– Чтобы перехватить Тиракорду, недостаточно перекрыть улицы вокруг виа дель Орсо, – пояснил Атто. – Возможно, желание проскочить незамеченным заставит его предпочесть подземные пути Д, С, В и А и выйти на поверхность только на берегу Тибра.

– Но почему?

– Он вполне мог бы подняться по каналу до пристани Рипетта на лодке, что удлинило бы путь, но сделало бы преследование невозможным. Если только он не вздумает подняться наверх, используя один из неизвестных нам выходов. Надо бы разбиться на группы, чтобы избежать случайностей: Угонио и Джакконио будут дежурить в галереях А, В, С и Д.

– Не слишком ли много для двоих?

– Их не двое, а трое: не забывай про нос Джакконио. Мы же с тобой сосредоточимся на том участке галереи В, по которой никогда еще не ходили, чтобы не упустить Тиракорду, если он выберет этот путь.

– А Дульчибени? – спросил я. – Вы не допускаете мысли, что он тоже будет бродить по подземным галереям?

– Нет. Он сделал свое дело: заразил пиявок чумой. Дальнейшее – в руках Тиракорды.

Угонио и Джакконио, получив указания, незамедлительно рысью пустились по галерее С. А пока мы с Атто не заступили на свои позиции, я не удержался и задал мучивший меня вопрос:

– Господин Атто, вы – агент короля Франции? Он бросил на меня недобрый взгляд.

– И что с того?

– Да ничего… но папа ведь не очень большой друг Наихристианнейшего короля, а вы намерены его спасти.

Он окаменел.

– Ты когда-нибудь видел, как обезглавливают человека? – Нет.

– Так вот, когда голова катится по земле, язык все еще шевелится. И может выговорить кое-какие слова. Вот отчего ни один государь не радуется смерти равного себе. Он боится этой катящейся головы и языка, могущего выболтать кое-что.

– Так, значит, государи никогда никого не убивают?

– Ну в общем, не совсем так… они могут это сделать, если под вопросом безопасность короны. Но политика, подлинная политика зиждется на равновесиях, а не наскоках, помни это, мой мальчик.

Я исподтишка наблюдал за ним: дрожащий голос, бледность, бегающие глазки свидетельствовали о том, что им вновь овладевал страх – несмотря на то что он говорил, внутренняя неуверенность проявлялась во всем. Баронио со своими дружками не оставил ему времени на раздумья, взял все в свои руки и готовился спасти Иннокентия XI. Атто же оказался втянутым в героическую затею почти против воли, только оттого, что вовремя не остановил своего расследования. Отступать было поздно. Он мог только замаскировать свое замешательство, повернувшись ко мне напряженной и подергивающейся спиной и прибавив шагу.

Добравшись до Архивного зала, мы безуспешно искали наших помощников, наверняка затаившихся в засаде в каком-нибудь укромном местечке.

– Это мы. Все хорошо? – громко произнес Атто.

Из-за пролета арки, погруженного в темноту, до нас донеслось бурчание Джакконио, настроенного явно доброжелательно. Мы двинулись дальше, продолжая обсуждать создавшуюся ситуацию, и сошлись в том, что проявили непростительную слепоту, забыв установить связь между столь ясными знаками, полученными в ходе предшествующих дней. К счастью, еще было не поздно ухватить за холку бешеную лошадь истины. Атто вновь постарался подбить бабки всему, чем мы располагали:

– Дульчибени работал на семейство Одескальки в качестве счетовода или что-то в этом роде. У него была дочь Мария – плод его любовной связи с рабыней-турчанкой. Девочка была похищена бывшим работорговцем Ферони и его правой рукой Хьюгенсом, воспылавшим к ней вожделением. Мария была увезена куда-то далеко на Север. Полный решимости отыскать свою дочь, Дульчибени обратился за помощью к клану Одескальки, но получил отказ. Отсюда истоки его ненависти к ним, и, в частности, к могущественному кардиналу Бенедетто Одескальки, который тем временем был избран на папский престол. Ко всему еще после похищения происходит одно странное происшествие: Дульчибени подвергается нападению, его выбрасывают из окна, явно желая убить. Так?

– Да.