Конечно, даже самые ранние результаты выборов не могли поступить раньше девяти-десяти часов вечера, но в воздухе висело настроение какой-то мистической радости, которая могла возникнуть только при уверенности в победе.

Пат, крепко держа Конни под руку, ходил по холлу, улыбался, пожимал руки, обнимался, принимал поцелуи девиц и хлопки по плечу и рукопожатия молодых людей. Уинберг проделал огромную работу, чтобы вызвать энтузиазм у молодежи, а Китти набрала большое количество молодых актеров и актрис, что добавляло кампании жизненности и красоты молодости.

Некоторые из добровольцев-мужчин выглядели не совсем по-мужски. Но это было в порядке вещей. Линдсей завоевал около двухсот тысяч голосов 'голубых', когда баллотировался в мэры, объявив кампанию по снижению давления на бары 'голубых'. Пат тоже предпринял несколько шагов в этом направлении, выказав свое терпимое отношение к данному вопросу, поскольку большинство из этих баров принадлежало Семье.

На втором этаже были апартаменты для важных гостей и руководителей кампании. Там находился Уинберг вместе с Гвидо Патерно, отцом Раймундо, Санто Ганчи из Итало-американской лиги и Китти Муллали. Пат прошел туда, хлопая мужчин по спинам, и сердечно поцеловал Китти, незаметно ущипнув ее за зад.

Пат выбрал ретивую доброволицу Нэнси, чтобы она смотрела за Конни, приносила ей чай, кофе, сандвичи и все, что она потребует.

– Я хочу, чтобы вы смотрели за моей женой и не выпускали ее из виду. Она очень нервная и возбужденная, и я прошу сразу же мне сообщить, если она куда-нибудь пойдет. А пока вы можете смотреть здесь в углу телевизор, записывать поступающие голоса, комментарии, о которых мне следовало бы знать. Это важная работа. Понимаете, Нэнси?

Ясноглазая девушка с длинными черными волосами, преданно глядя на него, решительно кивнула. Щеки ее покраснели от важности момента и близости великого человека. На ней была черная юбка и черный свитер с белым воротником, из-за чего она смахивала на сверхсексуальную монашку. Пат про себя отметил, что ее не следует в будущем упускать из виду.

– Я посмотрю за вашей женой, мистер Конте. Не беспокойтесь, и удачи вам.

– Спасибо, Нэнси.

На курсах по развитию памяти Бруно Фурста он научился связывать имена с лицами и запоминать имена с первой же встречи, что было просто необходимо для политика.

Отец Раймундо беседовал с Патерно и Уинбергом. Патерно достал из кармана толстый конверт и вручил его Уинбергу, который, отойдя в угол, пересчитал то, что там было, и отдал конверт Поли Федеричи.

Пат прошел в свой личный номер. Он взял с собой высокий стакан с диетическим пепси со льдом. День будет долгим, и Пат решил не начинать рано пить спиртное. Он не хотел говорить чрезмерно эмоционально или качаться во время вступительной речи, как это бывало с другими кандидатами.

Пат стал просматривать пачки докладов, оценок, резюме и записок, которые дал ему Уинберг. Среди них была четырехстраничная записка от Уинберга, который подвел итог всей кампании. Даже всегда осторожный и пессимистичный Уинберг не смог выдержать ее в сухом тоне.

После некоторой нерешительности 'Дейли ньюс' за день до выборов поместила статью о Конте – первом демократе, которого газета поддержала впервые за двадцать лет. Некоторые места Уинберг обвел фломастером и поставил восклицательные знаки.

Пат читал, улыбаясь, когда раздался стук в дверь, соединявшую его с соседним номером.

– Да, что такое? – спросил Пат.

Заглянул Федеричи:

– Извини, что беспокою, Пат, но тебя хочет видеть твой старый друг Реган Дойл.

Через открытую дверь Пат увидел Дойла, стоявшего за руководителем его предвыборной кампании.

– Ладно, – сказал он, – впустите его и закройте дверь.

Реган вошел в комнату. Он казался еще массивнее, чем обычно. На нем был двубортный темно-синий костюм и традиционная шляпа, которую он, входя, снял. Его лицо с годами постарело более, чем лицо Пата, и под квадратными челюстями наметился двойной подбородок. На носу выступили пурпурные вены, лицо потеряло обычный цветущий вид.

– Привет, кузен, – сказал Пат. – Садись. Чем могу быть полезен?

Дойл сел на край кожаного кресла и поставил рядом свой потертый портфель.

– Полагаю, что там может быть магнитофон, – указал Пат на портфель, – но мы не будем говорить ничего, что не хотели бы, чтобы оно было записано. Правда? Что будешь пить? Виски? Мартини? Пепси? Ты любишь бурбон, не так ли?

Пат повернулся на стуле к маленькому холодильнику, отделанному деревом. Взяв из него пару кубиков льда, он подошел к бару в углу и налил Дойлу приличную порцию бурбона.

– Я пока пью безалкогольные напитки, – заметил Пат и похлопал себя по талии. – Слегка толстею. Кроме того, до конца дня хочу оставаться в форме. Во всяком случае, твое здоровье. Пусть победит сильнейший.

Пат думал, что Дойл откажется от напитка, но тот взял стакан, посмотрел в него и сказал:

– Верно. Пусть победит сильнейший.

Реган отпил из стакана, не приподняв его перед этим в сторону Пата.

– У тебя что-нибудь на уме?

– Ничего такого, о чем бы я мог рассказать прямо сейчас, – ответил Реган. – Просто пришел посмотреть, как выглядит великий человек в преддверии победы.

– Ты должен радоваться, когда твой старый друг добивается успеха. Что тебя мучает?