Она спустилась вниз через пятнадцать минут. Меньшиков сидел в черном «Мерседесе», один, за водителя. При ее появлении он вышел из машины и открыл ей дверцу.

– А где Стас? – удивилась Надежда.

– Стас с журналистами. Уже на посту ГИБДД. Только что поступила информация: к гостинице подали четыре автобуса. Карасев и Гроздев тоже появились, но в гостиницу не поднялись. Эвакуацией руководит Гагаркин.

– Что я тебе говорила? – сказала Надежда, усаживаясь на сиденье рядом с ним. – Получается все отлично.

– Дай-то бог, – произнес Евгений и покосился на нее. – А форма тебе идет. Все подошло?

– Ботинки чуть великоваты, но я надеюсь, что мне не придется в них бегать.

– Ты вообще не выйдешь из машины. Да и на комбинате не стоит появляться.

– Почему? Мне интересно, как пройдет пресс– конференция. – Она опять посмотрела на Меньшикова. – А Шведова куда подевал?

– Отправил на комбинат. Ему и вовсе нечего делать при задержании.

– Это понятно. Непонятно другое, почему ты против, чтобы я поехала на комбинат. Не хочешь, чтобы я встречалась со Шведовым?

– При чем тут Шведов? – недовольно буркнул Меньшиков, поворачивая ключ зажигания. – Просто я хотел отправить тебя в Белогорск, чтобы ты отдохнула. Вечером Андрей собирает всех на совещание. Тебе надо выспаться. А то смотрю, побледнела, круги под глазами.

– Спасибо, но я выспалась. Если задержание охранников пройдет без сучка и задоринки, исчезнут и бледность, и круги под глазами.

– Коттедж тебе уже приготовили, – сообщил Евгений, – вещи тоже перевезли и велосипед. Андрей распорядился.

– Коттедж? Я ведь сказала ему, что обойдусь и одной комнатой.

– Но он говорит, что завтра к тебе приезжает дочь.

– Дочь не приезжает, – ответила сердито Надежда. – Я поговорила с ней по телефону и убедила, что делать ей в Белогорске нечего.

– Зря, она хорошо бы здесь отдохнула. И тебе веселее будет.

– Мне и без этого весело, – усмехнулась Надежда. – К тому же я не привыкла к подачкам. Я не считаю нужным, чтобы моя дочь приезжала в Белогорск. И не хочу вести разговоры на эту тему.

– А мне кажется, что ты намеренно выдаешь себя за робота. В смысле, хорошо выполняешь свои должностные обязанности, а личное, дескать, не про тебя.

– Ты прав, когда я работаю, личное для меня не имеет значения.

– Врешь ты все. Ты – обыкновенная женщина, из плоти и крови. Только сознательно ломаешь себя, пытаешься казаться бесчувственной, резкой, неуступчивой. Но я ведь вижу, я почувствовал, как ты среагировала, когда я тебя целовал. Ты хотела меня, такое не скроешь. И сейчас, и тогда, на озере.

– Мне плевать, что ты почувствовал, – неподдельно рассердилась Надежда, потому что он был прав. И среагировала, и хотела. Но никогда не признается этому заносчивому типу, что испытала на самом деле. И произнесла резко: – Я не хочу обсуждать эту тему! Мне она не интересна! – Как она старалась, чтобы голос не дрогнул и не выдал ее с головой, не выказал ее смятение и даже страх. И ей это удалось, потому что у него желваки заходили на скулах, глаза сузились, но с выдержкой у ее соседа все было в порядке. Надежда поняла это по его голосу.

– Не хочешь, не надо, – равнодушно ответил Евгений. Хорошо, что не добавил: «Баба с воза...», этого она бы не простила, но тогда бы совесть ее была чиста, и она смогла бы отточить на нем весь свой арсенал язвительных замечаний. Но он прервал ее мысли, бросив коротко: – Приехали!

Автомобиль вывернул на улицу, которая вела к обсаженной елями городской площади с бронзовым Ильичем в центре, и притормозил у тротуара, метрах в ста от нее. Оказывается, гостиница располагалась неподалеку, на берегу Коржавы. Надежда определила это по вывеске и четырем «ПАЗам», возле которых крутились несколько человек в черной униформе. Но сами автобусы были еще пусты. Надежда посмотрела на часы. Почти десять, журналистам осталось совсем недолго ждать...

Автобусы подогнали не вплотную к крыльцу гостиницы, Евгений объяснил, что въезд на площадь запрещен сегодня с самого утра по причине детского праздника, который состоится здесь после обеда, но она и сама заметила запрещающий знак. Но ее больше заинтересовало другое: чуть дальше за автобусами Надежда разглядела серебристый внедорожник. Она выхватила взглядом крупную фигуру Карасева, он разговаривал с тем самым человеком, который допрашивал ее первым.

– Это Гроздев, тот, который рядом с Карасевым? – спросила она на всякий случай.

– Да, – коротко ответил Меньшиков и поинтересовался: – С ним тоже познакомилась?

– Познакомилась, – пожала плечами Надежда. – Особого впечатления он на меня не произвел.

– Тебе повезло. На самом деле гнида, каких поискать. И все же он – зам, а твой Карасев – начальник. Более ретивый и покладистый в исполнении приказов своего начальства.

– Ты полагаешь, они причастны к покушению на Андрея? Карасев и Стечкин?

– Не полагаю, а точно знаю, что без Карасева здесь не обошлось. А Стечкин вряд ли. Явный слабак, из тех, что без «крыши» чувствует себя ничтожеством. В особо деликатных случаях приказы своим клевретам спускает сам Деренталь, вернее, делает это через Аркана Зурабова, начальника своей контрразведки. Говорят, он служил в морпехе, выше майора не поднялся, но сейчас второй по влиянию человек в «ОсЭле». Официально его должность называется «советник по конфиденциальным вопросам». Вот Андрей и попал под их конфиденцию.

– Знаешь, я допрашивала киллеров, и один признался, что их натаскивал человек в маске с заметным кавказским акцентом.

– Это не доказательство, конечно. Инструктором мог быть кто угодно, но я не исключаю самого Зурабова. Андрей – слишком лакомый кусок, чтобы он решился доверить это дело кому-то другому. Но он же не знал, что на его пути встанет баба-милиционер. Да еще с такими задатками!

– Какая я баба? – возмутилась Надежда. – Бабы на базаре семечками торгуют.

– На базаре и женщины тоже попадаются, – отозвался Евгений, – но про бабу я совсем не в обиду сказал. Ты неожиданно смешала их планы. Они все просчитали, но не учли одного, что ты бросишься на выручку Андрюхе. Я до сих пор не понимаю, зачем ты выскочила из поезда?

– Это к делу не относится, – нахмурилась Надежда. – И мне не хочется об этом вспоминать.

– Зато Зурабову ты подножку подставила. Представляю, сколько стульев он переломал.

– Стульев? – удивилась Надежда. – Зурабов ломает в ярости стулья?

– Еще как! Хватает за спинку и с размаху лупит в стенку или о стол. Бывает, и в сотрудников швыряет, и в окна. Горячий парень! Бабуин кавказский! Ты ему такую песню испортила! Этого он не простит. Думаю, Карасева ждут крупные неприятности, особенно, если Аркан узнает, что генерал отпустил тебя. А если еще парней задержат и поместят в ИВС... – Он бросил быстрый взгляд на Надежду. – Тебе его не жалко?

– Кого?

– Карасева, кого! Зурабов по твоей вине с него три шкуры спустит.

– А тебе что с того? Что сделано, то сделано! Я давно ни о чем не жалею. Если б я все время мучилась угрызениями совести, то не служила бы в оперативном подразделении.