которую были бы нанесены острова и земли, открытые задолго до появления в этих водах европейцев.
В первой четверти XV в. крупнейшим европейским центром по изготовлению морских карт была Венеция, где трудился уже знакомый нам Фра Мауро, работавший, впрочем, не на Венецию, а на Португалию. Как я и предполагал, венецианские и каталонские карты (Каталония тогда входила в состав Арагонского королевства; известно, что каталонцы были отважными мореплавателями), вычерченные до 1423 г., ничего нового о Северной Атлантике мне нe поведали. Зато карта, датированная 1423 г. и вычерченная другим венецианским картографом, Жуани Пицциньяно, оказалась настоящим сокровищем. Эта карта Пицциньяно была обнаружена 50 лет назад и в начале 1950 г. была приобретена библиотекой имени Джеймса Форда Белла в Миннесотском университете. Надо сказать, ее подлинность никогда не подвергалась сомнению; более того, несколько известных историков написали на основании полученных при ее изучении данных ряд научных трудов.
«[Карта 1424 г.] является документом огромной важности для истории географии. С исторической точки зрения это настоящее сокровище, поскольку в ней содержатся неизвестные до сего времени сведения о мире. Впрочем, в значительной степени то же самое можно сказать и обо всех редких книгах, картах и рукописях, которые сэр Томас Филлипс собирал в XIX в. На карте 1424 г., являющейся украшением этой коллекции, впервые в истории изображены острова Западной Атлантики, называемые Сайя, Сатаназес, Антилия и Има-на. Есть все основания полагать, что эта группа из четырех островов представляет собой самое раннее изображение на географической карте части земель американского континента»[196].
Что ж, не скрою, ученые оценили эту карту по достоинству. Я стал изучать ее во всех подробностях (см. Введение, с.9), и пришел к выводу, что она значительно отличается от своих предшественниц. В отличие от более ранних европейских карт в ней уделяется внимание не одному только Средиземноморью, но и просторам Западной Атлантики, где изображены два больших острова — Антилия и Сатаназес, о которых в тогдашней Европе не имели ни малейшего представления. На карте, кроме того, показаны два острова поменьше — параболической формы Сайя, находящийся к югу от Сатаназеса, и почти квадратный остров Имана к северу от Антилии.
Если верить карте 1424 г., эти острова расположены на расстоянии «700 больших лиг»[197] к западу от Канарских островом, то есть неподалеку от Багамских, но на современных картах таких больших островов рядом с Багамскими нет. Так существовали на самом деле эти четыре острова или это всего лишь плод воображения венецианского картографа? По-видимому, другие средневековые картографы в их существование верили, поскольку изображения этих островов есть, по крайней мере, на 19 различных картах XV в. и на двух глобусах доколумбовой эпохи. С течением времени, однако, картографы все дальше и дальше передвигали эти острова в юго-западном направлении до тех пор, пока они не оказались в районе принадлежащих голландцам Антильских островов.
Начертанные на карте 1424 г. названия на португальском языке давали возможность предположить, что оригинал карты был сделан португальцами, но на картах Пири Рейса и Джина Ротца названия также нанесены на португальском языке. И это при всем том, что никто не считает португальцев первооткрывателями Антарктики, Патагонии или Австралии. Португальские летописи, хранящиеся в Торре ду Томбу, национальном архиве Португалии, заверяют нас, что Генрих Мореплаватель послал свои каравеллы на поиски островов Антилия и Сатаназес лишь после того, как получил позже карту, сходную с картой мира 1428 г. (См. «Огибая мыс Доброй Надежды», с. 109)[198]· Необходимо отметить, что в 1424 г. португальцы не обладали еще достаточными умениями, чтобы вычертить карту такого высокого качества и точности. Изображения Антилии и Сатаназеса, наоборот, поражают точностью и тщательностью работы. Исходя из всего этого, я пришел к заключению, что оригинал карты был вычерчен не португальцами, а китайцами. Тем не менее, мне нужны были доказательства, чтобы подтвердить свою точку зрения. Когда дело касается загадки той или иной карты, то нет лучшего способа разрешить ее, чем поставить себя на место картографа. Когда я служил на подводном флоте, мы много времени проводили в Карском море, фотографируя военные объекты, умению фотографировать береговую линию через перископ и вычерчивать на основании этих фотографий, полученных практически на уровне моря, абрис береговой линии я обучался, будучи еще курсантом военно-морского училища. Я решил, таким образом, смотреть на все изображенное на карте с точки зрения стоящего на палубе средневекового корабля картографа, который вряд ли видел больше того, что видит подводник, рассматривающий берег в перископ.
Когда корабли Чжоу Вэня вошли в воды Карибского моря, китайские моряки, по крайней мере дня за два до того, как увидели землю, стали получать своеобразные предупреждения о ее близости. Опытному моряку о близости суши может сказать многое: и внезапное изменение погоды, и направление ветра, и проплывающие над головой облака, и, конечно же, появившиеся в небе незнакомые птицы. А за несколько часов до появления на горизонте земли моряки начинают ощущать сладковатый, чуточку пряный запах влажной листвы. Поскольку Колумб входил в воды Карибского моря по проливу между островами в воскресенье, то назвал остров, лежавший от него к югу, Доминика — гак по-испански называется этот день недели. Остров же на севере он назвал Мари-Галант по имени своего флагманского корабля «Санта- Мария». Первым делом он подошел к острову Мари-Галант, но, не обнаружив там ничего достаточно для себя интересного, отбыл с течением дальше к северу. На следующий день он заприметил еще один остров, причалил к нему и, немного побродив по берегу, назвал его Гваделупой — в память о монастыре Божьей матери Гваделупской в Эстремадуре, где он побывал перед отплытием. Честно говоря, узнай католические монахи об этом острове побольше, они наверняка осудили бы Колумба, давшего острову такое название, по той простой причине, что эту землю населяло племя каннибалов. Некто Чанка (Chanca), взявший на себя труд вести дневник второго путешествия Колумба в Новый Свет, отмечает, что моряки, погуляв по песчаному пляжу и углубившись в мангровые заросли, обнаружили «хижины, числом тридцать, построенные из бревен и крытые пальмовыми листьями. Их обитатели использовали в качестве тарелок и мисок для еды долбленые тыквы — калабашки… а для питья — о, ужас! — человеческие черепа»[199] . К этому можно добавить, что в обнаруженной матросами деревеньке остались одни женщины — все местные мужчины, увидев в море паруса испанских каравелл, в ужасе бежали в горы.
Чудовищный трупный запах обескуражил испанцев еще больше. «В хижинах висели привязанные к потолочным балкам человеческие конечности, которые, судя по всему, представляли собой запас провианта. В одном доме торчала на колу отрезанная голова юноши, с которой еще капала кровь, в то время как его туловище жарилось в очаге вместе с нанизанными на ветку тушками диких гусей и попугаев»[200]. Туземцы использовали на войне и на охоте стрелы с наконечниками, сделанными из человеческих костей, а кроме того…
«А кроме того, эти дикари нападали на племена, обитавшие на близлежащих островах, стараясь при этом захватить в плен как можно больше женщин, особенно молодых и красивых, которых они делали своими наложницами. Детей, которых им рожали наложницы, они тоже поедали. Если им удавалось захватить в плен большого сильного мужчину, его везли домой, чтобы, зажарив в очаге, устроить всеобщее празднество. Тех же, кого они убивали в сражении, съедали на месте — так сказать, на поле боя. Они в один голос говорили, что жареное человеческое мясо такое лакомое блюдо, что вкуснее его нет ничего на свете. В одной хижине мы нашли в горшке человеческую шею, которая медленно тушилась на огне. Когда эти люди захватывали в плен мальчиков, то кастрировали их и использовали в работах по хозяйству до тех пор, пока пленники не подрастали. Потом, когда наставало время праздника, их убивали и съедали. Дикари говорили, что самое вкусное мясо — у женщин и мальчиков-подростков. Помнится, к нам прибежали три таких мальчика, изуродованные указанным выше способом»[201].
Побывавший на этом острове испанский литератор, живший примерно в одно время с Колумбом, отмечал, что «дикари, захватив в плен мальчиков и кастрировав их, откармливали их затем на убой, как
