телефон, и в сердце у меня вдруг взорвалось черное пламя, потому что я тотчас решил, что это Джулиан. Я подбежал к аппарату, неловко схватил трубку и дважды уронил ее, прежде чем поднести к уху. Это был Грей-Пелэм: его жена заболела, и у него оказался лишний билет в Глиндебурн, он спрашивал, не хочу ли я пойти. Нет, нет и нет! Только еще Глиндебурна мне не хватало! Я вежливо отказался и позвонил в Ноттинг-Хилл. Подошел Фрэнсис и сказал, что сегодня Присцилла спокойнее и согласилась показаться психиатру. Потом я сел и стал думать, не позвонить ли мне в Илинг. Конечно, не для того, чтобы поговорить с Джулиан. Может быть, я должен позвонить Рейчел? Ну а вдруг подойдет Джулиан?

Пока меня бросало то в жар, то в холод от такой перспективы, снова зазвонил телефон, и в сердце снова взорвалось черное пламя; на этот раз звонила Рейчел. Между нами произошел следующий разговор:

– Брэдли, доброе утро. Это опять я. Я вам не надоела?

– Рейчел… дорогая… чудесно… я счастлив… это вы… я так рад…

– Неужели вы пьяны в такую рань?

– А который час?

– Половина двенадцатого.

– Я думал, около девяти.

– Можете не волноваться, я к вам не собираюсь.

– Но я был бы очень рад вас увидеть.

– Нет, надо себя сдерживать. Это… как-то унизительно… преследовать старых друзей.

– Но мы ведь друзья?

– Да, да, да. Ах, Брэдли, лучше мне не начинать… я так рада, что вы у меня есть. Я уж постараюсь не слишком приставать к вам. Кстати, Брэдли, Арнольд был вчера у Кристиан?

– Нет.

– Был, я знаю. Ладно, неважно. О господи, лучше мне не начинать.

– Рейчел…

– Да…

– Как… как… сегодня… Джулиан?

– Да как всегда.

– Она… случайно… не собирается зайти за «Гамлетом»?

– Нет. Сегодня ей, кажется, не до «Гамлета». Она сейчас у одной молодой пары, они копают яму для разговоров у себя в саду.

– Что копают?

– Яму для разговоров.

– О… Ах да. Ясно. Передайте ей… Нет. Словом…

– Брэдли, вы… вы любите меня… неважно, в каком смысле… любите, да?

– Разумеется.

– Простите, что я такая… размазня… Спасибо вам… Я еще позвоню… Пока.

Я тут же забыл о Рейчел. Я решил пойти и купить Джулиан подарок. Я все еще чувствовал себя разбитым. Голова кружилась, меня слегка лихорадило. При мысли, что я покупаю для нее подарок, меня бросило в настоящий озноб. Покупать подарок – разве это не общепризнанный симптом любви? Это просто sine qua non [32] (если тебе не хочется сделать ей подарок – значит, ты ее не любишь). Это, наверно, один из способов трогать любимую.

– Когда я почувствовал, что в состоянии пройтись, я вышел из дома и отправился на Оксфорд-стрит. Любовь преображает мир. Она преобразила огромные магазины на Оксфорд-стрит в выставку подарков для Джулиан. Я купил кожаную сумочку, коробку с носовыми платками, эмалевый браслет, вычурную сумку для туалетных принадлежностей, кружевные перчатки, набор шариковых ручек, брелок для ключей и три шарфа. Потом я съел бутерброд и вернулся домой. Дома я разложил все подарки вместе с шеститомным лондонским изданием Шекспира на инкрустированном столике и на ночном столике из красного дерева и стал их разглядывать. Конечно, нельзя дарить ей все сразу, это показалось бы странным. Но можно дарить ей сначала одно, потом другое, а пока все это тут и принадлежит ей. Я повязал себе шею ее шарфом, и от желания у меня закружилась голова. Я был на верху огромной башни и хотел броситься вниз, меня жгло пламя, еще немного, и я потеряю сознание – мучение, мучение.

Зазвонил телефон. Шатаясь, я подошел к аппарату и что-то буркнул.

– Брэд, это Крис.

– О… Крис… добрый день, дорогая.

– Рада, что сегодня я еще «Крис».

– Сегодня… да…

– Ты подумал о моем предложении?

– Каком предложении?

– Брэд, не валяй дурака. Послушай, можно сейчас к тебе зайти?

– Нет.