Плевать они хотели и на жилье, и на комфорт, вместе взятые. И помани их хоть роскошными дворцами с одалисками, они и тогда бы не двинулись с места, зато перспектива скорой наживы лишает их последних проблесков разума и манит за собой подобно тому, как пение сирен увлекает моряков в бездонную пучину вод. В этот водоворот спекуляций погружались не только те, кто был обеспечен и имел свободные деньги, или, как говаривали в те времена, «деньги, которые можно заставить работать», но и те, кому не так повезло. Последние ставили на карту все свое благосостояние и изо всех сил старались разбогатеть. Первые же покупали и продавали участки, здания и квартиры (они также умудрялись торговать разрешениями на покупку, правами на приобретение недвижимости по стартовой цене и совершение обратной сделки; они сами устанавливали размер ежегодных налогов на имущество, равно как и размер арендной платы; они передавали друг другу права и акции, обменивались ими и закладывали все, что попадало под руку, включая собственную и взятую в аренду недвижимость), а сами переселялись в доходные дома либо меблированные комнаты, поскольку жить – сидя верхом на капитале – в те времена считалось верхом человеческой дурости. «Пусть другие держат деньги в чулке под матрасом, – рассуждали они, – а я лучше буду платить каждый месяц за съем жилья, но свой капитал пущу в оборот, чтобы он на меня работал». Меж тем как вторая категория спекулянтов – эти вороны в павлиньих перьях – часто попадали в ужасные переделки. Когда над ними нависала угроза разорения, они были вынуждены продавать собственное жилье и оказывались на улице вместе с чадами и домочадцами, пожитками и мебелью, а потом стучали во все двери, которые только попадались им на пути, умоляя пустить на ночлег либо временно приютить кого-нибудь из заболевших членов семейства или грудного ребенка с кормилицей. Невозможно было без слез смотреть, как они бродят под дождем по ночным улицам Барселоны с детьми на закорках, толкая перед собой тележки с домашним скарбом и кое-какой обстановкой и бормоча себе под нос: «Допустим, я вложил столько-то и столько-то капитала, в таком случае мне причитается столько-то прибыли, и столько-то я смогу инвестировать в новое дело». Наиболее рассудительные пытались воспротивиться этой безумной жажде наживы, и если ситуация складывалась не в их пользу, предпочитали упустить свой шанс, лишь бы сохранить здоровье и семейный очаг, но им не позволяли этого делать, потому что тем самым они прервали бы цепочку спекуляций, скинув с себя ярмо, в которое впрягся весь город. Встречались семьи, менявшие местожительство по семь-восемь раз кряду в течение одного года.

Сказанное совершенно не означает, что вложение денег в подобные игры влекло за собой безусловное и равное для всех обогащение. Как и всякие инвестиции, обещающие скорую прибыль, эти операции содержали известную долю риска. Для успешного ведения дела было необходимо продать за приличную сумму первое построенное в данном районе здание при условии, что его новые владельцы или съемщики привнесут в район атмосферу избранности и утонченности, столь притягательные для людского рода. Порой упоминание какой-нибудь известнейшей фамилии уже само по себе служило гарантией повышения или, наоборот, падения престижности целого района, как это произошло в случае с семьей Гатунес, которая имела, скорее всего, вымышленное имя и приехала сюда из провинции Ла-Манча. Однако никому так и не удалось выяснить, чем занимались, точнее, чем перестали заниматься к тому времени ее многочисленные члены. Достоверно известно лишь одно: с появлением этой семьи спрос на жилье в соседних домах резко снизился, а потом и прекратился совсем. Так как владельцы, заинтересованные в продаже соседних зданий, не смогли помешать Гатунесам ни вселиться, ни аннулировать договор о продаже, они должны были либо возместить Гатунесам стоимость жилья с тем, чтобы они переехали в другой район, либо выкупить у них это жилье за ту сумму, какую им заблагорассудится назвать. Прямо противоположное случилось с несколькими пожилыми парами, приехавшими из-за границы, а именно с экс-консулами, представлявшими в Барселоне некие могущественные страны. А могло быть и так: внезапно исчезала приманка, стимулировавшая приток населения в какой-нибудь квартал в ущерб соседним, – например, сами собой иссякали подземные воды, или железнодорожная компания, обещавшая протянуть в ближайшем будущем ветку до того или иного района, вдруг изменяла свое намерение и оставляла уже заселенные дома в полной изоляции от остального мира. На этом терялись целые состояния. Так как одни причины были случайными, а другие имели злонамеренный характер, то обладание быстрой и достоверной информацией имело исключительное значение. Что касается факторов случайности, то с ними ничего нельзя было поделать, хотя находились и такие, кто в ослеплении алчностью пытался проникнуть в таинства природы. Легковерные горожане обычно попадали в лапы липовых знатоков подземных вод и других мошенников, которые обманными путями приводили их к финансовому краху. Вокруг любителей быстрого обогащения крутилась масса жуликов, якобы имевших друзей или родственников в какой-нибудь строительной компании, муниципалитете или городском совете; этим жуликам давали огромные взятки в обмен на разного рода байки и откровенное вранье. В сентябре 1897 года на этот теневой рынок, полный ловушек и коварных ухищрений, с присущей ему осторожностью проник Онофре Боувила.

Денег, вырученных под заклад фамильных земель, хватило лишь на то, чтобы приобрести небольшой участок в неприглядном месте, явно лишенном какой бы то ни было перспективы, а потому непривлекательном для покупателей. Как только Онофре ухватил его своими цепкими руками, то тут же выставил на торги.

– Уж и не знаю, кто купит у тебя эту пакость? – усомнился дон Умберт Фига-и-Морера, у которого Онофре учтиво спросил совета. Надо сказать, дону Умберту случалось и прежде давать ему рекомендации, но Онофре не последовал ни одной из них.

– Потом посмотрим, – уклончиво ответил он.

Прошло шесть недель, и откликнулся только один потенциальный покупатель, предложивший ему такую же сумму, которая была затрачена на покупку участка. Онофре Боувила презрительно сморщил нос.

– Сеньор, – сказал он потенциальному покупателю, – вы, конечно, решили надо мной подшутить. Эта земля в настоящий момент стоит вчетверо дороже первоначальной стоимости, и цена растет с каждым днем. Если у вас нет более стоящего предложения, то прошу вас более не отнимать у меня время.

Тогда потенциальный покупатель, сбитый с толку подобным апломбом, немного поднял цену. Онофре рассвирепел; он призвал Эфрена Кастелса и приказал прогнать потенциального покупателя взашей. После взбучки претендент задумался: а вдруг сказанное Онофре окажется правдой? «Скорее всего, – предположил он, – эта убогая земля действительно по какой-то неизвестной мне причине может стоить именно столько, сколько он сказал». И тут же осторожно навел справки. Услышанное моментально стряхнуло с него оцепенение: общество с ограниченной ответственностью, торговый дом «Наследники Рамона Морфема», приобрело соседний с владением Онофре Боувилы участок, более того – оно намеревалось в годичный срок перенести туда свой кондитерский цех и все службы. «Проклятие, – сказал он себе, – этот прощелыга успел все разнюхать и поэтому не хочет продавать участок по дешевке; но если слухи достоверны, то в скором времени земля будет стоить уже не вчетверо, а в двадцать раз дороже, чем сегодня. Я буду не я, если не предложу ему другую цену! Однако, – продолжал рассуждать бедный покупатель в совершенной растерянности, – если эти домыслы недостоверны и торговый дом «Наследники Рамона Морфема» не переедет, то тогда что будет стоить этот участок? Ровным счетом ничего – за него не дадут и ломаного гроша. Э-хе-хе! Тяжелое это дело – спекуляция недвижимостью. Но зато как увлекает и какой пробуждает азарт!» Его терзания были оправданы: если бы сведения о переезде торгового дома «Наследники Рамона Морфема» подтвердились, это внесло бы в инфраструктуру города значительные изменения. В конце века в Барселоне не было другого более солидного и уважаемого заведения, чем дорогая кондитерская. Туда не допускали абы кого – чтобы попасть в список клиентуры, иной раз приходилось потратить целую жизнь, значительные капиталы и употребить все свое влияние. И даже Добившись включения в вожделенный круг, клиент подвергался серьезным испытаниям: например, чтобы получить торт, надо было заказывать его минимум за неделю, поднос с набором разнообразных сластей – за месяц, пирог Сан-Жоана[61] – за три или более месяцев, а рождественскую халву – не позже 12 января, то есть чуть ли не за год до праздника. Хотя в те времена в кондитерских еще не устанавливали ни столов, ни