Выход нашелся – именно в то мгновение, когда я готов уже был разочароваться в своей звезде. Решение было таким простым, что в первую секунду я в него не поверил. Принялся проверять. Нет, все было вроде бы правильно. И риск получался – в пределах допустимого.

Собственно, эта мысль и раньше мелькала: замкнуть батарейку накоротко и тем истощить ее в считанные секунды, после чего она уже не в силах окажется дать нужный ток на детонатор. Но тогда я идею отверг: при замыкании температура внутри кейса хоть ненамного, но повысится – а кто знает, как на это отзовется подрывная штука, снабженная для подстраховки еще и тепловым реле – надо полагать, достаточно чутким. Слишком уж близко от него находилось место, где устроить замыкание было проще всего. А вот «жучок» стоял в противоположном углу кейса, и к тому же был упрятан в толщу теплоизолятора, чтобы владелец кейса ненароком не увидел предателя. Значит, если учинить замыкание на входе «жучка» – тепло до термореле не дойдет: энергия-то на самом деле выделится достаточно малая. Просто, как бутерброд. И все, что требуется – это затрата моей собственной мощности, потребной для того, чтобы ионизировать воздух в очень небольшом объеме, и тем вызвать разряд. Работы на несколько секунд, не более.

Остальное было, как говорится, делом техники. Своей макушкой я четко ощущал, как тает заряд батарейки: он и был-то достаточно небольшим, хотя последствия мог вызвать очень неприятные. Заряд утекал, как вино из треснувшей бутылки. Кончиками пальцев я прикасался к стенке кейса там, где было ближе всего к «жучку». Мои пальцы хорошо ощущают изменения температуры, но на этот раз они практически ничего не почувствовали.

В эти несколько секунд я успел объявить себе выговор. За недопустимую в нашем деле халатность и непредусмотрительность. Надо было подумать о кейсе раньше, когда можно было еще воспользоваться Телом, пусть уже и неживым: его пальцами и глазами, на которые и был настроен запирающий механизм. А когда я спохватился, все, надо полагать, сгорело. За это я, правда, понес наказание: три минуты страха и неуверенности в себе. Теперь это было уже позади.

Поскольку опасность подрыва будто бы миновала, можно стало вскрыть кейс механическим способом – остерегаясь, правда, сильных ударов. Две минуты. Крышка откинулась. Что где находится – я успел определить еще раньше. Теперь увидел содержимое сундука воочию. Ничто не привлекло моего внимания хотя бы как сувенир, который можно прихватить на память. Ничего – кроме футлярчика, в котором оказалась одна кристелла с записью. Крышка футляра была перечеркнута красным косым крестом; то был хорошо известный знак защиты записей – предупреждение о том, что не следует пытаться прочесть файл, не зная кода: текст в следующее же мгновение сотрется, сгорит, уничтожится начисто. Но я и не собирался заниматься кристеллами сейчас: ни этой, из кейса, ни той, которую я так и не отослал по адресу. Это все потом. Пока же я только отметил в памяти, что обе кристеллы были армагского происхождения. На Теллусе мы предпочитаем пользоваться собственной продукцией. Ладно, и с этим разберемся.

Я уже всем телом чувствовал: жизнь моя с каждым мигом все более уподобляется слезе, трепещущей на реснице Аллаха. Ощущал направление, откуда надвигалась гроза. Спрятав футляр с кристеллами в самый хитрый карман моего наряда, встал. Уже испытывая накатывавшую головную боль (наведенную, конечно: на всякий случай противник принимал все меры для ослабления возможной контратаки), все-таки нашел силы, чтобы построить в воздухе две линзы. Всего на несколько секунд. Их хватило, чтобы увидеть агралет, который без линз казался простой точкой над горизонтом. Увиденное мне не понравилось. То была не полицейская машина и даже не военная. То было устройство, с которым мне меньше всего хотелось бы встретиться: техника службы ДДД – Десанта Дальнего Действия, наилучшим образом оснащенное летсредство под романтическим названием «Дикий слон», имевшее, правда, и несколько ироническую кличку «Контрабас» – то ли из-за формы, действительно смахивавшей на названный инструмент, то ли из-за басовитого гудения, какое издавали его маршевые двигатели на полной мощности. Я был уверен, что с его борта я был виден куда лучше, чем они – отсюда: им-то не приходилось формировать линзы из воздуха, У них были прекрасные приборы. На защищенной кристелле – да и на второй тоже – наверняка было записано что-то очень и очень серьезное. И за этой записью охотились сразу две стороны; представителем одной была сгоревшая женщина, красивое существо с ледяными глазами, а что касается второй – я не составил еще о ней твердого мнения, но похоже, что у нее были неплохие связи не с нашими службами. Иными словами, вторая сторона скорее принадлежала даже не к власти 'Т', как я было подумал, но, так сказать, плавала под чьим-то чужим флагом. Иначе нас не стали бы расстреливать со спутника: это не самый дешевый способ, да и не самый надежный.

Брать ноги в руки, решил я. Но сначала подстрахуемся, насколько это сейчас возможно.

Низкое облачко – это было все, на что меня сейчас хватило. Я был пуст, как проколотая шина. Но все же оно хоть на минуту-другую закроет меня от горних наблюдателей. От всей их оптики.

Я дождался, пока облачко оказалось между мною и охотниками. И кинулся перебежками, от дерева к дереву, дополнительно укрываясь от наблюдения сверху, в направлении дороги.

Видимо, кто-то действительно хранил меня от лишних напастей: на дороге – еще далеко – я завидел нечто, могущее мне сейчас пригодиться. Коляску: автобус местного значения.

Хорошо еще, что до сих пор не сбежались любопытные – те, кто охотно показал бы, куда ты направился и чем воспользовался.

Я глянул на часы. С мгновения нашей посадки прошло шестнадцать минут. Нет, ничего удивительного, что не собрались люди. В этих местах они тяжелы на подъем. Да и в наше время инстинкт самосохранения чаще преобладает над любопытством, чем наоборот.

Сделал быстрый расчет времени. Еще с полминуты оставалось в моем распоряжении. Эти секунды я использовал для наблюдения, сформировав линзу. Я смотрел туда, где совсем недавно находился я сам.

Мощная машина успела приземлиться. Из нее выскочили люди – я насчитал пятерых – и, не теряя ни секунды, принялись тушить огонь, в котором медленно погибал наш агрик. Ударили пенные фонтаны.

Прилетевшие не могли не видеть, что живых там не осталось. Но вряд ли им нужны были люди; я был уверен, что они стремятся спасти ту самую запись, что находилась сейчас у меня.

Они еще не начали методически просматривать окрестности. Но вот-вот начнут. Все. Мое время истекло.

Я повернулся и побежал.

Я бежал, как сонная улитка. Но все же мой курс должен был пересечься с дорогой как раз в то время, когда автобус окажется поблизости. Потому что он двигался лишь не многим быстрее моего.

В комнате стоял полумрак, насыщенный тяжелым, но приятным ароматом курившейся палочки. На большом столе, покрытом красной, бархатистой на ощупь скатертью, горели две свечи, черная – справа от