«Зарплату ему что ли прибавить, — растроганно подумал Амир. — Хороший ведь человек, старательный, где сейчас еще такого работника найдешь?» В принципе прибавить зарплату школьному завхозу, одновременно учителю труда, физкультуры и автодела, а также по совместительству еще и сторожу поселковой неполной средней школы, бывший уже много лет ее бессменным директором Амир, вполне мог, хотя и не слишком значительно. Но по нынешним тяжелым, полуголодным временам лишних денег не бывает. Карим будто угадав каким-то неведомым шестым чувством мысли директора, заговорщицки ему подмигнул. Сзади натужно кряхтел и возился еще один представитель школьного руководства, завуч Ибрагим Исмаилов. Он был лет на десять моложе недавно справившего шестидесяти пяти летний юбилей Амира, но его уже ощутимо подводило здоровье, в противоположность крепкому, будто из камня вырубленному Асалханову, смотрелся Ибрагим согбенным немалыми годами старцем, с полным набором всех возможных возрастных болячек. За сиденьем на железных откидных сидушках заднего отсека «УАЗика» будто воробьи на жердочках пристроились еще два пассажира: лесник Вахаб Шайбанов и его брат Джамал. Эти ехали в Курчалой по своим собственным делам, закупать необходимые в лесничьем хозяйстве товары.

Амир вновь горестно вздохнул, что за времена настали? Никогда раньше выезжая по школьным делам в Курчалой, не собирал бы он с собой в дорогу такой компании. Как было бы сейчас приятно с ветерком катить в машине вдвоем с Ибрагимом, обсуждая по пути, возникающие в школе проблемы, жарко споря о новых программах и методах обучения. Но так могло быть раньше, теперь все изменилось и бензин стал настолько дорог, а зарплаты так редки и малы, что нельзя пренебрегать возможностью окупить дорогу в район доставкой туда же попутчиков. Не до комфорта сейчас работникам чеченского образования, к сожалению, не о нем болит голова, что у местных, что у российских властей. Хотя понемногу жизнь в последнее время стала налаживаться, раньше было не в пример хуже. Амир с содроганием вспомнил годы, когда республикой правили боевики. Тогда президент Дудаев официально заявил, что ему нужны воины, а не ученые, потому для мальчиков вполне достаточно образования в пять классов, а девочкам вообще хватит и трех. Амир воспринял это высказывание главы государства с ужасом, но на свой страх и риск продолжал вести уроки в школе по старым российским программам, добавив, правда, сообразуясь с духом нового времени, в расписание изучение основ шариата и Корана. Тогда он жил в постоянном страхе, дикие банды боевиков, разъезжавшие по окрестностям, весьма часто громили школы и убивали их работников. Даже собственных учеников приходилось бояться. Вчерашние школьники, рано возмужав, но, так и не набравшись ума, частенько появлялись в школьном дворе увешанные оружием и с недоброй ухмылкой поглядывали на украдкой пробиравшихся к своим кабинетам учителей. Однако преодолевая страх Амир Асалханов отказывался закрыть школу, даже растеряв большую половину учеников, даже когда началась новая война с Россией, даже, когда учительницу истории пятидесятилетнюю седую армянку нашли в школьном саду многократно изнасилованную с перерезанным горлом и вырезанной на морщинистом плотном животе жирной сочащейся кровью двойкой.

Работа школы в Шуани-Беной за всю войну, так и не прервалась ни на день. Но что это была за работа. Учителям она приносила больше страданий, чем удовлетворения. Десятилетние мальчишки на уроках обливали стариков презрением.

— Вы продались русским свиньям! Наши отцы и братья борются за свободу, а вы прячетесь по своим домам и готовы лизать руки захватчикам! — так, не стесняясь, говорили ему и Ибрагиму в лицо.

— Послушайте, я объясню вам! — тихим от сдерживаемого гнева голосом отвечал Амир ученикам на уроках истории, которые вел теперь вместо погибшей армянки.

Мечтательно прикрывая глаза, он рассказывал притихшим мальчишкам о гордой истории народа вайнахов, о Мансуре и Шамиле, о восстаниях против советской власти, о черном дне депортации. Мрачным огнем загорались лица его юных слушателей, взрастали пышным цветом в их сердцах посеянные умелой рукой семена ненависти к оккупантам, сжимались до ломоты в суставах от злости слабосильные пока кулачки.

— Для чего я все это рассказываю вам, дети? — заговорщицким шепотом заканчивал урок Амир. — Для того чтобы вы поняли и знали: никто, никогда не сумел победить русских силой оружия. Всегда пролитая чеченцами русская кровь падала на головы самих чеченцев. Не оружием надо биться за свободу, а головой. Те, кто сейчас прячется в лесах и горах, стреляет из укрытий по русским солдатам — просто, глупые, не желающие думать своими мозгами люди! Русские хоть и слабеют с каждым годом, но пока еще очень сильны. Их больше ста миллионов, это сейчас… А чеченцев всего миллион. На каждого вайнаха, сотня русаков, всем ясно, на чьей стороне сила? Но русских все меньше, их развращенные женщины не хотят рожать детей, а если рожают, то не хотят заботиться о них и воспитывать, бросают в роддомах, а порой даже убивают. Не то у чеченцев. На место каждого убитого бойца чеченские женщины рожают двух, трех, четырех детей. Они заботливо растят их, часто сами не доедая, стараются лучше кормить, чтобы дети стали крепкими и здоровыми. Вскоре мы сможем дать открытый бой, выродившимся и ослабевшим русакам. Но к тому времени важно, чтобы наша молодежь. А это именно вы, те, кому сейчас по десять лет, стала такой же грамотной, знающей и умной, как дети русских в больших городах. Чтобы когда республика наша будет свободной ей управляли не глупые недоучки, как при Мосхадове, а настоящие умные, сильные и смелые люди. Потому сейчас для блага вайнахского народа гораздо важнее работа учителя, а не тупого боевика.

Амир вовсе не любил русских и был горячим патриотом своего народа, все его ученики со временем научились это понимать, уважая его способ борьбы. Но эту точку зрения отнюдь не разделяли скрывавшиеся в горах моджахеды, время от времени Асалханов находил на воротах своего двора появившиеся ночью, угрожающие надписи, иногда письма с угрозами приходили по почте, а однажды под утро в окно школы кто-то бросил гранату. Директор в таких случаях лишь плотнее стискивал зубы, приказывал жене стереть очередную роспись на воротах, предварительно демонстративно на глазах у всей улицы исправив грамматические ошибки неизвестного писаки, и упрямо спешил к первому уроку.

— Вы бы поосторожнее были, товарищ директор, — искренне беспокоясь за него, советовал местный участковый. — Может у Вас подозрения есть какие? Вы мне сразу рассказывайте. Если надо, мы Вам даже охрану выделим…

— Нет, Салман, спасибо. Мне ничего не надо, — улыбаясь, отказывался Амир, ненавидящим взглядом окидывая, предавшего чеченский народ, пойдя на службу к оккупантам односельчанина.

Вот и вчера тоже, узнав о предстоящей поездке в район, участковый уже ближе к ночи деликатно постучав в ворота, вызвал Амира во двор и, пугая якобы объявившейся в окрестностях бандой наемников- арабов, настойчиво предлагал выделить сопровождающего милиционера.

— На что мне твой милиционер? — отмахнулся директор. — Если уж и правда наткнусь на арабов, все равно один человек не спасет, а начнет отбиваться и на нас беду навлечет. Лучше уж одним ехать, тогда, глядишь и не тронут. Да и места в машине уже не осталось, в Курчалой многим надо, как услышали, что мы завтра едем, так со всего хутора сбежались просить с собой взять. Как людям теперь откажешь, если уже обещал.

— Ну смотри, отец, я предупредил. Когда ехать думаете?

— Часов в пять дня выезжать будем, может позже.

— Куда же в ночь собрались? Опасно вечером на дорогах, мало ли чего случится. Не хотите охрану брать, так хоть езжайте с утра, — заволновался участковый.

— Нам к вечеру до Курчалоя добраться надо, там у родственников Ибрагима Исмаилова переночуем и с утра в администрацию, будем средства на ремонт школы выбивать… А своей судьбы не минуешь, хоть вечером едь, хоть утром, хоть вообще ночью, все в руках Аллаха, — усмехнулся в седую бороду Амир.

Однако сейчас, когда убегающую прочь от родного поселка дорогу едва подсвечивало постепенно ползущее за горный окоем солнце, а на асфальте залегли длинные тени, улыбаться ему уже не хотелось. «Может и зря отказался от предложенной охраны», — запоздало подумал Амир, поеживаясь от нехорошего предчувствия захолодившего вдруг сердце. — Недаром же боевики грозились! А как ни крути, сейчас расправиться с ним самое удобное время, наверняка ведь моджахеды в курсе всех поселковых новостей. И слепой видит, что большая половина жителей, все кроме тех, у кого родственники работают в местной милиции, им сочувствует и активно помогает, предоставляя продукты, кров и информацию. А уж предстоящая поездка в район столь видного представителя местной интеллигенции, как директор школы, конечно, была той новостью, которую весьма живо обсуждали. Зря не взял охрану, зря…»