Разумеется, нападки на Горького, на Маяковского и его соратников не прекратились. Даже наоборот, Леонид Андреев, откликаясь на выступление Горького, призывал «резко отграничиться» от футуристов; критик Н. Абрамович упрекал Горького в том, что он вводит в заблуждение публику относительно нескольких футуристов; сатириконец А. Бухов запальчиво кричал, что после горьковского «благословения» над футуристами надо не только смеяться, но надо жестоко, злобно и неотступно бороться сними.

Негодование реакционной прессы доходило до личных оскорблений Горького.

Одна из главных причин столь враждебного отношения к Маяковскому и некоторым футуристам таилась в их уже определившейся к тому времени антивоенной позиции. А это не могло не импонировать Горькому. Его мнение о Маяковском совершенно определилось, когда, помимо нескольких стихотворений, Горький познакомился с поэмой «Облако в штанах». Об этом говорят строки из автобиографии поэта: «Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части «Облака». Расчувствовавшийся Горький обплакал весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился». Ироническое добавление: «Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете», - вроде бы ставит под сомнение серьезность отношения Горького к «Облаку», но автобиография писалась позднее, когда в отношениях между Горьким и Маяковским произошло охлаждение, что нельзя не принять во внимание. В это же время, в 1915 году, явно наметилось взаимное влечение.

Мария Федоровна Андреева, жена Алексея Максимовича, рассказала о первой встрече Горького с Маяковским в Мустамяках. Она произошла летом 1915 года. Маяковский приехал по приглашению Горького, приехал в то время, когда Алексей Максимович работал. Мария Федоровна попыталась занять гостя, Маяковский поначалу от смущения ерничал, спросил даже, когда она выходила из комнаты: «А вы не боитесь, что я у вас серебряные ложки украду?» Потом хозяйка позвала гостя в лес, по грибы. И уж тогда «с него слезла вся эта шелуха. Он стал рассказывать, как был он маленьким, как жил на Кавказе». Читал свои стихи.

«За обедом, - продолжает свои воспоминания Андреева, - говорил больше Алексей Максимович, а Маяковский больше слушал, и по тому, как он смотрел на Алексея Максимовича, и по тому, как Алексей Максимович на него посматривал, я твердо знала, что мое предположение о том, что они друг в друга влюбятся, правильно, - весьма ближайшее будущее показало, что это так и было. Алексей Максимович сильно увлекся Владимиром Владимировичем, а Владимир Владимирович, несомненно, чувствовал то, что большинство настоящих талантливых людей по отношению к Алексею Максимовичу - огромное уважение и благодарность».

М. Ф. Андреева рассказала, что Горький восторгался Маяковским, но его беспокоила «зычность» его поэзии. «...Как-то он ему даже сказал: «Посмотрите, - вышли вы на заре и сразу заорали что есть силы- мочи. А хватит ли вас? День-то велик, времени много?» А Горький, вспоминая о встрече в Мустамяках, писал И. Груздеву, что Маяковский читал «Облако в штанах», поэму «Флейта-позвоночник», лирические стихи, «Стихи очень понравились мне, и читал он отлично...» Горький цитировал стихи из «Облака» и говорил Тихонову, что такого разговора с богом он никогда не читал, кроме как в книге Иова, и что господу богу от Маяковского здорово влетело.

Взаимная симпатия выразилась и в том, что Горький подарил Маяковскому книгу «Детство» с надписью: «Без слов, от души. Владимиру Владимировичу Маяковскому М. Горький». Несколько позже был сделан ответный подарок на отдельном издании «Облака в штанах»: «Алексею Максимовичу с любовью»; на поэме «Флейта-позвоночник»: «Алексею Максимовичу с нежной любовью - Маяковский».

Символично, что Горький одним из первых крупных писателей увидел и оценил талант юного Маяковского, уже тогда сравнивал его с Уитменом, добавляя при этом: «Маяковский гораздо трагичнее, и, поднимая вопросы общественной совести, социальной ответственности, несет в себе ярко выраженное русское национальное начало».

С публикацией поэмы «Облако в штанах» сразу же возникли необычайные трудности. Издательства ее не брали, их отпугивал бунтарский, революционный дух произведения. Опубликованные отрывки не давали полного представления о поэме. Наконец, в сентябре 1915 года поэма была издана на средства О. М. Брика, с которым, как и его супругой, Л. Ю. Брик, Маяковский познакомился летом этого же года. Поэма вышла с большим количеством цензурных изъятий.

О том, как поэма проходила цензуру, поэт рассказал в одном из самых последних выступлений - в марте 1930 года - в Доме комсомола Красной Пресни. Поэма сначала называлась «Тринадцатый апостол». «Когда я пришел с этим названием в цензуру, то меня спросили: «Что вы, на каторгу захотели?» Я сказал, что ни в коем случае, что это никак меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это - вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили - как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: «Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите - буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах». Во вступлении к «Облаку» эти слова звучат несколько иначе, звучат как прекрасные стихи.

В 1918 году, когда поэма вышла полностью, без цензурных изъятий, Маяковский не стал восстанавливать первое название. «Свыкся», - заметил он по этому поводу. «Облако в штанах» как метафора, вошедшая в поэтический контекст произведения, настолько многомерна, что теперь уже действительно трудно представить какое-либо другое название, в том числе и «Тринадцатый апостол».

Сам Маяковский в предисловии к полному изданию назвал «Облако в штанах» «катехизисом сегодняшнего искусства», этим произведением он сразу выделился в среде футуристов как поэт огромной мощи. К Маяковскому стали ревниво приглядываться поэты из лагеря символистов и акмеистов.

Следующим крупным произведением Маяковского стала поэма «Флейта-позвоночник», написанная осенью того же года и опубликованная в альманахе «Взял» с несколькими цензурными изъятиями. Это - поэма о любви. Она как продолжение той части «Облака в штанах», которую Маяковский охарактеризовал «криком»: «долой вашу любовь». Трагический зачин: «Я сегодня буду играть на флейте. На собственном - позвоночнике», - предвещает необыкновенный накал страсти.

Во «Флейте», как справедливо отмечала критика, даже в большей степени, чем в «Облаке», нашли отражение автобиографические моменты. И хотя, естественно, нельзя отождествлять «персонажей» лирической поэмы с реальными лицами, но надо все-таки знать, что в ее сюжете заложено зерно той драмы (любви), которая наложила отпечаток на всю последующую жизнь поэта.

Маяковский познакомился с Бриками в июле 1915 года. «Радостнейшая дата», - говорит он в автобиографии. Осип Максимович Брик и его жена, Лиля Юрьевна, - выходцы из буржуазной среды, люди в то время достаточно обеспеченные, проявили сочувственное внимание к Маяковскому, угадали в нем большой поэтический талант. Но познакомила их младшая сестра Лили Юрьевны - Эльза, впоследствии французская писательница Эльза Триоле. Ведь это за ней, еще до знакомства с Бриками, начал ухаживать Маяковский, бывать у нее дома, пугая добропорядочных родителей Эльзы своим футуризмом. Когда мама, приготовившись ко сну, входила в комнату Эльзы и напоминала гостю, что время позднее, он нехотя собирался и уходил. Но на следующий день с изысканной вежливостью подразнивал хозяйку: «А я вчера только дождался, чтобы вы легли, и вернулся в окно по веревочной лестнице».

После смерти отца - в июле 1915 года - Эльза приехала в Петроград к Брикам. Маяковский навестил ее. Читал «Облако». Дальше предоставляем слово Л. Ю. Брик:

«Между двумя комнатами для экономии места была вынута дверь. Маяковский стоял, прислонившись спиной к дверной раме. Из внутреннего кармана пиджака он извлек небольшую тетрадку, заглянул в нее и сунул в тот же карман. Он задумался. Потом обвел глазами комнату, как огромную аудиторию, прочел пролог и спросил - не стихами, прозой - негромким, с тех пор незабываемым голосом:

- Вы думаете, это бредит малярия? Это было. Было в Одессе.

Мы подняли головы и до конца не спускали глаз с невиданного чуда, Маяковский ни разу не переменил позы. Ни на кого не взглянул. Он жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику, делал паузы между частями...»

Именно в тот вечер, как утверждает Эльза Триоле, все и случилось. Брики отнеслись к стихам восторженно, Маяковский полюбил Лилю Юрьевну - «ослепительную царицу Сиона евреева», по-женски безусловно человека незаурядного.

«Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно», - писал про Л. Брик Виктор Шкловский. Несколькими годами позднее искусствовед Н.