и сделал. Он высадил меня у станции метро «Кэмден-Таун».
– Почему вы передумали?
– Я решил поехать в кинотеатр «Голливуд», который часто посещала Ева.
Брок пристально посмотрел на Старлинга, никак его слов не комментируя.
– Я поехал в кинотеатр «Голливуд», – сказал наконец Старлинг, – чтобы выяснить, нет ли там Евы.
– Объясните этот пункт вашего заявления, – тихо сказал Брок.
– Я подумал, если за всем этим стоит Ева и ей поэтому надо скрываться, то, вполне возможно, она прячется в темноте кинозала, да еще и удовольствие при этом получает: смотрит свои любимые фильмы. – Старлинг одарил Брока печальным взглядом. – Глупая мысль. Ее, конечно же, там не оказалось. И мне стало стыдно: ведь я позволил себе в ней усомниться. Потому-то я вам об этом и не сказал.
– Но из всех мест, где она могла быть, это представлялось вам наиболее перспективным?
– Точно так.
– Как вы думаете, она с кем-нибудь там встречалась?
Сэмми от душевной боли на мгновение прикрыл глаза. Впрочем, могло статься, что он просто моргнул.
– Если она с кем-то и встречалась, то мне думается, что там. Впрочем, я могу и ошибаться.
– Мы уделим этому месту повышенное внимание. Что-нибудь еще?
– «Что-нибудь еще»? – Старлинг снова запрокинул голову и тяжело вздохнул. – Но почему, мистер Брок? Почему эти люди так поступили? С Евой? С канадским пакетом? Они что – взяли себе за правило уничтожать все прекрасное?
Брок опустил голову и промолчал. Кэти в очередной раз подумала, что вид у него весьма удрученный. Казалось, он знал об этом деле больше, чем Старлинг, и это знание оптимизма ему не внушало.
В дверь постучали; в комнату вошел человек в рубашке с короткими рукавами и передал Броку письменное сообщение. Брок прочитал его и медленно поднялся на ноги.
– На этом сделаем перерыв, Сэмми, – сказал он со вздохом. – Я прерываю допрос в… – он посмотрел на часы, висевшие над столом, – один час восемь минут. Время ленча, Сэмми, воскресного ленча. Где вы будете есть?
Старлинг с удивлением на него посмотрел. Хотел было сказать: «Дома», – но потом заколебался.
– Я бы не советовал вам возвращаться домой. Сейчас в вашей усадьбе прохода нет от репортеров и телевизионщиков.
Осознав сказанное, Сэмми поник и словно стал ниже ростом.
– Как вы смотрите на то, чтобы навестить мистера и миссис Купер? – высказал предложение Брок.
Старлинг ненадолго задумался.
– Что ж… я полагаю…
– Хотите им позвонить? Мы можем отвезти вас к Куперам прямо из дивизиона и отрядить человека к вам домой, чтобы он взял вещи, которые могут вам понадобиться. Что, если этим займется Марианна? Она сейчас находится у ваших соседей, но скоро пресса об этом пронюхает и нагрянет туда. Ну так как – нам отвезти ее к Куперам?
– Не думаю… не думаю, что в этом есть смысл. Я знаю людей, имеющих отношение к португальскому посольству, которые дружны с семьей Евы. Возможно, они позаботятся о ней…
Брок, возвышавшийся словно башня над маленьким и поникшим Старлингом, провел его к двери. Когда дверь распахнулась, Брок сделал шаг в сторону, чтобы пропустить его вперед. Старлинг посмотрел на него снизу вверх и сказал:
– Это может случиться с кем угодно и когда угодно, мистер Брок. Не забывайте об этом.
– О чем это вы, Сэмми?
– О том, что человек в любой момент может лишиться всего, что у него есть. Мы просто мешки с картошкой, на короткое время оживленные. Мы ни над чем не властны и ничем не управляем.
Брок с удивлением на него посмотрел, но ничего не сказал.
– Это и с вами может случиться, мистер Брок. Возможно, сегодня днем. Или завтра. Или на следующей неделе.
Он повернулся и вышел из комнаты.
На другом мониторе Брен пытался разговорить чрезвычайно некоммуникабельного Марти Келлера. В ответах бывшего инспектора полиции не чувствовалось ни на гран скрытой агрессии или хотя бы протеста, а в лице и тоне сквозили лишь пассивность, полнейшая отрешенность и равнодушие к происходящему, которые подметил в нем Брен, когда несколькими днями раньше вел за ним наблюдение. При всем том глаза Келлера жили, казалось, какой-то своей отдельной жизнью. Их взгляд метался по комнате для допросов, исследуя малейшие изменения в ней с тех времен, когда он сам беседовал с задержанными десятью годами раньше. Его взгляд не задерживался лишь на одном объекте в этой комнате – на Брене.
– У вас проблемы, мистер Келлер? – сказал Брен, у которого подобная манера поведения задержанного вызывала раздражение.
– Извините?
– Вы не смотрите на меня. Это что – представляет для вас проблему?
– Проблему? Нет, – сказал он, но продолжал смотреть на стол прямо перед собой.
Брен глубоко вздохнул.
– Вступали ли вы в какой-либо форме в контакт с мистером Сэмюелем Старлингом или с кем-либо из членов его семьи в течение последних шести месяцев?
Келлер покачал головой.
– Прошу вас дать словесный ответ.
– Нет, не вступал.
– Вы не видели его, не писали ему писем, а также не посещали его частных владений и не встречались с его женой за указанный период?
– Нет.
– Вступали ли известные вам люди в контакт с мистером Старлингом или его женой за этот период?
Келлер некоторое время обдумывал этот вопрос.
– Нет. – Казалось, его нисколько не интересовало, почему ему задают все эти вопросы.
– Вы в этом уверены?
– Уверен.
– Вы просили кого-нибудь за последние девять лет, начиная с июня 1988 года, когда вас признали виновным в совершении определенных уголовно наказуемых деяний, сообщать вам о местопребывании, деятельности и жизненных обстоятельствах мистера или миссис Старлинг?
Келлер поднял глаза к потолку.
– Это слишком широкий вопрос. – Даже однократное изменение в системе односложных отрицательных ответов явилось, по мнению Кэти, облегчением для Брена.
– Да, это широкий вопрос. Ответьте на него, пожалуйста.
– Ну, я вполне мог спросить брата о том, что поделывает Старлинг, особенно в первое время. Пока не потерял к нему интерес.
– Как давно вы потеряли к нему интерес?
– Ну, может, четыре… пять лет назад.
– Почему?
– Просто с течением времени начинаешь понимать, что важно, а что – нет. Сэмми Старлинг стал неважен для меня.
– А что важно для вас, мистер Келлер?
Созерцавший потолок Келлер, избегая смотреть на лицо Брена, медленно опустил взгляд, который в конце концов уперся в пол.
– Прожить сегодняшний день.