Неожиданно на глаза вновь навернулись слезы. Людмила быстро-быстро заморгала, чтобы не дать им пролиться. Да, милиционер не так прост, как показалось на первый взгляд. Он привык командовать, приказывать и не особо считается с чужим мнением. И это, видно, уже в крови, как и упрямство, от которого впору свихнуться. К чему она и сама неуклонно стремится, пытаясь доказать себе и ему нечто недоказуемое, то, что лежит на поверхности и от чего ей уже не спрятаться, как бы она ни пыталась это сделать.

Она вздохнула, закрыла входную дверь и, привалившись к ней спиной, ощутила вдруг дикую усталость, накопившуюся в ней за весь этот очень длинный и очень печальный день. «И ночь!» – подумала она и, опустившись на пол, обхватила колени руками, уткнулась в них лицом. Слишком много всего произошло за это время. И хорошо, что завтра ей не идти на работу, а Славка вернется только послезавтра. Ей надо побыть одной, чтобы немного привести себя в чувство и примириться с неизбежным: с Вадимом у нее все кончено, даже если он вдруг решит отказаться от американки, и с Денисом вряд ли что получится. Пожалуй, подполковник сейчас больше нуждается в наморднике, чем в ее объятиях. Она вспомнила его печальный и измученный взгляд, скользнувший по ней в тот момент, когда она передала ему пачку сигарет. И неожиданно сердце опять сжалось от нежности к нему и от чувства стыда за то, что она так гнусно и безжалостно обошлась с человеком, с которым ей совсем недавно было так хорошо, что она едва не сказала ему о своей любви… Людмила с остервенением стукнула мокрым от слез кулаком по ножке кухонного стола и вскрикнула от боли. Она совершенно забыла об ушибленном локте. Но эта боль не только привела ее в чувство. Она явственно поняла, что с первой минуты, как они встретились, Барсуков подобно торпеде вторгся в ее жизнь, и уже нет от этого никакого спасения, потому что, как ни сопротивляйся, как ни отговаривай себя, она все- таки любит его. И любит так, как никогда и никого в своей жизни не любила.

– Нет, это точно не Эгерлы. – Денис еще раз внимательно вгляделся в фотографию. – А что Кочерян говорит по этому поводу?

– Говорит, что не уверен, столько времени прошло. Тот с усами был и возрастом постарше. Лет сорока пяти или около того. А Эгерлы по документам двадцать восемь. Разница существенная, – пояснил Дробот и пододвинул к Денису тонкую серую папку. – Тут все, что я сумел узнать о Потрошилове, и его личные показания о том, как он нашел этот «маузер» в тайге, а потом продал его Цымбарю… Противоречий в показаниях того и другого обнаружить не удалось… Но вот одно обстоятельство мне показалось подозрительным… – Стас вытащил сигарету из пачки, но не закурил, задумчиво повертел в руках и положил на край пепельницы. – Фотографию Эгерлы я намеренно оставил на столе рядом с собой, и Потрошилов все время пытался ее рассмотреть, тянул шею, глазом косил и, похоже, даже обрадовался, когда я предложил ему взглянуть на нее и спросил, знает ли он этого гражданина. «В первый раз вижу, гражданин начальник», – говорит, а сам пот платком со лба вытирает, сукин сын, глазки туда-сюда, туда-сюда бегают, и фотографией тут же перестал интересоваться, поскучнел, посмурнел, бедный… Чует мое сердце, встречался он с этим турком, Денис.

– Пока это только предположение, а его к делу не пришьешь. – Денис открыл папку, всмотрелся в две мужские фотографии. На одной – выдворенный из страны любитель сапсанов Мустафа Ашкерен, на другой – Асхат Эгерлы, пропавший краевед из города Мараш. – Отдай-ка обе фотографии нашим криминалистам, пусть посмотрят. Может, и углядят что-нибудь. – Денис потер висок и исподлобья посмотрел на Дробота. – Ответ из Интерпола пришел на наш запрос?

– Сегодня утром в министерстве забрал, – вздохнул Дробот. – Отпечатки пальцев и справка лечащего врача-стоматолога. Вот и вся информация.

Денис усмехнулся:

– Прекрасная информация. Лучше некуда информация. Вот и отработай ее по тому трупу, что осенью из водохранилища подняли. Афимовича потревожь, а то, смотрю, в последнее время мы ему маловато работы подбрасываем.

– Накаркаешь, Денис Максимович. – Стас забрал папку и поднялся со стула. – Потрошилову подписку о невыезде оформляем или как?

– Или как. Отпускай его пока. Никуда он от своего дома с блестящей крышей не денется.

– Денис. – Дробот остановился на пороге и, непривычно замявшись, произнес: – Приходи в гости вечером после работы. Антонина грозилась какой-то особый пирог состряпать.

– Пирог? – Денис поднял глаза от бумаг и тут же опустил их. – Спасибо, но я обещал поиграть с Костей в шахматы. Они с дедом и Славкой какой-то там турнир затеяли и меня включили. Вот теперь по вечерам по очереди каждому из них проигрываю. Может, сегодня очко у сына отыграю.

– Ну смотри. – Стас покачал головой. – Все причины ищешь, чтобы с ней не встречаться?

– Что ты имеешь в виду? – Барсуков нахмурился. – Не жмись, говори прямо, тебя Антонина заставила меня на пирог пригласить?

– Было дело, заставляла, но я ведь тоже не слепой. Вижу, что маешься, места себе не находишь…

– Ты это брось! – рассердился Барсуков. – Не выдумывай того, чего нет. Иди-ка лучше к себе и займись справкой по Эгерлы. А мне предоставь самому решать свои проблемы.

Стас пожал плечами, кто ж тебе, дескать, мешает, и молча закрыл за собой дверь.

Денис снова потер пальцами виски, встал из-за стола и прошелся взад-вперед по кабинету. Развел несколько раз руки в стороны, разминая затекшую спину, и опять вернулся к столу.

Но тут вновь открылась дверь, и показалась голова секретарши Натальи Борисовны.

– Денис Максимович, уже двадцать пятнадцать, можно мне идти домой?

– Идите. – Денис посмотрел на часы. – А я еще поработаю. Скажите Сергею, чтобы довез вас, а то, похоже, опять запуржило?

– Запуржило, – вздохнула Наталья Борисовна. – Ни зги не видно. – Она перешагнула через порог и немного смущенно проговорила: – Я тут с собой на обед пирожков приносила, но закрутилась, так и не съела их. Может, чаю вам поставить, попьете с пирожками-то?

– Спасибо, Наталья Борисовна. От пирожков не откажусь, а вот чай сам поставлю, а вы езжайте домой, а то поздно уже. – Денис вновь посмотрел на часы. – А я поработаю еще часок.

Секретарша вздохнула.

– Не жалеете вы себя, Денис Максимович. Сегодня не иначе с семи утра работаете? И вчера допоздна сидели… И не евши все. – Она покачала осуждающе головой. – Испортите желудок… – Она замолчала на секунду и совсем уж смущенно произнесла: – По правде-то, не мои это пироги, принесли их вам, и еще… голубцы, кажется…

– Голубцы? – опешил Денис. – Какие еще голубцы?

– Обыкновенные. С мясом. В кастрюльке, еще горячие. – И торопливо, словно боясь, что ее сейчас выдворят из кабинета, спросила: – Так включать чайник или нет?

– Постойте, Наталья Борисовна. – Денис вышел из-за стола и, заложив руки за спину, остановился напротив секретарши. – Объясните мне популярно, кого вдруг так сильно озаботили проблемы моего желудка?

– Я не могу сказать. – Женщина покраснела и отвернулась.

– А если я прикажу?

– Нельзя так. – Наталья Борисовна умоляюще посмотрела на него. – Я думала, вы сами догадаетесь, но если не знаете, то я… – Она нервно сглотнула и оглянулась на дверь. – То я лучше хозяйке верну…

– Верните, – сухо сказал Барсуков и снова прошел к столу. Слегка нахмурив брови, окинул секретаршу суровым взглядом. – И передайте, пожалуйста, известной вам особе, что я привык ужинать дома, а не в кабинете. И о здоровье собственного желудка как-нибудь сам позабочусь. – Последние слова прозвучали особенно резко. Секретарша заметно съежилась, торопливо попрощалась и скрылась за дверями кабинета.

Денис озадаченно хмыкнул. Кому ж из милых сельских дам пришло вдруг в голову заботиться о нем? То, что это не Людмила, сомнений у него не вызывало. Не в ее характере бегать с судками по приемным, да еще окружать это тайной за семью печатями, вступать в сговор с секретаршей, заставлять ее краснеть перед строгим начальством. Он покачал головой. Детские игры какие-то, но почему вдруг серьезная и неприступная Наталья Борисовна решилась потакать чьим-то глупостям? Он опустился в кресло и тут же попытался выбросить все посторонние мысли из головы. Но неожиданно для себя поднялся на ноги и стремительно подошел к окну.