стыдливости. Однако она напрасно старалась разжать его руки. Нетвердым, тихим, жалобным голосом она торопливо повторяла:

— Останемся добрыми друзьями, Лео. Добрыми друзьями, как прежде.

Но из-под задранного платья виднелась голая нога, и во всех робких попытках одернуть юбку и высвободиться, в мольбах, обращенных к Лео, страстно сжимавшему ее в объятиях, было столько испуга, растерянности, покорности, что ее бы уже не спасло никакое притворство.

— Самыми добрыми, — с радостью повторял Лео, комкая в кулаке подол шерстяного платья. — Самыми добрыми, Карла…

Близость столь желанного тела пробудила в нем бешеное вожделение.

«Уж теперь ты будешь моей», — думал он, до боли стискивая зубы и торопливо подвигаясь, чтобы освободить ей место рядом, на диване. Ему уже удалось пригнуть к себе голову Карлы, как вдруг дребезжание стеклянной двери в глубине гостиной предупредило его, что кто-то идет.

Это была мать Карлы. И с Лео мгновенно произошло невероятное превращение. Откинувшись на спинку дивана и скрестив ноги, он устремил на девушку равнодушный взгляд. В своем притворстве он зашел так далеко, что даже рискнул сказать тоном человека, дающего напоследок важный совет:

— Поверь, Карла, ничего другого не остается.

Мать Карлы хотя не переоделась, но причесала волосы, густо напудрилась и накрасила губы. Осторожно ступая, она от дверей направилась прямо к ним: в полутьме ее застывшее, ярко накрашенное лицо казалось глупой и печальной маской.

— Долго меня ждали? — спросила она. — О чем вы беседовали?

Лео широким жестом показал на Карлу, неподвижно стоявшую посреди гостиной.

— Я сказал вашей дочери, что нам ничего другого не остается, как провести вечеру дома.

— Да, ничего другого, — с важным видом подтвердила мать Карлы, усаживаясь в кресло напротив любовника.

— В кино мы сегодня уже были, а в театре ставят вещи, которые мы не раз видели. Я бы не отказалась посмотреть «Шесть персонажей в поисках автора», но, откровенно говоря, неприлично идти на плебейский спектакль.

— И потом, ручаюсь, вы ничего не потеряете, если не пойдете, — заметил Лео.

— Ну, тут вы не правы, — томным голосом возразила мать Карлы, — у Пиранделло есть хорошие пьесы… Как называлась комедия, которую мы недавно смотрели?… Ах, да… «Лицо и маска». Мне она показалась забавной.

— Возможно, — ответил Лео, откинувшись на спинку дивана, — но я на его пьесах обычно испытываю смертельную скуку.

Он сунул оба больших пальца в карманы жилета и взглянул сначала на мать Карлы, затем на девушку.

Этот тяжелый, невыразительный взгляд Карла, стоявшая за креслом матери, восприняла как удар. Точно вдруг неслышно разбился прикрывавший ее стеклянный колпак, и она впервые увидела, какой давней, привычной и тоскливой была разыгрывающаяся перед ней сцена: мать, ее любовник, сидящие друг против друга и занятые пустой беседой, эта тень, эта лампа, эти глупые, застывшие лица и она сама, вежливо принимающая участие в праздной болтовне. «Жизнь не меняется, — подумала она, — и не желает меняться». Ей хотелось кричать. Она опустила руки и крепко, до боли сжала их в запястьях.

— Можно провести вечер дома, — продолжала мать Карлы, — тем более что все остальные дни недели у нас строго расписаны… Завтра — чай с танцами в пользу сирот… послезавтра — бал-маскарад в «Гранд-отеле»… На все оставшиеся дни мы приглашены к друзьям… Знаешь, Карла… я видела сегодня синьору Риччи… Она до того постарела… Я рассмотрела ее лицо… Две глубокие морщины тянутся от глаз до самого рта… а волосы стали какого-то невообразимого цвета… Просто ужас!

Она скорчила гримасу отвращения и махнула рукой.

— Ужас не в этом, — сказала Карла, подойдя к дивану и садясь рядом с Лео. Ее томило горькое предчувствие, она предвидела, что хотя и запутанным, окольным путем, но мать своего добьется — устроит любовнику сцену ревности. Она не знала, когда и каким образом, но была уверена в этом так же твердо, как в том, что завтра утром взойдет солнце, а затем настанет ночь. Собственная проницательность пугала ее. «Спасения нет — все неизменно, и все подчиняется пошлому року».

— Риччи наговорила всякой чепухи, — продолжала между тем мать Карлы, — сообщила, что они продали старую машину и купили новую… «фиат». «Знаете, — заявила эта особа, — мой муж стал правой рукой Пальони, ну, директора Национального банка… Пальони не может без него обойтись, он хочет сделать мужа своим компаньоном». Пальони здесь, Пальони там… Какая низость!

— Почему низость? — заметил Лео, посмотрев на любовницу из-под прищуренных век. — Что во всем этом низкого?

— А вам известно, — сказала Мариаграция, пристально глядя на Лео, словно призывая его хорошенько обдумать каждое ее слово, — что Пальони — друг Риччи?

— Это всем известно, — ответил Лео и припухшими глазами тяжело уставился на Карлу, безропотно смирившуюся со своей участью.

— И вам известно также, — отчеканивая каждый слог, продолжала Мариаграция, — что до знакомства с Пальони у этих Риччи не было ни гроша?… А теперь у них — своя машина!

Лео пожал плечами.

— А, вот вы о чем! — воскликнул он. — Не вижу тут большого греха. Бедные люди, устраиваются как могут.

Этим он словно поджег фитиль мины.

— Ах, так! — с насмешливой улыбкой сказала Мариаграция. — Вы оправдываете эту бесчестную женщину. Была бы еще красива, а то — кожа да кости, — женщину, которая беззастенчиво обирает друга, заставляет его покупать машину и дорогие платья, да еще умудряется устраивать карьеру мужа — не поймешь, то ли он дурак, то ли разыгрывает из себя дурака… Где же ваши принципы, Лео? Чудесно, просто чудесно!.. Тогда мне нечего больше сказать… Все ясно… Вам нравятся именно такие женщины.

«Начинается», — подумала Карла, вздрогнув от нестерпимой досады. Она прикрыла глаза и откинула голову назад — подальше от света лампы, от всех этих разговоров.

Лео засмеялся.

— Нет, откровенно говоря, мне нравятся другие женщины… — Он бросил быстрый, жадный взгляд на сидевшую рядом Карлу. «Вот какие женщины мне нравятся», — хотелось ему крикнуть любовнице.

— Это вы сейчас так говорите, — не сдавалась Мариаграция, — сейчас так говорите… А сами… когда встречаетесь с ней… к примеру, вчера в доме Сидоли, рассыпаетесь в комплиментах… И вдобавок глупых… Перестаньте, я вас знаю… Хотите, я вам скажу, кто вы такой? Вы — лгун.

«Начинается», — повторила про себя Карла. Как бы дальше ни протекал этот разговор, она уже знала, что привычная, тоскливая жизнь не изменится. А это — самое страшное. Она встала.

— Пойду надену жакет и сразу вернусь. — И, не оборачиваясь, чувствуя, как взгляд Лео, точно пиявка, впился ей в спину, вышла. В коридоре она встретилась с Микеле.

— Лео в гостиной? — спросил он.

Карла посмотрела на брата.

— Да.

— Я только что от секретаря Лео, — спокойно сказал Микеле. — Услышал от него тьму любопытных новостей; но самая любопытная — что мы разорены.

— Как это понимать? — в замешательстве спросила Карла.

— Как понимать? — повторил Микеле. — А так, что нам придется в счет долга отдать Лео виллу и без гроша в кармане отправиться куда глаза глядят.

Они посмотрели друг на друга. Микеле улыбнулся вымученной улыбкой.

— Почему ты улыбаешься? — сказала Карла. — По-твоему, есть от чего улыбаться?

— Почему? — переспросил он. — Да потому, что мне это безразлично… вернее, даже приятно.

— Неправда.

— Нет, правда, — сказал он и, не добавив больше ни слова, пошел в гостиную. Карла осталась одна, растерянная и немного испуганная.

Вы читаете Равнодушные
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату