27. 6. 1970. «Кратил». Этимологии в этом платоновском диалоге мифологически важные, научно — нет. Какой-то восторг у Платона в этих этимологиях: взасос говорит о значении слов[9].

Структурализм считает себя научным. Но то, чем он занимается, это блуд. Обозначим глагол буквой Г, существительное буквой С… и всё! Шаумян среди них один толковый. Он читает курс «Логика науки», у него все строго. Правда, в его отвлеченной логике почти ничего нет для языкознания.

Иванов в науке ничто. Вот Макаев [10] … Он знает. Отрежет как машина, если ошибка. Та же порядливость и в жизни. У армянского католикоса, когда он приехал для визита, спросили, как его представить.

«Скажите только, что Макаев». Этого было достаточно, его сразу впустили. Макаев холостяк, и безупречно умеет держаться. Хороший языковед еще Маковский, который занимается английским. Недавно он женился второй раз…

У младограмматиков была настоящая наука. В греческом окончание аккузатива χωραν, в санскрите аcvam, в латинском тоже — т, в славянских жену, из носового *жено(м). Красиво! Правда, у них тоже были свои ошибки, например представление о фатальности всех законов. А структуралисты? Иванов написал статью о санскрите в «Вопросах языкознания». Там нашли больше 100 ошибок. Просили редакцию сказать об этом, хотя бы 5–6 примечаний дать, но те не стали: «Знаем, да что же делать?» Был один француз, который то же заметил. В науке Иванов ничто. Блуд один. Смеются же все. Но вот когда его ударили, он теперь поправляется. В фольклор пошел. Только это же ведь огромная наука. Фольклор связан с мифологией, а это огромная вещь. Это всё. Сказки в учебниках еще не мифы.

Ревзин глава всех этих структуралистов. Так у него вообще ничего нет… Мельчук, Зализняк — это да. У них реальные труды по крайней мере. Добросовестные. Работают. Аверинцев? Он всё время заикается. Не знаю, как он там говорит в университете. Не мои ли лекции пересказывает?

Язык надо понимать как выражение. Настоящее языкознание это эстетика, наука о выражении [11]. Вещь, имя, выражение, ведь это в каком-то смысле одно и то же.

Раньше языкознание понимали, может быть, узко, но то была настоящая наука. Наш Фортунатов был огромная величина… Он занимался славянскими языками и известен наравне с западными учеными, как Мейе. В мое время он был уже очень болен. Моим учителем языкознания был Поржезинский[12]. Фортунатов, Поржезинский, Бюлер, по которому я учил санскрит (люблю этот язык, но у меня в моих занятиях всё другое), — теперь той школы уже нет. Вот вышла книга Успенского по типологии искусства[13] (Аза Алибековна: «Над ней все смеются»[14]). Успенскому уже скоро сорок. Пора бы и сделать что- то.

У меня много есть о языке. Целые сундуки. [15] Но нет времени этим заняться. Ведь сейчас в четырех издательствах лежат мои рукописи. Люди работают на меня, не могу это бросить. Так что занимаюсь теперь пока другими вещами.

Наш мир наследие трех культур: европейской — это личность, римской — империализм, греческой — движение от материи к идее. Только в Европе есть личность. Один немец[16] объездил мир и только когда, вернувшись в Европу, сел за рояль играть Баха, почувствовал себя дома и понял, что только здесь, и больше нигде, есть личность. И есть историзм. Есть начало и конец. А то что азиатская музыка… — а-а-а! (А. Ф. похоже поёт.) Можно кончить где угодно или продолжать без конца. То же — джаз. Африка. Американцы разрешили неграм свободу в музыке, хотя в политике притесняют.

Европеец это Бах: ясно начало, развитие, конец. Историзм вообще идет от Израиля. Египтяне этого чувства не имели. Откуда мир? Неизвестно! Израиль впервые сформулировал, что всё сделал Бог, единый, всемогущий. Тут было положено начало личности. С тех пор пошло всё. Европа стоит на личности.

И понятие о перспективе. Египтяне перспективы не видели; Фидий, Поликлет впервые ее поняли. Но при всем том византийское искусство благодаря чувству личности всё-таки выше, чем греческое искусство 5 в. до н. э. [17]

Молодая японка, идущая в проституцию, делает это, чтобы накопить деньги, и потом создает порядливую семью, словно никакой другой жизни у нее не было. Здесь сказывается то же отсутствие личности. Потому японцы так легко умирали на войне.

Были разные культуры. Тойнби считает, что их 21. У Шпенглера их 8, египетская, древнеиндийская, вавилонская, китайская, потом греческая и

римская (аполлоновская), арабская (не знаю какая) и теперь наша, европейская, фаустовская. В Америке отдельно существовала культура майя. Но из всех этих культур только в Европе есть личность.

Второе начало — Рим, империализм. Без империализма мы теперь уже не можем жить, все равно, будь то в капитализме или социализме. Вся европейская государственность держится на римском начале.

Третье начало, Греция, это идеи. Маркс говорит: «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой». Тут у Маркса чистый идеализм. Коммунизм считает себя материализмом, но велит всё отдать ради идеи. [18]

В античности я тоже не всё принимаю. Или всё, кроме только того, что у них нет личности. [19]

29. 7. 1970. У Алексея Федоровича Лосева. Сборы на дачу. Машина. Аза Алибековна нежится с ним. Ее испуганный, часто встрепанный вид. Он держится всегда прямо. Не суетится. Молча прошел в машину; когда машина остановилась уже на даче, терпеливо ждал, молча сидя внутри, а его ведь забыли. Первая вспомнила о нем Оля. Она его по-настоящему любит. Напоминая об обеде, приходит забрать книги. Когда он не работает, она с ним напропалую веселится, кричит, говорит глупости. Я заметил в последний раз, что Оля очень бледна. Аза Алибековна называет ее для трехлетней девочки[20] Оля. Алексей Федорович называет их «мои женщины». «Не хочу буровить моих женщин». «Она (трехлетняя Леночка) зовет меня Алеша». А. Ф. просит, занимаясь, «чтобы она сюда не особенно приходила». «Нет, она избалованная девочка. По ночам не спит… Но с каждым днем заметно огромное развитие. Новые слова… Причем память ненормальная. Какую- то фразу, сказанную полгода назад, вдруг воспроизводит, причем воспроизводит в точности. У детей память до десяти, двенадцати лет ненормальная. Потом становится нормальная».

— Древние индусы как-то умели сохранять такую память и взрослые.

Да ведь и в народе так же бывает… Вот я знал одну старуху, восьмидесяти лет, привезли ее с севера — тогда часто привозили с севера собиратели таких уников, — так она знала наизусть сорок тысяч строк. Спросишь ее, «Ну-ка спой нам Голубиную книгу», и она начинает (А. Ф. поет):

… Уронила слезу Богородица.

Из той из слезы горючия