то образом сумел оскорбить большинство членов этой группы. Ганчи защищал лидера Таммани.
– Он – хороший человек, именно такой нам и нужен, – говорил он. – Знаю, что вначале он работал с дядей Фрэнком, но тот одобрил его стремление к чистой работе, а это лучший способ достижения цели. Люди должны узнать, что итальянские лидеры отнюдь не все негодяи, связанные с мафией.
Сэм прервал его:
– Давайте поговорим начистоту. Десапио потихоньку доставляет нам массу больших неприятностей и занимается этим постоянно. Если он пройдет на выборах, никогда не узнаешь, кому можно доверять наверху. Нам предстоит заключить массу деловых контрактов с городом, и парень типа Десапио не сможет облегчить эту задачу. Если он будет продолжать действовать по-своему, его ожидают большие неприятности, а может быть, и дядю Фрэнка тоже.
Пат пил, слушал, переходил к разным группам, но говорил очень мало. Пока он был самым молодым в этом обществе, фактически единственным молодым человеком, если не считать Артура. И здесь не было ни одной женщины.
Позже в просторной с кремовыми стенами и арочным входом комнате был подан обед. Для этого формального обеда в столовую внесли большой стол. Над ним покачивались массивные бронзовые люстры. У каждого гостевого места стояли три различных бокала и самый большой набор столового серебра, который Пат когда-либо видел.
Его усадили между Артуром Марсери и Санто Ганчи, близко к концу стола. К большому удавлению Пата в меню входило мало блюд итальянской кухни. Например, салат из крабов, соус которого походил на красный майонез. Огромный кусок ростбифа был подан под серебряным куполом, и черный слуга отрезал каждому по толстому ломтю красного мяса. Его подавали с брюссельской капустой, маленькими коричневыми печеными клубнями картофеля; затем принесли салат из шпината с беконом, анчоусами и крутыми яйцами. Этот салат был единственным блюдом, вид которого напоминал Пату что-то знакомое.
После еды официант передал на стол огромный серебряный увлажнитель с гаванскими сигарами 'Упман'. Они пили 'Карлос Праймеро' – испанское бренди, – самый приятный напиток, какой когда-либо доводилось пробовать Пату.
Беседа на политические темы продолжалась. Говорили также о спорте, особенно о тотализаторе в большом баскетболе, и немного о лошадиных бегах. Большая часть этих тем, за исключением спортивных, была непонятна Пату. Он решил, что для него лучше будет послушать и узнать побольше, чем делать из себя идиота, пытаясь вступать в разговоры на незнакомые ему темы.
Иногда Артур поворачивался к нему с какими-то вопросами о департаменте, но это делалось главным образом из вежливости. Ганчи без конца говорил об итальянцах, достигших важных постов в правительстве и церкви. Он был большим поклонником отца Раймундо, который, как оказалось, был в это время в отъезде. Ганчи дал Пату свою визитную карточку, – обещал, что будет поддерживать с ним связь, и сказал, что хотел бы видеть его членом лиги.
Гвидо Патерно, Димайо и сам Сэм Мэсси столпились в уголке и толковали там о чем-то довольно долго. Затем большинство гостей начало разъезжаться. Пат вопросительно поглядел на Артура, и тот сказал: 'Побудь здесь еще немного, малыш. Думаю, что Сэм будет рад немного поговорить с тобой'.
Примерно через полчаса все гости разъехались. Сэм наполнил пару бокалов бренди 'Карлос Праймеро' из графина, стоявшего на боковом столике, и жестом велел Пату следовать за ним в библиотеку. Там они уселись на огромную кожаную софу перед камином, а Артур – на легкий стул лицом к ним. Сэм вертел в пальцах серебряный ножичек для обрезки сигар, заботливо очищая свою гавану и облизывая ее по всей длине старательно и со вкусом, затем раскурил, не говоря ни слова.
Когда наконец сигара была хорошо раскурена и на ее конце сформировался удовлетворительный столбик пепла длиной с полдюйма, Мэсси повернулся лицом к юному полицейскому:
– Я слышал, что ты встречаешься с Констанцей, – начал он.
– Да, это так, – ответил Пат, – но....
– Не волнуйся, малыш. Все нормально. Я не сержусь. Лучше ты, чем какой-нибудь псих из тех йо-йо, которые вертятся вокруг школы. Считается, что эти дети богачей имеют свой стиль, но на самом деле у них нет никакого стиля вообще. Уж лучше пусть она будет общаться с кем-нибудь из своих.
Пат вдруг ощутил странное, удушающее волнение, Это правда, что чувство к Констанце было для него чем-то особенным, чего он никогда не испытывал в отношении других девушек. Но он ни разу не задумывался о браке. Казалось, что думать об этом было еще слишком рано. Он едва начал свое продвижение к тому положению, которое хотел бы обрести в будущем. Но, сидя здесь, попивая прекрасное испанское бренди и покуривая превосходную гавану Сэма, Пат думал про себя, что все могло оказаться гораздо хуже – намного хуже.
Что, в конце концов, плохого в браке с прелестной страстной девушкой, у которой кучи денег и море обаяния? Что же касается любви, Пат не был уверен в том, что не любит ее. Во всяком случае, он не слышал о браках, построенных только на любви. Все делалось из соображений удобства, экономической необходимости, доверия, давления семьи или отчаяния.
– А Констанца что думает об этом? – спросил он.
– Что Констанца думает – не имеет значения. Ты ей нравишься. Может быть, она даже влюблена в тебя. Она мечтает о замужестве. Видишь ли, проблем не предвидится, если мы все выкажем одобрение по этому поводу. Слишком многие девушки в наше время отворачиваются от своих семей. Не хотелось бы, чтобы такое случилось с Констанцей. Если бы вы поженились, у меня появился бы сын. Мы смогли бы работать вместе, понимая друг друга.
– Вы имеете в виду, что я перешел бы в строительный бизнес? – спросил Пат.
– Не станем обсуждать эту тему сейчас. Существует множество способов работать совместно. Между прочим, ведь ты служишь вместе с моим братом Артуром, не так ли?
– В некотором смысле, да.
Когда на следующей неделе он встретился с Констанцей, то ничего не рассказал ей о разговоре с отцом. Но на этот раз он зашел за ней в дом, и на вечер им одолжили одну из машин Сэма. У Констанцы были билеты в театр, которые ей подарил отец. Сначала Пат не хотел принимать их, но она объяснила, что они бесплатные. Сэму они достались от какого-то его знакомого.
Впервые в жизни Пат оказался в театре. Фактически весь район Таймс-сквера был для него совершенно