. Глаза резко раскрылись.
Опешив, Дерхан смотрела на коммуникатрикс. Жидкие волосы Уммы Бальсум извивались, как накопанные для рыбалки черви. Сползли со лба и потянулись вверх, и Дерхан вспомнила, как Бенджамин, когда не работал, часто заглаживал их назад ладонью. По телу Уммы Бальсум прошла рябь — от пяток и до шеи. Как будто атмосферное электричество пронизывало ее подкожный жир, слегка изменяя тот по мере своего продвижения. Когда добралось до волосяной короны на голове, изменилось все ее тело. Коммуникатрикс не стала толще или тоньше, но перераспределились ткани, и фигура сделалась чуть иной. В плечах пошире. Нижняя челюсть выдалась вперед, второй и третий подбородки уменьшились.
На лице проявились синяки. Через секунду она резко упала на четвереньки. Дерхан взвизгнула от страха, но тотчас взяла себя в руки. Глаза Уммы Бальсум были открыты, взор ясен.
Умма Бальсум вдруг села, раскинув ноги, прислонившись спиной к дивану. Глазные яблоки медленно двигались, на лице отражалось абсолютное непонимание. Она смотрела на Дерхан, а та, в свою очередь, пожирала ее глазами. Рот Уммы Бальсум (отвердевший, с утончившимися губами) открылся, словно в крайнем удивлении.
— Ди? — спросила она чужим голосом, вызвавшим слабое эхо.
