Любимая мантра высокоморальных мужчин всего мира.

— Можем, — возразила я, удивляясь, почему в моем голосе зазвучали умоляющие нотки.

Наверное, я просто влюбилась, а не стараюсь выполнить адскую работу. Я хотела близости с ним, я нуждалась в этом.

— Сюзетт, Сюзетт… Я тоже хочу этого, — вздохнул он. — Но я хочу, чтобы мы поженились. Я не могу сделать это, не могу так поступить с тобой, пока не уверен, что ты станешь моей женой. Иначе это неправильно.

Я ошарашенно посмотрела на него, и желание сменилось неуверенностью.

— Ты… делаешь мне предложение?

Люк на секунду задумался, а потом снова улыбнулся лучезарной улыбкой, от которой мое сердце бешено заколотилось.

— Да, похоже, что да. Нам придется немного подождать — мне надо заработать побольше денег. Но когда война закончится, все наладится.

Эта война никогда не закончится, мрачно подумала я. Но сейчас меня это мало волновало по сравнению с тем, что он хочет жениться на мне. Об этом не может быть и речи. Теоретически я могла бы менять обличье и как будто бы стареть вместе с ним, занимаясь работой суккуба на стороне. Некоторые суккубы так и поступали, меняя мужей одного за другим на протяжении столетий. Некоторые даже не считали нужным находиться рядом с мужем и в какой-то момент просто исчезали. Для них брачные обеты не значили ровным счетом ничего.

Я видела горящий любовью взгляд, устремленный на меня, и мое сердце разрывалось. Если я скажу «да» — он обнимет меня и займется со мной любовью. Если я скажу «нет» — этому не бывать. И не потому, что он обидится, — он слишком благородный. Это же так легко, уговаривала я себя. Просто скажи «да». Пообещай выйти за него замуж и возьми его, утоли свой душевный и телесный голод и останься на хорошем счету в аду. Я могла в любой момент исчезнуть из его жизни после замужества. Или еще проще — разорвать помолвку.

Мне просто нужно обмануть его и сказать «да». Иначе он не станет заниматься со мной сексом, это же неправильно. Странно, что он вообще согласен заниматься любовью до свадьбы. Но моего обещания ему достаточно, он верит мне. Верит, будто я — хорошая и честная девушка. Если я скажу, что люблю его и всегда буду верна ему, этого будет достаточно. Просто скажи «да».

Но я не могла заставить себя произнести это слово. Не могла обмануть его. Он не должен узнать, какова я на самом деле. Его жизненная энергия пылала во мне, я не могу и дальше лишать его жизни, меня и так охватило ужасное чувство вины. Я всего лишь попробовала его энергию, но уже укоротила ему жизнь. А если мы займемся любовью, а потом я откажусь выходить за него замуж, он решит, что мы поступили неправильно, согрешили. И тогда его душа будет навеки запятнана.

Я выскользнула из его объятий, Приподнялась и ответила:

— Нет. Я не могу выйти за тебя замуж. Он продолжал радостно улыбаться.

— Необязательно прямо сейчас. И вообще, дело не в этом, — сказал он, махнув рукой на траву, где я только что лежала. — Я же сказал, мы все равно не скоро сможем пожениться.

— Нет, — повторила я, и мое сердце сжалось, — я не могу выйти за тебя замуж. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

Я не могу причинить тебе боль. Ты мне слишком дорог. Я не могу лишить мир твоей светлой души.

Что-то в выражении моего лица заставило его поверить, и улыбка погасла, словно на солнце вдруг набежали тучи. У меня сердце кровью обливалось. Я вскочила на ноги, не решаясь даже посмотреть на него. Что со мной такое? Я не понимала, что происходит, но точно знала одно: я не могу здесь оставаться. Не могу смотреть, как он страдает, иначе чего доброго разрыдаюсь. Глаза предательски защипало, к горлу подступили слезы.

— Сюзетт, постой!

Я бросилась бежать со всех ног, но вскоре он догнал меня. Даже получив отказ, он не разозлился, он волновался за меня. Я почти ненавидела его за это. Лучше бы он пришел в ярость, но нет — даже в такой ситуации он находил в себе силы уважать меня и мое решение.

Вот именно поэтому мне и стоит держаться от него подальше. Не только сейчас, а вообще. Я прекрасно знала, мне нельзя находиться рядом с теми, кого я люблю. Я не хочу причинять боль любимым. После сотен лет нанесения вреда другим без тени сожаления я вдруг стала каким-то неправильным суккубом. Как это случилось? Когда? В Италии, с Никколо? Или груз бесчисленных жизней и душ, которые я погубила, начал брать свое?

Я бежала обратно в магазин. Мы с Бастьеном жили в том же доме, на втором этаже. Люк все еще пытался догнать меня и звал. Если я успею забежать в дом, он не пойдет за мной туда. Разве что вежливо постучит в дверь, но если Бастьен не пустит его, то он уйдет.

Я решила срезать путь и свернула с главной улицы в небольшой переулок. Я ходила так много раз, но сейчас было темно, поэтому я не заметила солдата и со всего маху врезалась прямо в него. Он даже не пошевелился и продолжал стоять неподвижно, словно каменная стена. Я отскочила, но он схватил меня за плечо.

— Поаккуратней, — заговорил он по-французски, с сильным немецким акцентом, но довольно неплохим произношением. — Так и расшибиться недолго.

Настоящий великан, молодой и привлекательный. В тусклом свете фонарей мне не удалось разглядеть его форму, но, думаю, он был офицер. Он улыбался, глядя сверху вниз, но продолжал держать меня за плечо.

— Спасибо, — с притворной скромностью поблагодарила я и осторожно попыталась сделать шаг назад, но он держал меня мертвой хваткой.

— Вам вообще не стоит здесь находиться, — добавил он, — это опасно. Тем более комендантский час не за горами.

До наступления комендантского часа оставалось еще много времени, хотя на улице уже стемнело. Офицер в открытую разглядывал меня: пока я бежала, юбка вернулась на место, но застегнуть пуговицы на блузке я не успела, поэтому бюстгальтер и декольте были выставлены на всеобщее обозрение.

— Я живу совсем рядом. Я лучше пойду домой.

Не убирая руки с моего плеча, второй рукой он залез мне под блузку и медленно ощупал грудь. Отлично. Мало мне было боли осознания, что я навеки проклята и от судьбы не уйти, так теперь еще и придется разбираться с возжелавшим меня нацистом.

Какие пустяки! Я еще не знала, что случится дальше!

— Отпустите ее, — зазвенел голос Люка у меня за спиной, и я вздрогнула.

Я вроде бы оторвалась от него, но он прекрасно видел, куда я свернула, и, конечно же, догадался, какой дорогой я пойду домой.

— Поди прочь, — отрезал офицер, — тебя это совершенно не касается.

Люк сжал кулаки и процедил сквозь зубы:

— Отпустите ее, я дважды повторять не намерен. Офицер рассмеялся жутким, неприятным смехом:

— Ты мне не указ.

Я изо всех сил пыталась обернуться и поймать взгляд Люка.

— Уходи, — взмолилась я. — Все в порядке. Со мной все будет хорошо.

— Умная девочка, — поддержал меня немец.

Люк бросился на него, мужчины сцепились, оттолкнув меня в сторону. Я в ужасе наблюдала за происходящим. Люк — крепкий парень, двигается быстро, но офицер был огромного роста, и тут я увидела, как в его руке блеснул нож, а в следующую секунду тело Люка на мгновение застыло. Офицер отошел, выдернув лезвие из его живота.

Я закричала и бросилась к Люку, но нацист грубо остановил меня. Люк зажимал руками рану, кровь хлестала фонтаном. Он посмотрел на свои руки, будто не мог поверить, словно ожидая, что сейчас все вдруг изменится, а потом рухнул на землю. Я попыталась вырваться, но офицер и не думал отпускать меня. Люк пытался заговорить, но язык не слушался его, он умирал в ужасной агонии, жизнь быстро покидала его