разумеется, всей этой системой кто-то еще управлял. У Зоры почему-то не возникло впечатления, что эти женщины – то есть комбионы все-таки – могли быть владелицами и распорядительницами этого хозяйства. Не в коня корм, как говорится. А хотя… изготовители комбионов, очень дорогой продукции, должны были, если подумать, серьезно заботиться о сохранении своих изделий. Тем более, если они не продавались, а лишь сдавались в аренду по лизингу. Может быть, специально для их сохранения вместе с ними поставлялось и такое вот убежище? Известно ведь, что между природными людьми и андроидами- артефактами не раз возникали конфликты – но люди всегда оказывались в большинстве. Так что – вполне возможно, что впустившие Зору в свой поселок женщины находились, так сказать, у себя дома. А эта башня существует для того, чтобы они могли принимать команды и даже новые программы от тех, кто их произвел и контролировал.

Так или иначе – раньше, чем начинать серьезный разговор с теми, кто ее вроде бы приютил (может быть, очень ненадолго), нужно было еще как следует подумать: чего тут может оказаться больше, помощи – или, напротив, новых опасностей.

Пока ни одного человека, кроме Таты, да еще той, что называлась и Катей, и капитаном, тут не удалось увидеть – может быть, кроме этих двух тут никого и не было? Пришли в негодность, например. Однако же незаметно было тех, порою трудно выразимых словами признаков, какие говорят о покинутости, заброшенности места. Хотя бы… хотя бы две обширные клумбы перед главным зданием, правее и левее входа. Цветы на них (отсюда определить их разновидность не удавалось), красные, голубые, желтые, образовывали узоры, понятные, наверное, каждому человеку в Галактике: на правой от входа клумбе – на фоне желтого круга красная восьмилучевая звезда, эмблема федеральных вооруженных сил; а на левой – в голубом круге красное сердце, каким его принято изображать. Этот второй символ заставлял поверить в то, что особой опасности в этих местах ожидать не следовало. Не витало в воздухе то ощущение напряженности, тревоги, какое Зора давно уже научилась воспринимать даже при самом слабом их присутствии. Наоборот, она и сама почувствовала, что как-то очень быстро успокаивается, все непонятное, что окружает ее, почему-то больше не тревожит, возникает такое настроение, какое сопутствует человеку, приехавшему куда-то для отдыха, а не для выполнения какой-то работы.

Зора при этих словах невольно подумала, что шагающая рядом Тата выглядела как раз так, словно только и делала, что отдыхала, занимаясь делами разве что на корте или в бассейне, а еще и… Зора умела достаточно хорошо определять при взгляде на женщину – удовлетворена ли она своей сексуальной жизнью, или у нее есть проблемы. У Таты проблем не было – разве что очень легкое нетерпение, словно скоро должно было произойти что-то, что ее удовлетворит.

А впрочем, это ни о чем не говорит: наверное, в них просто не заложено такой программы. Или еще вернее: вначале она была, а потом ее закрыли. Стерли. Их хозяева. Воспользовавшись этой самой башней.

Зора понимала, однако, – все это были только скороспелые гипотезы, полагаться на первые впечатления и мысли не следовало. Ошибка могла обойтись слишком дорого. Лучше было промедлить, чем поспешить с какими-то не только действиями, но и словами. Во всяком случае, при первой же возможности попытаться разговорить хоть одного обитателя поляны, пусть эту же Тату: тогда гораздо легче будет понять, что и как. А во время разговора, обычного, легкого дамского трепа, может сформироваться какая- нибудь разумная мысль, близкая к истине догадка.

– Ты не очень верти головой, лишнего любопытства мы не любим.

Интересно! Зора головой ничуть не вертела, разве что стреляла глазами туда и сюда, чтобы побольше увидеть. Но и это, выходит, было замечено и получило оценку.

– Извини. Тут у вас все так интересно…

– Я тебя предупредила. Давай-ка – шире шаг!

Следуя за Татой, она направлялась по аккуратной дорожке к одному из строений поменьше – приблизившись к нему, Зора проглотила набежавшую слюну, такой плотный и вкусный запах съестного повеял вдруг из приотворенной двери. Вошли. Прошли по неширокому коридору с дверьми по обе его стороны; пахло справа, но они свернули налево. Там оказалась столовая – десятка два столиков, каждый на четверых. Считать Зора не стала: может быть, и это не полагалось разглядывать.

Большинство столиков пустовало, лишь за тремя сидели девушки. Ни одного мужика, женский мир. («Да, это они, сбежавшие «кукушки», сомнений нет. Хорошо, что я предупреждена, иначе наверняка ошиблась бы, приняла их за натуральных девушек. Хотя должны же быть различия! Ладно, сейчас как раз можно разглядеть их как следует. Даже и не вертя головой».)

Тата подвела Зору к ближайшему свободному столику, указала на стул.

И проговорила, обращаясь ко всем сразу:

– Подруги, у нас гостья. Ничего о ней не знаю, сама расскажет, откуда она и зачем, какими судьбами и все прочее. – Повернулась к Зоре: – А к тебе как обращаться?

Главным сейчас было держаться уверенно, естественно, дружелюбно.

– Девочки, я в полной растерянности, дайте мне минуту, чтобы полюбоваться на вас – потом спрашивайте. Меня зовут Зора.

– Ладно, Зора. Сначала покушай. На голодный желудок много не наговоришь.

– Уже ем. Но спрашивать-то вы можете.

Так надо было: предоставить им право задавать вопросы первыми; это сразу как бы объясняло, что гостья не является ни начальницей, ни вообще персоной официальной (какой вполне могла оказаться хотя бы потому, что на такие миры люди просто так не попадают), а просто того же поля ягода, что и они, и ведет себя соответственно.

Зора ожидала, что хоть кто-нибудь улыбнется, кто – сочувственно, кто не без усмешки, но получилось не так: ни одно лицо не дрогнуло, не изменило выражения – спокойно-безразличного. Они немного расслабились, похоже, но ни одна не сказала ни слова – ждали, давая ей, похоже, время освоиться. Но Зора и за это была благодарна. Это время нужно было ей прежде всего не затем, чтобы их как следует разглядеть, но чтобы привычным усилием привести в порядок собственную психику.

Но она и смотрела, конечно, стараясь все увиденное сразу же уложить хоть в какое-то подобие системы.

Женщин-комбионов тут оказалось девять. И, пробежав первым, ознакомительным взглядом по всем девяти лицам и фигурам, стало можно сформулировать общее впечатление от увиденного.

Женщины ли? Комбионы? Если нет, откуда такое однообразие?

Кажется, во всем. В возрасте: все – примерно ее сверстницы, около тридцати. Даже… двадцать восемь, пожалуй, будет точнее. Как и самой Зоре.

Рост, вес, объем груди, талии, бедер (это она давно умела определить на взгляд с точностью до сантиметра-двух). Нет расхождений.

Цвет волос – тут единство нарушается. Вся естественная палитра плюс голубые, оранжевые, зеленые. Но это уже не природа, только личные фантазии. Признак нестойкий. Неважно.

А вот черты лица – это все-таки природное. Хотя тут еще думать надо, серьезно думать: сколько в них вообще природы и сколько – технологии. Но так или иначе, черты эти от их желания вряд ли зависят. И что же? Нет, они не идентичны, не выглядят слепленными по одному шаблону – не как однояйцевые близнецы, не как она сама с Саной; не поточная продукция – но все же очень, очень близки, нужно, наверное, долго общаться с ними, чтобы с первого взгляда, навскидку, отличать одну от других и правильно называть по именам.

К счастью, одеты все они по-разному, ни одна одежка не повторяется. Хотя, похоже, особого выбора туалетов тут не существовало, никто не старался их баловать. Пятеро в юбках, на четырех – брюки. У одной – беж, у других белые. Что касается юбок, то цвета – те же плюс зеленый, но интересно, что все – ниже колена, практически миди, а покрои разные: и прямые, и плиссе, с разрезом на боку и без. Кофточки, блузочки – немало пестроты, вырезы – от (у двух) глубоких до полного отсутствия, воротнички у трех – стоечки, говорит ли это о какой-то скромности – или просто о желании разнообразить наряд, трудно сказать сразу. Обувь – но тут, дома, они все в тапочках. Что еще? Макияж: домашний, минимальный, в глаза не бросается – но, несомненно, есть. Ногти: ухоженные, длины нормальной – для женщин, занимающихся физическим трудом, а также медиков или компоператоров. Цвет лака у каждой свой: от перламутра до черного, между ними весь спектр. Голоса, манера речи, культурный уровень – пока восемь вообще не