Когда Дерибасов, отрешенно глядя в окно, поднял стакан, то увидел на нем столько дактилоскопической информации, что содрогнулся.
- Да кто же их тут моет? - возмутился он.
И Дерибасову показали за соседним столом того, кто их тут моет. После чего Дерибасов решил попить воды из крана. Кран был тут же, за спиной. Старый медный кран, перевернутый носиком вверх, чуть фонтанировал. Но Дерибасова опередили - сразу двое по очереди обсосали кран...
До самого ужина Гуру не иссякал, не утомлялся и не повторялся. Недополучивший в детстве народной фантазии, Мишель нежился в роскоши древнеиндийских мифов.
Наконец-то в аптеке жизни нашелся анестезирующий эликсир, и боль от падения так низко перестала донимать. Теперь боль и унижение были сами по себе, а он - Михаил Дерибасов - сам по себе. Из бездны распавшейся личности Гуру, сквозь щель рта, сквозил древнеиндийский космос, и Дерибасов вдруг ощутил тоскливое блаженство замерзающего, когда сознаешь, что погиб, но даже это, не говоря о мелочах, которыми жил раньше, уже не кажется значительным.
Впервые осознал Мишель всей сутью физического и психического «я», что он не имеет особого значения и, собственно говоря, вообще ни при чем в общевселенском масштабе.
Нирвану пресек Куцый:
- Прикинь, земляк! Там из ментовки звонили, у меня санитар свой. Тебе какую-то политику шьют. Ну, там организацию беспорядков. Зря звонил - по тачке тебя и вычислили. Короче, я мыслю, тебя отсюда не вдруг выпишут. Пролечат на всю катушку. А как выпишут, то пропишут в зоне. Понял?! - Куцый жевал слова, как жвачку. - Так что «ромашки спрятались, поникли лютики», твою мать...
- Что же они там натворили?! - схватился за голову Дерибасов. - Теперь все! Я пропал!
- Замочились, что ли? - поинтересовался Куцый. - Тогда соскакивай, пока здесь.
- А как?! - жалобно пискнул Дерибасов. - Как?!
- Да легко, - Куцый передернул плечами. - Только надо момент ловить, - и красноречиво постучал по карману «Адидаса».
Там звякнуло.
- Подкупить санитара? - догадался Дерибасов.
- Подкупить меня, - хмыкнул Куцый и повертел на пальце связку ключей.
- От всех дверей?! - не поверил Дерибасов. - А что ты тогда тут делаешь?!
- Надо перекантоваться, - не стал вдаваться Куцый. - Так давай, что ли?
- Скоко?! - сказал Дерибасов Дуниным голосом,
- А доза, - цепкий напряженный взгляд Куцего подчеркивал небрежность позы. - Ежедневно до выписки.
- А выписка когда? - Дерибасов прикинул убытки от простоя «Деликатеса» и ужаснулся.
Куцый хмыкнул:
- Когда бы ни было. Не разоришься.
Здравый смысл подсказал Дерибасову, что дань не может превысить ожидаемых убытков.
- Через день, - сказал Дерибасов. - Слишком далеко ехать.
- Через день по две, - согласился Куцый.
- Пять доз в неделю и два выходных! - выпалил Дерибасов.
Куцый встал и пошел.
- Согласен! - крикнул Дерибасов.
- Только смотри, земляк, - посоветовал Куцый, - кто меня наколет, потом не долго живет!
Глава 14. Хождение по Дуням
...Даже проскочив больничную аллею и оказавшись за воротами, Дерибасов не почувствовал себя в безопасности. Какая может быть безопасность в казенной пижаме с клеймом «5-е м. о.»? Помощи ждать было неоткуда. Позавчера Мишель уничтожил все следы нарушения паспортного режима на Казачьей.
Дерибасов отступил в кусты и отчетливо представил, как, скрываясь днем, пробирается ночной степью меж хуторами в Назарьино, на подножном корму или христарадничая.
В двухэтажном доме через дорогу уютно затеплилось окно.
Дерибасов вздохнул, но тут же вскочил, вспомнив откровения Ушастика. «Ах ты, Дуня, моя Дуня, - запела его душа, - свет Михайловна!»
Проскочив пустынную дорогу, как перед близко идущим транспортом, Дерибасов переключил скорость и солидно вступил во двор. Нашарив взглядом обязательную для любого вечернего двора скамейку со старухами, Михаил Венедиктович откашлялся и неторопливо причалил к ней:
- Здравствуйте, мамаши, - слегка снисходительно бросил он напряженно замолчавшим старушкам, чьи взгляды уже выражали повышенную боеготовность, а указующие персты дергались, как на спусковом крючке, выдавая импульс к набору «03», а то и «02».
- Тут такое, значит, дело. Попросила меня наша сестра-хозяйка сходить до ее кумы, ну, до Евдокии Михайловны. Знаете такую?
Старухи не кивали и даже не мигали.
Михаил Венедиктович понимающе улыбнулся и, впившись до боли ногтями в ладонь, простецки сказал:
- Э-эх, мамаши! Да не психический я, а нервный. Поэтому и выход у меня свободный... А вы, вижу, испугались, что покусаю? Х-ха! Так Евдокия Михайловна-то в этом, говорите, подъезде? А этаж второй, да? Пе-ер-вый?! Да ну? Точно. Первый. Ну надо же - тридцати нет, а уже склероз. Из-за него и лечусь.
Со склерозом Дерибасов угадал - это оказалось паролем. О склерозе старушки любили говорить немногим меньше, чем Куцый о наркотиках. Дерибасова жалели: «Такой молодой». Сочувственно покивали, что ему теперь придется уйти с должности начальника автоколонны и неизвестно чем прокормить многодетную семью, больную старуху мать и больную старуху тещу.
- Так, значит, налево у нее дверь, - уже развлекался Дерибасов.
- Да нет же, направо! - хором отвечали старушки.
Обшарпанная правая дверь, стесняясь своей наготы среди дерматиновых соседок, предпочла остаться анонимной и не имела номера. Звонка тоже не было, и Дерибасов вкрадчиво постучал.
- Кто там? - неуверенно спросили из-за двери.
- Это я, Михаил Евдокимович из пятого мужского! Не дотерпел до воскресенья.
За дверью играло радио или телевизор.
- Да открывайте же, Евдокия Михайловна, в самом деле! - занервничал Дерибасов. - Не в окно ж к вам лезть, честное слово... Не те у нас с вами годы... Ну хоть себя покажите... Рисковал ведь, чтобы вас увидеть. Я только гляну и сразу уйду.
- Зачем же уходить, Михаил Евдокимович? - жалобно протянула появившаяся в щели голова. - Заходите уж, Михаил Евдокимович, раз пришли...
Глянувшему на лицо хозяйки Дерибасову захотелось выполнить свое обещание - тотчас уйти. Но было некуда.
Если сельский Дунин дом был полной чашей, то у ее городской тезки - пустой граненый стакан.
- Ой, что ж вы так, - Евдокия Михайловна теребила поясок засаленного халата, - прямо как снег на голову... Неожиданно. И не предупредили даже... Я и платье не успела дошить. Вон, на стуле, уже и готово почти... Да вы садитесь, Михаил Евдокимович… - Евдокия Михайловна сдернула платье со спинки единственного стула, обмахнула им сиденье, ахнула: - Да что же это я делаю! - нервно хихикнула и, поозиравшись пару секунд, перекинула недоспевшую обнову через спинку полутораспальной кровати. - Вы посидите тут... Я сейчас! - Евдокия Михайловна выскочила из квартиры.
Дерибасов напряженно прислушался. Городская Дуня звонила в соседнюю дверь по-видимому телефонизированной квартиры. Мишель приник к двери, чтобы успеть выскочить из западни во время телефонного доноса.
Щелкнул замок.
- А, Дуня. Заходи, чего встала.
- Ага... А твой дома?
